Описание фильма

"У самого синего моря"   

	сюжет и комментарии	интересно

Сюжет и комментарий

Во время шторма на Каспийском море гибнет судно. Двух пассажиров, Алешу и Юсуфа, спасают рыбаки с ближайшего острова. Молодые ребята находят временный приют в рабочем поселке и включаются в трудовую жизнь рыболовецкой бригады. Встретив и полюбив дочь рыбака Машеньку, закадычные друзья становятся соперниками. Но девушка любит своего земляка — и с нетерпением ждет его возвращения из армии.

     В этом фильме Барнета продолжает дальнейшие поиски в области творческого использования шумов и музыки. Название фильма - "У самого синего моря" - отсылает нас к Пушкинской "Сказке о рыбаке и рыбке". В современной сказке, которую рассказал Борис Барнет - все молодое: и герои, и их любовь, и колхоз, в котором они работают, истрана, в которой они живут, и боевой дух жителей этой большой страны. Эта история реальна, и все-таки она сказочна, как мир сказок Александра Грина. Потому что не бывает на самом деле такого соленого моря, такого ослепляющего солнца, такого веселого ветра и таких отрытых нараспашку молодых людей, какими запечатлел их режиссер Барнет. 

      Барнет был недооценен своими современниками. Однако, судя по стенограмме обсуждения фильма «У самого синего моря», состоявшегося в Доме кино 1 апреля 1936 года, всё они чувствовали и о многом догадывались.  Вот драматург Михаил Папава критикует режиссера Барнета и сценариста Климентия Минца за их приверженность «полутонам» (в режиссерском и драматургическом, а отнюдь не только в визуальном решении фильма): «Если вся вещь построена на этих полутонах, она и производит впечатление неглубокой вещи». Слово «импрессионизм» — наиболее подходящее к подобной эстетике «полутонов» определение — Папава ни разу в своем выступлении не произносит. Может, потому, что  в те дни подобное сравнение прозвучало бы как обвинение. Однако  сегодняшние исследователи гордятся своим открытием — идеей сопоставить киномир Бориса Барнета с живописью французских импрессионистов и с импрессионистским по своей природе кинематографом Жана Ренуара. В речи Михаила Папавы словосочетание «лирическая новелла» вдруг заменяется «абстрактной новеллой». Все верно, киномиру Барнета действительно свойственна некая абстрактность, она проявляется в его небрежении законами драматургии, в многочисленных нелепостях в сюжете его фильмов, в характерах его персонажей — людях не от мира сего. Папава объясняет абстрактность происходящего в фильме «У самого синего моря» данью литературной традиции приключенческих романов о кораблекрушениях. Он не может от этого свойства фильма просто взять и отмахнуться — вероятно, догадывается: где-то здесь, в этой самой абстрактности, замыкающей киномир Барнета в самом себе, и заключается его кинематографическая загадка.   

 Драматург Всеволод Вишнеский: «У нас от старого времени <…> осталась эта агитпроповская установка: все это точно разместить, приспособить. Жизнь как-то мощнее, проще и радостнее. В этом фильме есть костяк: вышли два парня на море, увидели женщину и создается какой-то интерес. Это меня взволновало». 

    На фоне социально-озабоченных персонажей кинематографа 30-х годов счастливые своим индивидуализмом герои «У самого синего моря», казалось бы, должны были возмущать современников. «Наряду с умением умирать, надо показать это умение радоваться жизни» — делает свой неожиданный вывод из фильма режиссер Алексей Дубровский, и тем самым уравнивает в правах легкомысленных персонажей Бориса Барнета и героев «партийных» фильмов, чья главная функция — жертвовать собой во имя великой идеи. Дубровский видит ценность барнетовских героев именно в их беззаботности, в ощущении безоблачного счастья. Но до какой же степени талантливо должна быть воссоздана на экране эта беззаботная Жизнь, чтобы по силе своего воздействия оказаться равной героической Смерти?!