"Мушетт"
| Название фильма: | Мушетт |
|
|
| Страна-производитель: | Франция | ||
| Английский: | Mouchette | ||
| Жанр: | драма | ||
| Режиссер: | обер Брессон (Robert Bresson) | ||
| В ролях: | Жан-Клод Жильбер (Jean-Claude Guilbert), Мари Кардинал (Marie Cardinal), Надин Нортье (Nadine Nortier), Поль Эберт (Paul Hebert), Жан Вимене (Jean Vimenet) | ||
| Год выпуска: | 1967 | ||
| Наша оценка: | |||
| Купить | |||
|
|
||||||||
Сюжет и комментарий
Мушетт — девочка-подросток, живет вместе с пьющими отцом и братом, умирающей матерью и десятимесячным младенцем в покосившейся лачуге, ходит в обносках, неохотно посещает школу, выполняет тяжелую домашнюю работу и ненавидит весь Божий мир.
Единственный человек, которого она выделяет из всех окружающих, — сосед-охотник, немытый, заросший щетиной эпилептик.
По мотивам повести католического писателя Жоржа Бернаноса. То есть, по словам киноведа Виктора Божовича, "в кругу понятий религиозного сознания - "грех", "искупление", "предопределение", "благодать" и т.д." Мушетт - девочка-подросток из бедного квартала, живет вместе с пьющими отцом и братом, умирающей матерью и десятимесячным младенцем в покосившейся лачуге, ходит в обносках, неохотно посещает школу, выполняет тяжелую домашнюю работу и ненавидит весь Божий мир, подобно забитым персонажам Достоевского и Леонида Андреева...
Рецензия
Одна из центральных работ классика авторского кино, картина Робера Брессона "Мушетт" снята, как и, может быть, лучший фильм режиссера, "Дневник сельского священника", по мотивам повести католического писателя Жоржа Бернаноса. То есть, по словам киноведа Виктора Божовича, "в кругу понятий религиозного сознания - "грех", "искупление", "предопределение", "благодать" и т.д." ("Первый век кино". М.: Локид, 1996. С. 207). В данном случае речь идет о "предопределении", что, кстати, лишний раз подчеркивается довольно жестокими эпизодами охоты на куропаток и зайцев, наблюдаемой главной героиней фильма. Мушетт - девочка-подросток из бедного квартала, или какого-то предместья (где именно происходит действие, из фильма понять невозможно), живет вместе с пьющими отцом и братом, умирающей матерью и десятимесячным младенцем в покосившейся лачуге, ходит в обносках, неохотно посещает школу, выполняет тяжелую домашнюю работу и ненавидит весь Божий мир, подобно забитым персонажам не столько даже любимого режиссером Достоевского, сколько, я бы сказал, Леонида Андреева. Единственный человек, которого она выделяет из всех окружающих, - сосед-охотник, немытый, заросший щетиной эпилептик, конфронтирующий с другим соседом-охотником, особенно неприятным Мушетт. С ним-то, эпилептиком, проводит девочка единственную в своей короткой жизни ночь любви, в лесной сторожке, в бурю, будучи практически изнасилована этим то ли Ставрогиным, то ли оборванцем, как бы сошедшим со страниц романа Эмиля Золя. Отсылающему зрителя к "Королю Лиру" роковому урагану предшествует тяжкое утро девочки (окрики и оплеухи похмельного отца, мучения и ожидание смерти в глазах матери, требовательные вопли голодного младенца), не менее трудный день (школьный урок, где под оскорбительное хихиканье более благополучных одноклассниц учительница пения зуботычинами вколачивает в Мушетт основы музыкальной грамоты, и перемена во дворе, во время которой загнанный зверек в изношенном черном платье, прячась в овраге, забрасывает комьями грязи прихорашивающихся и сплетничающих соседок по парте, чем, однако, вызывает не ответный огонь с их стороны, а еще большее презрение к ней, маленькому озлобленному изгою) и вечер, казалось бы, приносящий ребенку некоторую отраду. Однако и минутное развлечение в игровом павильоне на пожертвованную доброхоткой мелкую монету оборачивается для девочки рукоприкладством со стороны шатающегося здесь же, похоже, в поисках мелочи на выпивку отца. Виноватая, как Иов, без вины и не без вины (поскольку дичится, мстит как умеет обидчикам, не принимает с благодарностью пожертвования от тех, кто богаче, то есть в гордыне своей не подставляет другую щеку, наконец, совершает грехопадение), униженная и оскорбленная, молчаливая, замкнутая (в картине вообще крайне мало диалогов, а лучшие сцены происходят в полном молчании) девушка-ребенок идет домой, где ее ждет все та же беспросветная нищета и безысходный тяжелый труд, но, увидев того, к кому испытывает, кажется, самой ей неосознаваемое влечение, сворачивает вслед за ним в лес. Там, прячась под деревом от разверзшихся небесных хлябей, Мушетт наблюдает сцену жестокой драки между двумя соседями, чуть было не закончившуюся смертоубийством, да вместо того в совершенно натуралистическом духе перешедшую в совместное истребление баклажки с можжевеловой. А затем, будучи обласкана и напугана тем, за кем шла в лес, теряет невинность на земляном полу грязной сторожки. Наутро мать Мушетт умирает, девочка выходит из дому с помятым бидоном, чтобы купить молока для младенца, испытывает новые, оскорбительные для ее подпольной гордыни унижения, вызванные благодеяниями жалостливых соседок, встречается с соперником своего любовника, выслушивает от него руководство поведения на возможных допросах в жандармерии, потому что любовник то ли бежал, то ли убит, спустя несколько минут видит этого самого любовника, равнодушно проезжающего мимо нее на тракторе, и кончает с собой, скатываясь с пригорка в пруд. Бедная Лиза? Отнюдь. Скорее тот самый ребенок, слезинки которого не стоят все мировые катаклизмы. Только вот как быть с красотой, что должна спасти мир? Беспросветная эта киноновелла, напоминающая более всего русскую прозу натуральной школы, сделана с филигранной точностью, скупыми средствами, сыграна, как всегда у Брессона, непрофессиональными исполнителями очень правдиво и неброско, словом, в полной мере обладает всеми признаками, свойственными классическому искусству. За исключением декадентской, или, лучше сказать, маньеристской идеологии. Внимательного зрителя кинематограф Брессона захватывает и настораживает одновременно. Безусловно гуманистическая драматургия его картин как бы подавляется особенным, свойственным, пожалуй, только этому мастеру, видеорядом, в котором весь мир кажется узким, низким, каким-то свернутым замкнутым пространством, серой затхлой коробкой, тюрьмой. Густонаселенной каторжной тюрьмой, как в "Мушетт", или одиночной камерой, как в "Дневнике сельского священника". Последнее, впрочем, не столь важно. Важно, что ни из той, ни из другой выхода на свет нет. Есть лишь исход - в смерть. Последнее, думается, и отличает гениального французского режиссера от столь любимого им Достоевского, самые мрачные подполья которого освещал все же неистребимый свет надежды. Именно так. И веры в Бога, и любви к человеку, то есть гуманизма, Брессону не занимать. А вот безнадежность рождает беспросветность. Лучше всего суть творчества Робера Брессона, по-моему, определил Виктор Божович (Там же. С. 206): "Время неумолимо, каждый персонаж (картин Брессона. - В.Р.) захлестнут его петлей намертво. Однажды у режиссера спросили, почему в его фильмах постоянно повторяется тема тюрьмы. "Я этого не замечал, - ответил Брессон и тут же добавил: - Может быть, потому, что все мы узники"... Все... узники, каждый замкнут не только извне, но также изнутри, в своем особом, для других недоступном мире". Попытки прорваться за стены своих одиночек редки и безуспешны. Мушетт, впрочем, и не пытается, по крайней мере, осознанно. Ведь она еще ребенок, другой жизни не видавший. Ребенок, родившийся в тюрьме, единственный выход из которой - исход в смерть.
В. Распопин
