Инспектор по делам несовершеннолетних Ангелина (Алиса Хазанова) живет в огромном городе на теплом море русского Дальнего Востока, страдает от одиночества и решает кардинально изменить свою жизнь, когда ее маленький подопечный простодушно называет ее "одинокой старой дурой".
За кадром
Фильм — участник каннской программы "Особый взгляд". В 2006 году в "Особом взгляде" принимал участие полнометражный дебют Николая Хомерики "977".
Цитата
"Есть режиссеры, как Ларс Фон Триер, которые своими фильмами дают ответы на ими же поставленные вопросы. Я же, наоборот, предпочитаю задавать вопросы — и зрителю, и самому себе. Мне это интереснее потому, что ответы всегда хуже вопросов... Я хотел снять фильм о женщине, попытаться посмотреть на мир глазами женщины, и для меня не было принципиально, что главная героиня работает в милиции" (Режиссер Николай Хомерики)
"Это картина о поиске любви, которая будет понятна любому человеку. Любому человеку интересно посмотреть на других и сравнить с собственным поиском" (Продюсер Роман Борисевич).
Еще:
Кино про одинокую милиционершу. Во Владивостоке некрасивые многоэтажки и невоспитанные жители, зато ветер с настоящего океана и на деревьях написано «Я тебя люблю». Сотруднику детской комнаты милиции Ангелине (Хазанова), одинокой брюнетке с профилем, подопечный мальчик несправедливо, но довольно метко сообщает, что она «сухая старая п…дюлина». Геля записывается на бальные танцы, но и там нужен партнер.
История любви, которая начинается афористичной фразой «Сначала дай, потом залупайся» (а заканчивается еще лучше), притворяется сказкой про темноту, будучи, понятно, сказкой про прямо противоположное. Из обманчиво корявых, откуда-то из Платонова диалогов Александра Родионова выросли чуть ли не все достойные русские фильмы последних лет. При этом Николаю Хомерики — после того как дорогущий проект «Беляев» был заморожен, вынужденному взяться за «маленький» фильм — удалось сделать с родионовским текстом что-то совсем новое. Он, с одной стороны, предельно обнажил его механику — впервые, кажется, в русском кино люди не просто матерятся, а действительно коммуницируют при помощи мата, с другой — разгладил, растворил в меланхолических приморских пейзажах, где слова вообще теряют значение. Приземленнейшая из коллизий — живет одинокая баба, мент к тому же — и мрачнейшая из фактур оборачиваются в «Сказке» набором маринистских акварелек, чередой снов, которые видит героиня, сыгранная балериной Хазановой с такой легкостью, которая дается лишь непрофессионалам. Это грустные и обидные сны, но когда она взмолится, чтобы включили свет, кто-то, пусть и с неприятной рожей, окажется у выключателя. Сказке положен хеппи-энд, мелодрама тяготеет к доходчивым метафорам, люди тянутся к людям.
Матовое и матерное
Независимая газета
Фильм Николая Хомерики «Сказка про темноту» был показан на Каннском фестивале в программе «Особый взгляд», второй по значимости после конкурсной. А теперь выходит в российский прокат.
Одинокая милиционерша с ахматовским профилем и нездешним именем Геля (Алиса Хазанова) вконец расстроена – плохо воспитанный малыш нарек ее «тупой старой п…линой». А что с этим поделаешь, когда живешь в унылом городе, хоть и на берегу ослепительно красивого океана? Океан красивый, а дома вокруг обшарпанные, люди угрюмые и равнодушные. Попробовала записаться на танцы, но и там нужен партнер.
На работе – коллеги-менты, сбившиеся в курилке. Сигарета здесь, кажется, – единственное средство общения, за ней девушки и мужики в милицейской форме занимаются любимым делом – тупят, ржут и сквернословят, без удовольствия, а просто больше заняться нечем. Дома – скучная яичница и тишина. Из верных друзей – мент Димыч (Борис Каморзин), всегда недовольный, влюбленный, ревнивый и сальный. «Сначала дай, а потом залупайся», – то и дело обрывает он Гелю. А Геля не дает. Ни ему, ни другому, ни третьему. Никому. Они – словно часть той темноты, в которой Геля живет.
Хомерики – один из немногих молодых режиссеров, заинтересовавших Запад. Три раза он побывал на Каннском фестивале, был принят очень благосклонно, оставив по себе восторженные рецензии. У Хомерики довольно необычная манера киноповествования. Он снимает словно на эмоциях, не особо заботясь о выверенности кадра и соблюдении необходимых пропорций. В «Сказке про темноту» много молчаливых длиннот, бессловесных эпизодов. Далеко не все из них обязательны, но они удивительным образом придают картине стыдливую детскость, наивность. Ведь темнота – это тоже из детства, когда совершенно невозможно заснуть в темной комнате и мама должна прийти и зажечь торшер в углу.
Камера оператора Алишера Хамиходжаева создает невероятно грустную картину бытия, осязаемо тоскливую. Здесь нет солнечных дней, зато весь фильм словно подернут туманной дымкой, моросью, матовой и еще более безнадежной, чем всякий проливной дождь. В этой мороси величественно и нежно смотрятся сопки и океан, но дома, люди, улицы – тоскливо и бессмысленно. Камера фиксирует большие пространства, почти пустые, похожие на акварели средней руки художника. На этих пространствах – словно детской рукой пририсованные человечки, то один, то двое, то группка. Потом вдруг – ментовской закуток, куда набился покурить чуть ли не весь личный состав. Тесно, скучно. За пределами закутка тоже скучно, но слишком просторно.
В картине вообще огромное пространство, и оттого оно кажется еще более зябким, в нем одному не жить, но влачиться по жизни. И оттого почти героически выглядит Геля в своих попытках продержаться в этой мороси-темноте. Режиссер поставил ее на высоченные каблуки – в них дико неудобно, но как красиво! Изящество героини какое-то отчаянное, опять же – детское. И влюбленный в Гелю коллега-мент, толстый Димыч, если приглядеться, – такой же одинокий и нелепый. А его пожалеть еще труднее – толстые и несимпатичные жалеются не так охотно.
Алиса Хазанова, непрофессиональная актриса, играет удивительно легко, даже воздушно. Она вся – легкое дыхание, такое неуместное здесь и сейчас. И мат, то и дело вылетающий из ее уст, кажется не свойственным ей катастрофически. Но иначе нельзя, иначе она станет совсем чужой.
Кстати, о мате. Его здесь очень много, на нем говорят и между делом, и педалируя скабрезность. Опасный подарок языка, с которым и просто, и удобно: вложил его героям в уста – вот тебе и правда жизни. Но это видимая простота, кажущаяся и коварная. Если искусство начинает палить в лоб правдой, то это уже не правда, а беспомощные попытки добиться естественности путями, далекими от искусства. Искусство на то и искусство, чтобы доносить мысли и чувства иносказательно. Странно, что талантливый и тонкий сценарист Александр Родионов купился на такую простую приманку.
Екатерина Барабаш
