"Вздох / Дыхание"
Название фильма: | Вздох / Дыхание |
|
|
Страна-производитель: | Южная Корея | ||
Английский: | Soom / Breath | ||
Жанр: | драма | ||
Режиссер: | Ким Ки-дук | ||
В ролях: | Чан Чень, Ха Джун-ву, Ким Ки-дук, Пак Джи-а | ||
Год выпуска: | 2007 | ||
Наша оценка: | |||
Купить | |||
|
|
|
|||||||||||
Сюжет и комментарий
Заключенный постепенно влюбляется в женщину, ухаживающую за его камерой.
В тюрьму как на праздник
Газета
Автор «Острова» и «Пустого дома», даже на взгляд европейца, перестает быть оригинальным, начинает повторяться и выходит в тираж.
Впрочем, и в тиражировании своих излюбленных мотивов и фирменных стилистических приемов режиссер находит определенную прелесть и даже, можно сказать, развивает однажды найденную идею. Другой вопрос - в каком направлении. Например, картины корейской природы, когда-то поражавшие и умилявшие зрителя в ленте-притче «Весна, лето, осень, зима и снова весна», в новом фильме Ким Ки-Дука присутствуют уже в виде фотообоев. Динамика куда уж показательнее: был пейзаж - стал антураж. Во «Вздохе» режиссер загоняет пару персонажей в небольшую комнату, где времена года можно менять хоть каждый день, достаточно лишь соответственным образом оклеить стены.
Пикантность ситуации в том, что комната эта вообще-то предназначена для свиданий в тюрьме. Там встречаются заключенный Чень, ожидающий смертного приговора, и проникшаяся к зэку симпатией самоотверженная корейская домохозяйка по имени Хюн. Женщина впервые услышала о Чене в теленовостях. Особенно ее растрогали попытки Ченя покончить собой: казалось бы, зачем и без того приговоренному торопить события? И хотя у Хюн, как выяснится, был собственный суицидальный опыт, она полна решимости расцветить несчастному последние дни жизни. Поэтому, добившись свиданий, женщина стремится преобразить казенное помещение фотопринтами, которые любовно выбирает и заказывает по интернету.
Для каждой ежедневной перемены сезона героиня надевает подходящее по случаю платье и разучивает соответствующую песенку. Зима, разумеется, идет под бутафорский снег и французский шлягер «Tombe la neige».
В том, как воспринимать любительский перформанс Хюн, публика, пожалуй, сойдется с озадаченным заключенным. Ведь первая мысль при виде незнакомки, устраивающей подобное: дамочка не в себе.
Впрочем, ситуация, когда обывательницы, истосковавшиеся по глубоким переживаниям, берут шефство над сидящими в тюрьме, не нова. В данном случае есть нюансы: не только творческий подход к свиданиям, но и тот факт, что женщина, навещающая смертника, замужем. Однако ни измены мужа, ни его попытки помешать супруге таскаться в тюрьму, ни разборки заключенных в перерывах между свиданиями, ни пересуды охранников по поводу разворачивающегося на их глазах странного романа - никакие сюжетные перипетии все-таки не способны затмить общедоступной и лаконичной красоты фотообоев.
Красочные картинки возведены у Ким Ки-Дука в разряд киноязыка. Чтобы выразить свои чувства, его героям не требуется пространных диалогов. Им достаточно со страдальческим видом помолчать на живописном фоне или, застав зрителя врасплох, совершить не вполне адекватное и, возможно, жестокое действие. Неразговорчивость и импульсивность персонажей всегда привлекали к корейскому режиссеру западную публику, побуждали приглашать его на крупнейшие кинофестивали. Но даже экстрим, острые ощущения и пресловутый восточный колорит когда-нибудь приедаются. В изобразительном плане дальше фотообоев Ким Ки-Дуку идти, похоже, некуда. Возможно, для выхода из творческого тупика ему все-таки придется научить людей в своих фильмах вербальному общению.
Екатерина Чен
Воздушная тревога
Время новостей
Домохозяйка Йеон (Пак Джи-А - «Береговая охрана», «Весна, лето, осень, зима... и опять весна») в один далеко не прекрасный день окончательно убеждается, что в ее аккуратном, по-восточному минималистском доме отчетливо пахнет воровством: ее муж -Ха Джун-Ву - "Время"), несимпатичный во всех отношениях господин в невозможном вязаном джемпере, ходит на сторону. С того момента, как это становится ясно окончательно, жизнь Йеон превращается в сгусток бессмысленной пустоты, которая заполняется самым неожиданным образом: повинуясь необъяснимому импульсу, она приходит в местную тюрьму и добивается свидания с Джаном -Чан Чень - «Счастливы вместе», «Крадущийся тигр, затаившийся дракон», «2046»), убийцей, ожидающим смертного приговора и при этом постоянно пытающимся покончить с собой. Каждое свидание проходит практически без слов: в комнату для встреч женщина приносит дешевый бумбокс, на голых стенах появляются яркие фотообои с пейзажами из разных времен года -да-да, в память о знаменитом ким-кидуковском фильме "Весна, лето, осень, зима... и опять весна"), на пустом столе - когда весенние цветы, когда плоды осеннего урожая. И звучат песни о любви, разлуке, счастье. Между двумя людьми явно что-то происходит, но что именно - вряд ли могут сказать и они сами...
Ким Кидук относится к той категории режиссеров, которые в свое время были подняты на щит в результате всплеска несколько искусственной и, пожалуй, чрезмерной моды, а потом так же стремительно -и опять же не вполне естественно) были низвергнуты с обвинениями в повторах, холодном расчете и отсутствии подлинной душевной теплоты -в иных критических пассажах аналитики подписывали приговоры не менее суровые, чем тот, которым некогда ситуационист и радикал Ги Дебор клеймил Чарли Чаплина: «мошенник чувств и шантажист эмоций»). Траектория его творчества и вправду небезупречна. Ким то и дело повторялся -причем порой именно в тех моментах, когда элементарный такт требовал оставить тот или иной прием одноразовым чудом или шоком), временами ему изменял вкус, да и вообще за редким исключением его картины сливались в один бесконечный многосерийный поток, этакую мыльную оперу, в которой мыло, правда, выедает глаза совершенно непарфюмерной щелочью.
Тем не менее даже крайний скептик все-таки не сможет не признать, что «Вздох» - картина удачная -как минимум по сравнению с несколькими предыдущими работами Кима). Нельзя сказать, что все происходящее на экране действует как электрический разряд, основные метафоры рождены явно в голове, а не в сердце, и фотографии природы на тюремной штукатурке так и остаются аляповатыми картинками. Но все-таки фильм дает возможность посмотреть на эту историю не только прищуренным взглядом ценителя-эксперта в области модного азиатского кинематографа, но и с точки зрения захлебнувшегося перманентной депрессией Джана, и отрешенными глазами преданной -во всех смыслах этого слова) Йеон, и даже взором самого режиссера, который выбрал для себя роль тюремного надсмотрщика, который наблюдает за странными встречами с помощью нисколько не скрытой камеры. Временами «Вздох» напоминает то «Пианино» Джейн Кэмпион, то «Танцующую в темноте» Ларса фон Триера, то «Конец романа» Нейла Джордана. Причем не поворотами сюжета, не стилистикой, не даже более абстрактным «ощущением вообще». А каким-то совершенно непередаваемым, элементарным, подсознательным сокращением мышц. Перехватом того самого дыхания, которое вынесено в название. Можно, конечно, и его посчитать элементом просчитанной лечебно-оздоровительной гимнастики. Но почему-то делать этого совершенно не хочется. Даже когда воздуха в легких совсем не остается.
Станислав Ф. Ростоцкий
Падает снег – значит, весна пришла
Независимая газета
Фильм Ким Ки Дука «Вздох» в прошлом году стал участником конкурсной программы юбилейного Каннского фестиваля. Каждая работа этого режиссера, как правило, участвует в престижном конкурсе и, как правило, ничего не получает. Необычная (других у Ким Ки Дука не бывает) история короткой и странной любви молодой женщины и заключенного-смертника – о том, как легко сделать человека счастливым даже накануне казни.
«Четырнадцатый фильм Ким Ки Дука» – как всегда, первый титр ленты этого режиссера сообщает, в который раз мы удостоились чести видеть творения корейского хулигана-художника-фантазера. В этом есть что-то по-детски заносчивое – «Вы сколько сняли за 10 лет? Три фильма? А я – 14». Не учившийся кино, более того – не смотревший его никогда деревенский бузотер в 36 лет снял первый фильм – «Крокодил». И открыл новую эпоху не только в заснувшем южнокорейском кинематографе, но и для начала – во всем азиатском кино, уверенно потеснив прижившийся «феномен китайского кино».
Снимая по фильму в год, через четыре года Ким Ки Дук представил скандальную картину «Остров». Ее смотрели открыв рот – от восхищения красотой, от ужаса перед брутальностью необычных самоубийств. Многие оторопели от страха, что на нас обрушилось совсем новое кино – сделанное руками неуча, любителя, торопливого, самоуверенного, но феерически талантливого.
Ким Ки Дука швыряет радикально. От смертельной красоты «Острова» – к умной, глубокой и тоже невыносимо красивой философской притче «Весна, лето, осень, зима… и снова весна», от нее – к непродуманной «Самаритянке», от нее – к горькому, веселому, глуповатому на первый взгляд и мудрому – на второй «Вздоху». Между ними – еще 11 лент.
Семья: муж-композитор (Ха Джун Ву), жена-скульптор (Пак Джи А), дочь-малышка. Муж ходит налево, о чем узнает жена и не придумывает ничего лучше, как обратить свой взор на заключенного камеры смертников (Чен Чань), про которого рассказывают все телеканалы, – он в очередной раз пытается покончить с собой заточенной зубной щеткой. Охмурение скучающей дамочкой смертника под наблюдением тюремной охраны выглядит поначалу таким дремучим капризом, что остальные кимкидуковские герои кажутся монстрами логики. Дама приносит на каждое свидание магнитофон, чудовищные аляповатые фотообои, изображающие каждый раз разное время года, облачается в одежды, соответствующие времени года на фотообоях, и устраивает смертнику в великодушно отведенной для этого тюремным начальством комнате показательные выступления. Душевная близость двух человек крепнет, естественным образом переходя в близость физическую – на полу камеры, один из них в наручниках, в углу комнаты – надзиратель, за стеной тюрьмы – муж с дочкой весело лепят снеговиков.
Режиссер ни сам не пытается понять, ни зрителю не стремится объяснить, что же на самом деле происходит в голове у женщины, во имя чего эти сумасшедшие отношения. Ким Ки Дук так и остался в первую очередь художником. Причем не тем художником, что рисует сотни эскизов, священнодействует с красками, выстраивает композицию картины. Ничего похожего. У него и сценария-то, как правило, нет. У него есть сразу картина целиком, в его фантазиях уже живут краски, они сами перемешались и создали дивное полотно. Осталось в это полотно вдохнуть мысль – и дело готово. Каждый фильм Ким Ки Дука – это выдох, который заставляет картину ожить, потребовать порядковый номер и занять свое место в сумасшедшем красочном хороводе других его картин.
Фильм идет меньше полутора часов. На коротком вздохе уходит из жизни герой-смертник, вобрав в себя перед смертью всю красоту мира, всю любовь и краски всех времен года. И с его смертью словно заново рождается жизнь в маленькой семье других двух героев. Они избавились от обид, от тяжести, они, как новорожденные, вырвались на свободу и, сделав первый вздох, ознаменовали свое рождение звонким криком. Громко, почти истошно поют они хором в машине по дороге из тюрьмы, с последнего свидания, слегка переделанную под корейскую мелодику знаменитую песню Адамо «Tombe la neige» – «Падает снег».
Весна, лето, осень, зима… и снова весна. Все закольцовано. Конец – это чье-то начало. Твое несчастье может помочь другому стать счастливым вопреки всем привычным нравственным законам. Весна неизбежна – надо только глубоко вздохнуть.
Екатерина Барабаш
Вздох Ким Ки-Дука
Новые Известия
Многое из того, что пишут о Киме, основано на его собственных словах, но слепо доверять им было бы весьма наивно. Так, он уверяет, что режиссуре не учился и кино почти не смотрит. Но если судить по изображению, монтажу и внутрикадровым находкам его картин, это никакой не парень из джунглей, а культурный режиссер, который не прочь приобрести имидж Тарзана. Такие выводы напрашиваются, когда смотришь новую работу корейца «Вздох».
Зная историю кино, плодовитости автора (три фильма в два года), удивляться не стоит. На заре кинематографа фильмы пекли как пироги. Протазанов снял сотню с гаком лент. Тарковский в своем «Мартирологе» с отчаянием пишет, что мог бы делать по два фильма в год, а сделал всего семь за четверть века, и нет никаких сомнений, что мог – да кто ж ему дал бы? Одним из самых плодовитых в истории кино считался немецкий режиссер Райнер Вернер Фассбиндер. Если исключить феномен Германа, причина длительности работы над картинами не творческая, а производственная: чем больше бюджет, тем дольше процесс и тем меньшее отношение к искусству имеет конечный продукт. Если не снимать катастрофы, массовые побоища, космические дали, океанские глубины, далекое прошлое и проблематичное будущее, на хороший фильм хватит нескольких сот тысяч долларов. Ким больше и не тратит.
Во «Вздохе» господствует минимализм. Действие захватывает тюрьму, в которой герой, беспричинно убивший жену и двух дочерей, ждет казни с тремя другими смертниками. Сюжет развивается и в квартире героини-скульпторши, которая живет с дочерью и с изменяющим ей мужем-музыкантом, и по дороге от тюрьмы к дому. Первоначальная коллизия трагикомична – убийца регулярно пытается покончить с собой, а его каждый раз возвращают с того света, чтобы отправить обратно с помощью контролируемой процедуры, о чем с той же регулярностью сообщает местное ТВ. Посмотрев на этот ужас, героиня отправляется в тюрьму и получает свидание с осужденным, причем дело тут вовсе не в либеральности южнокорейского правосудия, а в том, что лицо начальника тюрьмы, чье отражение мы видим в стекле монитора слежения – лицо самого Ким Ки-Дука. И это едва ли не самое многосмысленное режиссерское «камео» за все сто с лишним лет кино (вот и верьте после этого басням про самородство Кима). Мало того, что этот факт обнажает условность фильма, но и как бы саморазоблачает: вот он я, демиург, вуайер, провокатор и гуманист в одном лице.
Ну и, конечно, шутник постмодернистского толка. Героиня оклеивает тюремную комнату свиданий китчевыми фотообоями на тему лучшего кимовского фильма «Весна, лето, осень, зима и… снова весна». И дурным голосом поет герою сезонные песенки, пародирующие не столько фон Триера с его «Танцующей в темноте», сколько китайского соседа, приколиста и выпендрежника Цая Мин-Ляна. Муж героини, обеспокоенный ее отлучками и запущенной квартирой, прямо по старику Фрейду ляпает: «Если я хожу к другой женщине, я же не забываю свои домашние обязанности!». А сквозная тема удушья, дважды разряжающаяся в финале – в сексуальной и в смертной сцене, отсылает за разгадкой не в корейские горы, откуда спустился Ким, а к «Империи чувств» Нагисы Осимы, где об асфиксии, либидо и мортидо сказано более чем достаточно.
Но при всей своей культурной всеядности, национальной экзотичности (хотя в самой Корее Ким – что Куросава в Японии, «своими» не больно-то и признается) и несомненной расчетливости Ким Ки-Дук не фокусник и не манипулятор, а художник, для которого приемы являются только средствами выражения того, что он хочет передать. Ему не всегда это удается, но если получается, то парадоксальные режиссерские решения выталкивают зрителя из бытовой плоскости в метафизическое пространство. Шоковые эффекты оказывают завораживающее и просветляющее действие, то есть вызывают катарсис. Хорошее такое корейское слово родом из Древней Греции.
Виктор Матизен