"Открой глаза "
| Название фильма: | Открой глаза |
|
|
| Страна-производитель: | Испания , Италия , Франция | ||
| Английский: | Abre los ojos / Open Your Eyes | ||
| Жанр: | мелодрама | ||
| Режиссер: | Алехандро Аменабар | ||
| В ролях: | Пенелопа Крус , Чете Лера , Феле Мартинес , Нахва Нимри , Эдуардо Норьега , Тристан Уллоа | ||
| Год выпуска: | 1997 | ||
| Наша оценка: | |||
| Купить | |||
|
|||||
Сюжет и комментарий
Сесар — красивый и богатый молодой человек, имеющий успех у женщин, однако не желающий заводить с ними серьёзных отношений. Однажды на вечеринке он знакомится с девушкой своего лучшего друга Пелайо и влюбляется в неё. Предыдущая девушка Сесара, Нурия, узнает о них и, движимая ревностью, устраивает аварию, направив автомобиль, в котором она была вместе с Сесаром, в дерево. Сесар выживает, но его лицо оказывается изуродовано, от былой красоты не осталось и следа. Однажды он вместе с Пелайо и Софией приходит на вечеринку, но чувствует, что его присутствие тяготит их. Однако на следующее утро к нему возвращается София, сказав что любит только его, ему звонят из клиники, сообщая о новом революционном методе, который позволит восстановить его лицо. Казалось бы лучше не бывает, но настоящий кошмар для Сесара только начинается...
Алехандро Аменабар задумал сценарий фильма после кошмаров, которые он испытывал, когда болел гриппом.
Алехандро Аменабар появляется в кадре, проходя вместе с двумя другими людьми мимо Сесара в туалете дискотеки.
В 2002 году в США был снят римейк фильма «Открой глаза» под названием «Ванильное небо». Роль Софии в нем исполнила также Пенелопе Крус.
Амбразуры души
Осмысление внутреннего пути человека в визуальном контексте современности в фильме Алехандро Аменабара «Открой глаза»
По правилам киноиндустрии мировым признанием Аменабара следует считать «Ванильное небо», американский римейк и, разумеется, слабое подобие фильма «Открой глаза». Последнее, конечно, неважно, ведь для коммерческой раскрутки имеет значение «звездное» участие Тома Круза и как нельзя кстати приобретшей за пару лет международный статус Пенелопы Крус, к тому же взятой из фильма-оригинала. К счастью, одновременно «выстрелили» и «Другие» самого Аменабара с умеющей сниматься в интеллектуальном кино Николь Кидман. Так или иначе, молодой испанский режиссер стремительно, весомо и значимо ворвался в мировой кинопроцесс и перевернул наши представления не только об испанском кино, но и о многом другом.
В частности, Аменабар осуществил настоящую революцию в подходе к казалось бы исследованному вдоль и поперек понятию Других в одноименном фильме. Учитывая культурологическую важность этого понятия, его опосредованную киноисторией связь с коллективной самоидентификацией, принципиально иной взгляд режиссера на Других можно считать отправной точкой кинематографа века. Но это повод для отдельного разбора. Интересней понять, как Аменабар подготовил почву для такого рывка. Неспроста ведь, при всех жанровых и стилистических различиях, в «Других» и предыдущем фильме режиссера, «Открой глаза», есть идентичные по визуальной заданности эпизоды. Если Грейс, героиня Кидман, душит свою (любимую) дочку потому, что видит на ее месте пугающую старуху, то Сезар делает то же самое с любовницей, видя на ее месте любовницу бывшую, отвергнутую и ранее погибшую. Причем вопрос «Что здесь происходит на самом деле?» и в том, и в другом случае выводит далеко за рамки сюжетного восприятия.
За этой схематичной схожестью прослеживается глубинное направление творческих поисков, благодаря которому свой XXIвек Аменабар подготовил нестандартным подытоживанием отмеченных безвременьем 90-х годов века двадцатого. Узнать о себе правду – вот единственно серьезная тема современного кинематографа, доказывает Аменабар, убедительно аранжируя тему самыми неожиданными обстоятельствами.
Неожиданность метауровня, апеллирующая к жанровым стереотипам восприятия, является основой сюжетной интриги в фильме «Открой глаза». Коллизия потери лица как пластического сосредоточения человеческой сущности подводит к теме красавицы и чудовища, откуда совершенно невообразимым образом перетекает в запутанный триллер с необъяснимыми подменами тел и изображений, а также намеком на имманентное сумасшествие одиночки в педалированном ощущении субъективной реальности. И уж откровенно неожиданным выглядит выход к развязке – полубредовой фантазии автора на тему виртуальной реальности, чуть ли не компьютерных игр. Но это тот случай, когда самая смелая фантазия структурирована в соответствии с законами экрана, притом с недюжинным талантом и потрясающим профессионализмом, что задает новые координаты самим экранным законам, расставляет строго по местам смысловые сцепления фильма «Открой глаза» и подтверждает удивительную стройность мысли его создателя.
У Эдуардо Норьеги, исполнителя главной роли, в этом фильме два лица. Одно – шедевр гримеров – носит ярко выраженную отрицательную доминанту. Неисправимое уродство после аварии (важно, что пострадало только лицо!) выглядит радикально, носит в себе эффект уничтожения выраженного в телесности идентификационного поля, являясь таким образом зримым воплощением отсутствия. Другое лицо – это лицо самого Норьеги, но, поскольку мы видим на экране не Норьегу, а его героя Сезара, можно сосредотачиваться на свойствах внешности, заданных структурой фильма. Сезар – не просто красавчик, не просто смазливо-самоуверенный ловелас, но физиогномически осуществленная идея пустотности. Его лицо – слепок виртуальных тенденций современности, отпечаток мира симулякров. Настолько внешнего толка эта красота.
Поэтому вроде бы незначительная городская сценка из начального эпизода (Сезар видит уличного мима) позже, когда выясняется, что таким образом подрабатывает его возлюбленная София, оборачивается отсылкой к фильму Микеланджело Антониони «Blow Up». Эта сценка исподволь вводит линию жизни Сезара в плену видимостей, главной из которых является его лицо, оно же личина, оболочка, наконец, маска. Эта маска ставит преграду на пути самопознания, который начнется только после потери лица (можно сравнить с внутренним прозрением Эдипа, который предпочел слепоту обману того, что видят глаза). Разумеется, в эпизодах с изуродованным лицом Сезар выглядит интересней и убедительней.
Любое уродство содержит интенцию возвращения к норме. В данном случае это значит, что восстановление красоты, обретение прежнего лица воспринимается как обретение себя (такое обретение – фантом сознания Сезара, результат мотивационной механики самопостижения). Поэтому так силен и так странно обставлен момент, в котором София после успешно проведенной врачами операции снимает с лица Сезара полупрозрачные пластины. Обретение себя возможно только через отказ от внешнего, а, поскольку сугубо внешние изначальные физические свойства лица Сезара задают невозможность самообретения, его сознание в этом эпизоде (из регистра воображаемого) выстраивает инсталляцию, в которой внешним по отношению ко внешнему служат пластины, создающие хотя бы эффект сбрасывания наносного.
Отдельного описания заслуживает красота Софии. Собственно, описание сводится к двум словам – Пенелопа Крус. У нее свой метод игр с внешним – толстый слой сценического грима на работе. Плюс – механистичная пластика мима. Когда во время занятия любовью с Сезаром София вдруг застывает в кукольной позе и шутливо просит бросить монетку, становится жутко. Не только потому, что здесь обозначаются законы сна и виртуального существования. Но и потому, что секс – это максимум освобождения от всевозможных одежек приоритета видимостей. И вдруг – такое! Прорваться к реальности через оболочку трудно даже в подобный момент трансгрессии. Есть и другая трансгрессивность – смерть, к которой прибегнет Сезар. Но будет ли она выходом?
Еще одно указание на Эдипа – сама фраза «открой глаза». Вернее то, что звучит она в темноте, которая закольцовывает фильм. Открывая глаза, Сезар погружается в пространство видимостей, иллюзий, которое формирует смыслы фильма. Кстати, первый эпизод, эпизод ложного пробуждения, когда Сезар в десять утра оказывается на широченных, но совершенно безлюдных улицах большого города, моделирует весь фильм и указывает на воприятие героем жизни как пустышки.
«Я верю тому, что вижу» – говорит Сезар тюремному психиатру. Веря таким образом, он задушил подушкой Софию, потому что на месте Софии видел Нурию – ту самую любовницу на ночь, которая не отвалила по простому, а усадила бывшего дружка в автомобиль и влетела в поворот дороги, изуродовав его и погибнув сама. Словом, Сезар видел «зомби», воскресшего мертвеца, и отправил его обратно. Видел, но задушил живую Софию. «Ты выдумал эту историю, чтобы уйти от ответственности» – отвечает доктор. Одна из трагедий современного человека – труднодоступная почва ответственности в зыбком мареве видимостей, которым приходится доверять.
На своем дне рождения, где Сезар и знакомится с Софией, проявляется его отношение к жизни. Подарки он предпочитает развернуть завтра. Сама жизнь для него – череда подарков с вечно откладываемым завтра, в котором их будет так приятно распаковать. А сегодня – чистая радость от предвкушения, от обертки, от оболочки. На этой же вечеринке отчаявшаяся Нурия предлагает ему (развернуть) себя. «Не надо, я знаю, что под оберткой». (Конечно, под одеждой всех девушек-однодневок примерно одно и то же.) Доверие к значимости обертки мешает Сезару задаться вопросом – а что под собственной оболочкой? В метафизическом плане, конечно. Помогают сны, вернее, виртуальная, воспринимаемая как сон (в котором не знаешь, что спишь) посмертная жизнь. Предложенная ему некоей компанией, замораживающей людей после смерти, дабы в будущем, когда это будет возможно, оживить сохраненное тело. Один из пунктов договора – иллюзия полноценных ощущений в этот посмертный промежуток. (Не верьте всей этой футуристической фигне – это тонко проработанная метафора имеющего в нашей жизни место вытеснения реальности виртуальностью. Никакого отношения к научной фантастике!)
Как выяснится в самом конце, заключительные две трети фильма проходят в соответствии с этим пунктом. То есть Сезара изуродовали, он понял, что жизнь – труба, подписал контракт, скушал таблеток, а момент самоубийства из памяти стерли. Дальше работает его воображение. Возвращают лицо. Он беседует с Софией. «Мне приснилось, что мое лицо изуродовано и я монстр». София гладит его (красивое) лицо, – «Ты и есть монстр». Внезапно Сезар просыпается (в этой иллюзии существования возможны, конечно, и сны – пунктом всё учтено), смотрит в зеркало, там – урод. В чем дело?
Желания и страхи – основа психологической картины сна, те пружины самопознания, которые в яви подавлены видимостью. Вот желание вернуть себе лицо – он красив. Вот страх того, что это невозможно – снова уродлив. Логика безупречна. Описанный разговор с Софией иллюстрирует этот механизм. В момент разговора его лицо красиво, но тут же вмешивается страх. Однако ответ Софии двойственен. Она говорит как бы невсерьез, но имеет в виду его внутреннюю монструозность, а поскольку эта фраза принадлежит не Софии, а Софии из сна Сезара, то вот оно – приближение к пониманию себя благодаря желаниям и страхам сна.
«Ты сам создал свой ад», – говорит Сезару глава компании. Изгнал бы страхи – жил бы счастливым красавчиком. Но не узнал бы правды о себе. Трагичность самопознания – вот главный вывод истории Эдипа: убил отца, спал с матерью и был доволен всем, пока не открыл истину.
Жизнь в ситуации симулякров подобна сну. А значит, понятие смерти сильно смещается. Здесь оно акцентируется как способ проснуться по-настоящему, выбраться из этого кошмара (действительно, несмотря на наступившее в первой, «реальной» трети фильма, уродство, всё последующее гораздо более невыносимо для Сезара). Однако, кошмар, в котором он очутился, есть процесс понимания себя, такого, каким он был в бескошмарной реальности – именно там и был создан его внутренний ад, который теперь приходится открывать. Когда в самом конце Сезар стоит на краю крыши, полный решимости окончательно проснуться, глава компании успокаивает: «Однажды он уже покончил с собой – это всего лишь формальность». Побочный смысл этой фразы – безвыходность, тупиковость метаний по разным уровням уже неразличимых реальности/виртуальности. Это всё формальность. А вот неформальность – психология Сезара, ведь стерли же ему самоубийство, но суицидальная наклонность осталась. В более широком понимании психология – одна из констант показанного в фильме нестойкого мира.
Отсюда – не только психологически обоснованная неразбериха с лицом (то красавчик, то вдруг – урод), но и чехарда с девушками, доходящая до градуса триллера. Подсознание Сезара словно расплачивается за легковесность отношений с женщинами. Вина перед погибшей (по сути – именно по причине «плейбойства» Сезара) Нурией артикулируется, когда в предусмотренной пунктом договора виртуальной посмертной жизни он вернул себе лицо и Софию (сработало желание). И вот тут-то, когда всё отлично, мелкий негативчик в виде Нурии, которого не подмечал раньше, резко укрупняется. Таковы законы совести, расставляющей конфигурацию рая и ада внутри человека. А раз причинил боль Нурии (это еще и собирательный образ многочисленных ветренных связей), то умереть должна София, в которую влюбился по-настоящему. Такой перенос осуществляет совесть, определяя перипетии тех мучений Сезара, что мы видим на экране.
Психологическая константа в антураже неустойчивых декораций видимого мира – логическая пружина, увязывающая все невообразимые странности повествования в безупречную тугую нить. Можно даже сказать, что «Открой глаза» – фильм в чистом виде, в котором творится не суррогат экранной реальности со своими частными правилами, а квинтэссенция реальности душевной с глубокими общегуманными законами. О чем и должно быть кино.
Дмитрий Ранцев
