10 марта 2006 г.
Демократ, феминист и друг детей
(продолжение)
– Наверное, и вам как продюсеру совершенно все равно, есть ли у приглашенного вами режиссера образование?
– Мне абсолютно все равно. Общение между режиссером и продюсером – очень чувственный, интимный процесс. Или представьте себе, что вы тренируете национальную сборную по теннису и видите 12-летнего мальчика. И вы понимаете, что лет через пять, если мальчик будет работать, а вы будете его тренировать, он станет чемпионом. Примерно так же и у продюсера с режиссером. Первый фильм может не стать его лучшим фильмом, но сразу должно чувствоваться, что в нем есть «фибры», дыхание. Значит, в будущем все получится.
– Ваш новый фильм называется «Ангел А». Вспомнился «Смутный объект желания» Бунюэля, где женщина выступает то в роли ангела, то в роли дьявола. Для вас женщина – ангел или дьявол?
– И то и другое. Хотя нет, все же ангел. К женщине вообще я отношусь с огромным уважением. Думаю, что женщины проделали колоссальную эволюцию, и теперь они гораздо более уравновешенны по сравнению с мужчинами.
– И сильнее?
– Безусловно. Мужчина доказал свою полную несостоятельность по части управления планетой и народами. Он умеет только воевать. Когда я вижу зрелость в женщине, которая никогда не отвечает силой на силу, просто потому, что она слабее физически, я думаю о том, что она куда с большим успехом занимала бы серьезные посты и управляла государством, нежели мужчины.
– Не потому ли герой вашего нового фильма смотрит на мир глазами тинейджера – уже не ребенка, но еще и не взрослого человека?
– Все правильно. Ребенок – отец человечества.
– Как-как?
– Я имею в виду, что все, что знает взрослый человек, рассказал ему ребенок. Мне вообще очень не нравится, как взрослые люди сморят на детей, смотрят без уважения, словно сквозь них. Они им неинтересны. А при этом именно взрослые люди довели планету до того, какой она сейчас стала – грязной, замусоренной ядерными отходами. И я думаю, что мы просто не имеем права учить детей, какими им быть. Каждый год Национальная ассамблея приглашает детей на свои заседания и слушает их вопросы. Если бы хоть когда-нибудь взрослые прислушались к тому, что думают дети, и последовали их советам, то страна зажила бы по-другому, а не сидели бы мы в том дерьме, что сейчас. А председатель Нацассамблеи слушает детские вопросы и снисходительно улыбается.
– Говорят, у вас были проблемы с властями во время недавних беспорядков во Франции, вы вроде позволяли себе резко критические высказывания в адрес властей?
– Франция – все-таки демократическая страна, и я имею право высказывать все, что считаю нужным. У нас есть министр внутренних дел, который позволяет терпеть нестерпимые вещи и который не должен этого делать – все-таки он отвечает за порядок в стране. И иногда имеет смысл высказать ему свое недовольство, что я и сделал. Подумаешь – он обычный человек, и в туалет ходит, как все остальные, почему же я не могу сказать ему, что он не прав? Пошел в министры – пусть слушает.
– Шесть лет назад вы были президентом жюри Каннского фестиваля. Вам удалось быть в полной мере независимым в принятии решений?
– О, совершенно русский вопрос. Ваша история привела к тому, что вы даже не представляете, что можно в такой ситуации быть совершенно свободным. А как я мог быть зависимым от кого-то? И какой тогда мне в этом интерес? Жюри – это, как правило, десять человек, по большей части артисты. Контролировать десять творческих людей – штука невыполнимая. Жиль Жакоб, директор фестиваля, даже не заходил в комнату, где мы заседали. Он даже своего мнения не высказал. Иногда, я знаю, он заходит к членам жюри, но обычно это бывает тогда, когда люди орут, ругаются, не могут прийти к одному мнению. Тогда директор просто пытается их примирить. А у нас такого не было. У нас даже и обсуждения-то не было. Я сказал тогда: «Давайте каждый напишет на листочке название фильма, который считает достойным «Золотой пальмовой ветви». Какой фильм получит больше всех – тому ветвь и дадим. Восемь из десяти человек тогда написали «Танцующую в темноте» Ларса фон Триера. Потом мы решили выбрать еще пять фильмов, которые должны что-нибудь получить, – просто взяли несколько фильмов, которые всем понравились, а потом уж «разбрасывали» их по наградам: этому за режиссуру, этому за сценарий и так далее. Какая в принципе разница? Думаю, я избрал очень демократический путь.
Екатерина Барабаш
Фото предоставлено компанией 'Централ Партнершип'
