"Свадьба Туи"
| Название фильма: | Свадьба Туи |
|
|
| Страна-производитель: | Китай | ||
| Английский: | Tuya de hun shi / Tuya's Marriage | ||
| Жанр: | драма | ||
| Режиссер: | Ван Цяньань | ||
| В ролях: | Юй Нань, Батер, Сень'ге, Чжая | ||
| Год выпуска: | 2006 | ||
| Наша оценка: | |||
| Купить | |||
|
|
|
|||||||||||
Сюжет и комментарий
На юго-западе китайской Внутренней Монголии состояние окружающей среды постоянно ухудшается из-за активной промышленной экспансии. Правительство вынуждает местных монгольских скотоводов отказываться от кочевой жизни, переселяет их в окрестности больших городов и превращает в обычных крестьян.
Туя не хочет покидать родное пастбище и продолжает жить в суровых условиях вместе с мужем-инвалидом, двумя детьми и сотней овец. Тяжелая работа превращает эту красивую и сильную монголку в изможденную женщину. Муж Туи Батер убеждает ее развестись с ним, но Туя не хочет. В конце концов однажды она заболевает. Теперь Туя думает о разводе, потому что хочет найти кого-нибудь, кто будет заботиться о Батере, двоих детях, овцах и истощенном пастбище. Но ни одна из претенденток не готова взвалить на себя эту ношу.
На помощь приходит школьный друг Туи Баолиер, который устраивает Батера в хороший дом престарелых и перевозит Тую с детьми в город. Впервые покинувший степь Батер не может выдержать одиночества. В отчаянии он перерезает себе вены. Узнав об этом, Туя спасает Батера и привозит его и детей обратно на совершенно истощенное пастбище.
Мужняя невеста
ИД "Коммерсантъ"
Картина рассказывает о жизни пастухов Внутренней Монголии, откуда родом сам режиссер Ван Чуанань. У красавицы Туи на руках муж-инвалид, двое детей и большое хозяйство. Почувствовав, что она больше не способна тянуть лямку, Туя принимает решение найти нового спутника жизни. Муж ее в этом только поддерживает, но сама она ставит будущему избраннику категорическое условие: взять на содержание не только ее с детьми, но и ее прежнего мужа - так сказать, в пакете.
Эта ситуация поворачивается в фильме то юмористическими, то мелодраматическими гранями, но общий тон скорее печальный, ностальгический. Крестьян со степных пастбищ переселяют в города или на большие фермы, предощущение конца патриархального быта заставляет сочувствовать героям. Тем более что они вовсе не страдают косностью, а Тую вообще можно считать китайской или скорее монгольской феминисткой. Что не мешает ей быть по-крестьянски практичной и среди потенциальных женихов предпочесть того, кто приедет свататься не на лошадке, а на Mercedes.
Экзотика, социальность, аутентичность, не говоря уже о сентиментальности и феминизме - все сработало на успех этой картины в Европе. Но не в России. Китайская стена по-прежнему ограждает нас от великой соседней кинематографии, и мы почти так же далеки от нее, как 20 лет назад. Тогда "Красный гаолян" Чжана Имоу сенсационно победил в Берлине. Никто не мог понять, что это означает в китайских параметрах - выдающееся свершение или типовой образец местной продукции: европейские критерии по отношению к восточной terra incognita не работали. Но берлинский "Золотой медведь" стал знаком качества нового глобального брэнда. Кино континентального Китая вышло из коммунистической резервации в самый центр мировой художественной моды.
Спустя пять лет, в 1993-м, в Берлине вручили сразу двух "Золотых медведей" - китайцам и тайваньцам, тогда взошла международная звезда Энга Ли. Но и сейчас, в 2007-м, мы по-прежнему ловим сигналы нового времени не напрямую из Китая, а через Канн, Венецию, Берлин. На последнем Берлинале "Замужество Туи" сразу вышло в лидеры, но опять же не очень легко оценить ее место в разветвленном китайском кинопроцессе. Фильм содержит многие компоненты классических китайских картин: это торжествующая красочность кадра (с характерными акцентами красного, синего и желтого цветов), это поставленный в центр сюжета выразительный женский образ - таких немало переиграла в молодости Гун Ли, звезда китайских режиссеров так называемого пятого поколения, делавших чаще всего условное поэтико-символическое кино. Для их преемников характерен поворот к реализму и социально-экологической проблематике, ведь действие "Туи" происходит в монгольской степи, уклад жизни которой быстро разрушается под напором индустриализации.
Новое содержание потребовало обновления эстетики. Китайцы вспомнили неореализм - практически все мужские роли исполняют настоящие пастухи и наездники, включая мужа героини Батэра (его так и зовут - Батэр, и он пережил похожую драму, переселившись с пастбища в деревню). Зато Нань Юй, играющая Тую, не только профессиональная актриса, но и лауреатка всех возможных профессиональных и фестивальных премий. Она говорит по-английски и по-французски, а ведь именно этот недостаток стал препятствием в международной карьере Гун Ли. Она ни красотой, ни актерским мастерством не уступает своей предшественнице, некогда сыгравшей похожую роль упрямой крестьянки в фильме Чжана Имоу "Цю Цзю идет в суд". В качестве бонуса "Свадьба Туи" предлагает чудесные степные пейзажи. И еще - редкий в китайском фестивальном кино комедийный момент, ведь фабула фильма, по сути дела, анекдот о свадьбе с приданым в виде прежнего мужа.
Андрей Плахов
Монгол-престиж
Газета.ру
Работящая монголка Туя (Ю Нянь) тащит на себе стадо овец, двоих детей, мужа-калеку, огромного верблюда и время от времени местного соседа-алкоголика, которого бьет жена. Получив при перевозке сена травму позвоночника, практичная Туя подает на развод, а перед нагрянувшими в юрту сватами (невеста дивно хороша) ставит непременное условие: бывший муж остается в семье на полном содержании. Женихи или тихо ретируются, или получают по шее, укатывая обратно в цивилизацию на «Мерседесе» – штуке для этих мест совершенно сюрреалистической.
Да, это та самая «Свадьба Туи», которой дали «Золотого медведя» на последнем Берлинском кинофестивале. Тот самый Ван Чуанань, которого отечественная критика, бодро телеграфировавшая из Берлина, затаскала по ведомству китайского прононса. «Медведя» по очереди получали то Ван Кань-Янь, то господин Куан, промелькнул, кажется, и некто Гуанан Ван – «молодой, но уже известный китайский режиссер». А «молодой режиссер» разменял уже пятый десяток, в послужном списке у него три картины, притом дебютное «Лунное затмение» получило в 2000-м приз ФИПРЕССИ на ММКФ.
Вот, кстати, живой пример снобизма нашего арт-проката, сильного задним умом. Вердикта немецкого «Медведя» вполне достаточно, чтобы купить для российского широкого экрана фильм о тружениках монгольского села. Московского же «Георгия», насади он на копье хоть сотню пупырчатых инопланетян, будут игнорировать в упор. Куда, спрашивается, подевали «Спасти зеленую планету» Чан Чжун Хвана? Абсолютный хит и «Георгий» за режиссуру в 2003-м году?
Показали бы народу молодого, но еще не известного Ван Чуананя тогда, семь лет назад, не пришлось бы сейчас за Гуанана Вана отдуваться.
В любом случае отрадно, что в наших кинотеатрах еще возможна ситуация, когда, оставив на входе сколько-то наличности, оказываешься не в Майами-бич, а во Внутренней Монголии, где гуляет ветер, а мир разделен пополам на фиолетовое небо и степь с колючками. Где из правого угла в левый неспешно дефилирует верблюд, из левого в правый – груженый сеном мотоцикл, а из-за горизонта наплывает грузовик с отрядом поющих монголок в трудовых платочках. Все великолепие разворачивается в реальном времени, естественно, а непрофессиональных актеров хватит еще на один итальянский неореализм.
Вообще, гений места тут таков, что, кто бы ни забирался в эти степи с кинокамерой и великими амбициями – японец, китаец или русский (американцы, к счастью, пока не забираются), результаты упрямо эволюционируют к некоему общему знаменателю монгольского кино, которое в некотором смысле уже жанр, как, например, кино индийское. Вопиющим изъяном недавних «монгольских» блокбастеров о Чингисхане, что российского, что японского розлива, была как раз полнейшая неадекватность поставленных задач месту. Попив кумыс, поев баранины и подсчитав оставшиеся командировочные, которых хватит еще на тысячу раз того же самого, режиссеры подгоняли Станиславского и пробовали ворочать историческими массами. Чему, судя по странным результатам, свежий воздух и баранина совершенно не способствовали. Последним более или менее адекватным опытом западной режиссуры на ту же тему была, кажется, михалковская «Урга», но и там наблюдалась вялая попытка втиснуть между небом и колючками какой-то невнятный межкультурный диалог, при том что фильм запомнился в первую голову цветущей степью, а во вторую – героями, которые много и вкусно в этой степи обедали, и стоит ли опять напоминать, чем именно.
Пока что правильное монгольское кино без посторонней придури получается только у монголов и китайцев.
Сам Ван Чуанань родом из тех мест, их ритм у него в крови, и он хорошо понимает, что глупо ломать в степи комедию, а надо просто ставить камеру на курган и терпеливо ждать, когда с юга в кадр забредет верблюд, с севера заедет груженый сеном мотоцикл, с востока доедет грузовичок с колхозниками, а уж подходящая история зародится сама собой уже в голове у зрителя.
В наиболее чистом виде данная технология представлена в других монгольских фильмах, которые даже превосходят «Свадьбу Туи» с точки зрения аутентичности и операторской работы, – в «Монгольском пинг-понге» Нинь Хао (его можно найти на DVD) и «Желтой собаке» Даваа Бьямбасурена. История в них такова, что пересказывать ее имеет смысл, лишь обладая навыками горлового пения и игры на мурин-хуре – монгольской виолончели из двух струн. Ван Чуанань до такого радикализма не доходит, зато из мотоцикла, верблюда и грузовика сооружает в голове у благодарного западного зрителя то фассбиндеровское «Замужество Марии Браун», где женщина рулит, а мужики хромают, то «Рассекая волны» или, скажем, замедленного в двадцать раз Кустурицу.
В степях Азии эти старые и замыленные киночудовища приобретают свежий и какой-то диковатый шик, так что «Медведя» китайцу вручили совершенно правильно.
В свою очередь, те, кому история кино еще не испортила свежесть восприятия, получат удовольствие совсем не из-за рассекания волн в степях, но от колоссального обаяние как места действия, так и его героев, которых режиссер сумел уберечь от собственного авторского произвола так виртуозно, что хочется оказаться там, внутри кадра, где, попив кумыса, гонять по степи на мотоцикле до потери пульса. Вообще, вера китайцев в силу реализма удивительно сильна. Западная «Догма» по сравнению с ней – не более чем декадентские истерики.
Тем же, кого одолевают сомнения, напоминаем, что после «Арбат-престижа», которым начинает пахнуть все современное кино, очень полезно пожевать полынь, подоить овец и подышать навозом. Выраженный терапевтический эффект. Лучший выбор уикенда.
Иван Куликов
