16 мая 2007 г.
Александр Сокуров: "Поездка в Канн – это работа, и весьма непростая"
Текст: Ольга Шервуд
Конкурсный показ картины Александра Сокурова "Александра" (2007) на Каннском фестивале пройдет 24 мая на вечернем сеансе, перед этим состоится пресс-конференция. Представители съемочной группы прибудут в Канн днем раньше.
Накануне открытия 60-го Каннского фестиваля режиссер Александр Сокуров еще раз рассказал о своем отношении к фестивальному движению как таковому и о своей новой работе.
— Александр Николаевич, ваши картины приглашаются в конкурс самыми престижными киносмотрами мира, а вы уже много лет говорите о том, что фильмы не могут соревноваться.
— Безусловно, сама форма конкурса давно изжила себя. Как можно определить, какой режиссер сделал фильм лучше, а какой хуже, особенно если собраны безусловные мастера? Каждый сделал тот фильм и так, как смог в конкретных обстоятельствах.
— Но крупные фестивали всегда горды открыть новое имя, и они выискивают по всему миру талантливых дебютантов.
— Да, вот им это может быть полезно, — новичкам, которые нуждаются в рекламе, в пиаре, в такого рода поддержке.
— Это относится к Андрею Звягинцеву с его второй работой "Изгнание"? Вы считаете, что его успех в Венеции с "Возвращением" (2003) надо закрепить, чтобы он не казался случайным?
— Безусловно. Режиссер и его продюсеры очень нуждаются и в каннской победе. И я не сомневаюсь, что судьба этого фильма в самом хорошем смысле этого слова предопределена. И заранее поздравляю моих коллег-соотечественников с победой. Хотя мне кажется, что присутствие в основном конкурсе и нашего фильма, и фильма "Изгнание" — принципиальная ошибка отборочной комиссии. Впрочем, конкурсную программу Канна составляет самая известная и уважаемая отборочная комиссия в мировом кино. Эти люди имеют право даже на, возможно, тенденциозный взгляд.
— Говоря о победе Звягинцева заранее, вы имеете в виду именно то внимание, которое уже оказано картинам, попадающим в конкурс, и которое помогает им выйти в прокат многих стран? Вы же не устаете повторять, что соглашаясь каждый раз на конкурс, действуете в интересах продюсеров.
— Это так. Продюсер дает собственные деньги и привлекает еще чьи-то для того, чтобы я снял свою картину. Он должен деньги вернуть. Моя обязанность всемерно помочь в этом. В этом смысле я рад за своего продюсера Андрея Сигле — его картина участвует в конкурсной программе знаменитого фестиваля, что для решения прокатной судьбы этого скромного фильма важно.
— Сама поездка в Канн для вас — отнюдь не развлечение?
— Да, это работа, причем весьма непростая. Фактически я приезжаю на два-три дня, которые заняты бесконечными интервью. Я не выхожу из гостиницы. Даже море вижу только с балкона, если ничто не загораживает. Так было каждый раз, когда работы нашей группы были в Канне. И с каждым годом ситуация усугубляется. Бывает до двухсот журналистских заявок, не считая телевизионных групп.
— Что вы можете сказать о приглашении фильмы "Александра" в конкурс нынешнего Канна?
— Могу повторить, что я этим приглашением удивлен. Это абсолютно негромкая картина. Все уже знают, что там речь идет о приезде бабушки к внуку, который служит в армии в Чечне. Скромная, даже слишком скромная картина для такого я, бы сказал торжища, как Канн. Фильм камерный, абсолютно личный. Не коммерческий. Даже — совсем не европейский.
— Все еще донимают вас вопросом о политической подоплеке картины.
— Эти люди не знают наших работ. Политика меня не интересует, это слишком грубая и мелкая, примитивная материя. Это фильм о том, что война закончилась. И о том, что люди могут понимать друг друга. И что надо продолжать жить.
— Вы называете картину "личной", поскольку в ней говорится, в частности, о мужчинах на военной службе, о жизни в армии, о самочувствии родных, — а вам, как сыну военного, это все хорошо известно?
— Отчасти так.
— Сценарий, который вы впервые написали сами, читался как очень сильное по эмоциям произведение. Признаюсь, я почти плакала. Причем никакой, так сказать, видимой трагедии в картине нет.
— Да, в фильме "Александра" нет выстрелов, нет трупов, нет насилия. Это размышление о способности людей понимать друг друга. Обо всем лучшем, что есть в человеке. Мне хотелось сказать, что для человека главное — человек. И нет большей ценности, чем добро, понимание, тепло человеческого взгляда. Пока мы живы, у нас всегда есть шанс стать лучше и исправить ошибки. Этот шанс есть у всех. У каждого.
— Может ли государство исправлять свои ошибки?
— Знаете, я много раз говорил с Борисом Николаевичем Ельциным о чеченской проблеме, умолял его ни при каких обстоятельствах не начинать крупномасштабную войну в Чечне. Но начавшийся там мятеж против России развязал руки сторонникам военного решения проблемы. Мы переживаем эту ситуацию и ее последствия до сих пор. И мира нет у нас. Я устал от давящего на меня чувства страха за судьбу моей родины, моих соотечественников. Эта тревога разрушает меня, не дает так необходимого спокойствия и сосредоточенности. Люди сами разрушают и искусство, превращая кинематограф в визуальный товар.
— Есть ли у вас надежда, что картину правильно воспримут в Канне?
— Не сомневаюсь в том, что фильм не будет принят. "Александра", повторю, маленький, камерный фильм, совсем не представительский. Весь предшествующий опыт моего участия в Каннском фестивале говорит о том, что мое творчество совсем не интересно здесь. Зачем, для чего Канну Сокуров? Ни один состав жюри не поощрил мою работу. И они в своей иронии правы, в пятый раз работа моего коллектива в конкурсной программе и все повторится. Я хорошо помню, как был воспринят здесь довольно яркий и новаторский "Русский ковчег" (2002)...
— ...который потом собрал более семи миллионов долларов в мировом прокате.
— А в Канне он был принят даже, я бы сказал, агрессивно. Шансов у "Александры" нет. Работа нашей группы неинтересна и подавляющему большинству отечественных кинематографистов. Это отмечает и чувствительная ко всяким наградам российская киносреда.
— Ну, мы же не о наградах говорим...
— Конечно же, дело совсем не в них, я уже давно могу не думать об этом. Я говорю о том, следует ли думать о своей художественной судьбе тем молодым кинематографистам, которые наблюдают со стороны за судьбой их более опытного и известного коллеги? Готовы ли они бороться за свое индивидуальное видение и дальше, если год от года видят вот такое отсутствие поддержки художественного автора даже в Канне?
— Не могу не спросить о Галине Павловне Вишневской, хотя в последнее время Вы много говорили уже о ней и в связи с "Александрой", и в связи с фильмом "Элегия жизни. Ростропович. Вишневская", и в связи с огромным горем — кончиной вашего старшего друга Мстислава Ростроповича.
— Да, я много лет мечтал снять фильм, где Вишневская была бы в главной роли. Я считаю Галину Павловну выдающейся драматической актрисой. Сценарий "Александры" написан для нее. Если бы она не смогла сниматься, я бы не стал делать эту картину вообще. Потому что аналогов Вишневской нет. Это человек с огромным драматическим опытом жизни, женщина уникальной красоты. Она в состоянии создать некий обобщающий образ. Не сладкий, без суеты. Она провела молодые годы в блокадном Ленинграде. И знает ничтожную цену войне и великую цену мира.
— Известно, что вы теперь собираетесь вплотную заняться четвертым, завершающим тетралогию о власти, фильмом — "Фауст".
— Работа над этим проектом потихоньку шла все эти годы (после "Солнца" (2005)), хотя и трудно, и с перерывами, так как я был занят и "Александрой", и документальной двухчасовой картиной "Элегия жизни" о Ростроповиче и Вишневской, и постановкой оперы в Большом театре. Это в буквальном смысле слова Фауст, а не фигуральное именование какого-то конкретного исторического персонажа. Я пытаюсь дочитаться до глубинного смысла произведения Гете. Это очень тяжело. Этот замысел пока только в начале пути. Я хочу еще больше погрузится во внутреннее пространство души человека. Моя любовь к человеку столь велика, мое сочувствие и печаль настолько пронзительны, что боюсь — мне просто не дадут этого сделать. Я, как и многие, окружен цинизмом, ненавистью, ожесточенностью, комплексами.
