"Апокалипсис"
Название фильма: | Апокалипсис |
|
|
Страна-производитель: | США | ||
Английский: | Apocalypto | ||
Жанр: | драма / исторические | ||
Режиссер: | Мел Гибсон | ||
В ролях: | Далиа Эрнандес, Майра Сербуло, Джерардо Трасена, Рауль Трухильо, Руди Янгблад | ||
Год выпуска: | 2006 | ||
Наша оценка: | |||
Купить | |||
|
|
|
|||||||||||
Интересно:
Премьера в России 7 декабря 2006
• Официальный сайт
• Страница на IMDb
Трейлеры на Apple.com, Yahoo!
Прокатчик: Централ Партнершип
Дополнительная рецензия:
С первым майя
Текст: Стас Лобастов
"Итоги"
Своим новым фильмом "Апокалипсис" Мел Гибсон доказал, что мастерство не пропьешь
Мела Гибсона вновь обвинили в расизме. Новая картина, снятая на юкатекском диалекте языка майя с актерами-непрофессионалами из числа представителей коренных народов Америки, грозит Гибсону очередным общественным остракизмом. Режиссер в одночасье развеял миф о благородной, невероятно развитой и могучей цивилизации, павшей под натиском конкистадоров-завоевателей.
Режиссеру и актеру Мелу Гибсону вообще в последнее время не фартит. Так, практически ни одна заметка о премьере "Апокалипсиса" /Apocalypto/ (2006) не обходится без упоминания недавнего инцидента с участием автора картины. Например, журнал Rolling Stone начинает статью с фразы "Вместо того чтобы обсуждать антисемитские выступления бухого Гибсона, давайте лучше поговорим о его новой картине". А британский Total Film к рассказу о трудовых буднях съемочной бригады "Апокалипсиса" подверстал хронику июльских похождений Гибсона, снабдив материал едким замечанием: "Режиссер вряд ли сможет участвовать в промокампании фильма, поскольку ему предписаны еженедельные посещения собрания анонимных алкоголиков". Мол, при таких раскладах по миру с картиной не поездишь.
Верный муж, отец семерых детей, старокатолик, любимец публики, серьезный режиссер превратился в фигуру уровня Пэрис Хилтон, красавицы-тусовщицы, которая славится своими глупыми и скандальными высказываниями. Мир разделился на яростных противников и преданных сторонников Гибсона. Одни призывают разорвать с ним деловые отношения и бойкотировать картины режиссера, другие носят майки с надписями "Свободу Мелу Гибсону". Шутки над любителем текилы – хит сезона: к примеру, комик Роб Шнайдер заявил, что не станет работать с Гибсоном, даже если тот предложит ему главную роль в фильме "Страсти Христовы". За свою карьеру Гибсон уже успел оскорбить представителей сексуальных меньшинств, поругаться с Ватиканом, обвинить евреев во всех войнах мира. И вот теперь добрался до бедных майя. Изучив священные мифы, пророчества сакральной книги "Пополь-Вух" и свидетельства испанцев, он вывел образ безжалостных охотников на людей, захватчиков, рабовладельцев, кровожадных идолопоклонников, истребивших многие племена Северной Америки. Впрочем, его точка зрения на нравы индейцев не слишком расходится с официальной. Из уроков истории мы запомнили, что майя приносили человеческие жертвы и не гнушались каннибализмом.
"С одной стороны, майя были очень образованы, с другой – абсолютнейшие дикари", – говорит и показывает Гибсон. Величественные зиккураты стоят на костях покоренных народов, а со ступеней пирамид льется кровь и катятся головы принесенных в жертву рабов. Ничего другого от режиссера никто и не ожидал. Три его предыдущих проекта в той или иной степени затрагивали тему насилия. Будь то история изуродованного учителя из "Человека без лица" /Man Without a Face, The/ (1993), эпизоды борьбы шотландцев за независимость в оскароносном "Храбром сердце" /Braveheart/ (1995) или мучения Иисуса в "Страстях Христовых" /Passion of the Christ, The/ (2004). В новом фильме свирепые наемники майя превращают убийство беззащитных жертв в леденящую душу игру.
Человек жесток по своей природе, убежден Гибсон. Но для одного проявление звериной натуры – единственная возможность выжить, для другого – соблазн, удовольствие. Цивилизация, образование, власть превратили майя в дикарей, поставивших садистские жертвоприношения с вырыванием сердца и отрезанием головы на поток. Тем самым они уничтожили сами себя. Тема заката культуры, ее умирание на стадии, как говорят англичане, ripe with decay ("зрелый, с признаками гниения"), не раз становилась предметом исследования мэтров режиссуры. Так что Гибсон в этом смысле далеко не Колумб и Америку не открывает. Вспомнить хотя бы обезумевших от насилия и превратившихся в дикарей солдат из "Апокалипсиса сегодня" /Apocalypse Now/ (1979) Фрэнсиса Форда Копполы. Параллели "Апокалипсиса" с шедевром Копполы очевидны, при том что Гибсон всячески старался избежать подобных аллюзий: оригинальное название картины – Apocalypto заимствовано из греческого языка. Да и со зрителем Мел Гибсон в отличие от классика общается на простом, доступном языке массового кинематографа.
"Апокалипсис" – в первую очередь развлекательное кино. Компания 18-летних студентов, придя на картину, становится свидетелем захватывающей дух погони", – говорит Гибсон. И впрямь, треть ленты – это кровавая гонка по джунглям: каратели-майя мчатся по пятам сбежавшего индейца Ягуара. Здесь и жесткие поединки, и хитроумные ловушки, и эпические виды, и бешеный драйв с хронометражем, на секундочку, более пятидесяти минут. Много ли в мире режиссеров, способных столь долго удерживать внимание зрителя? Всякий ли автор может совладать с кучей непрофессиональных актеров? Гибсон, человек невероятно одаренный и трудолюбивый, это осилил. "Апокалипсис" – мастерски сделанное приключенческое кино, в котором общение героев на мертвом языке – не более чем аттракцион, необходимая составляющая экзотического антуража. Гибсон не мудрствует, все смыслы и значения ленты лежат на поверхности. Они просты и доступны, тем более что передаются посредством ярких образов экшн-кино. Не поймет их только тот, кто может спутать взрослого самца ягуара с новорожденным котенком. Ну а для особо одаренных Гибсон предусмотрел начальный титр: "Великие цивилизации невозможно разрушить извне, пока они не разрушат себя изнутри". Впрочем, кто будет выискивать тонкие культурологические параллели и кинематографические аллюзии? Ведь на экране благородный герой, пытаясь спасти обреченную на гибель возлюбленную, так красиво и так хитро расправляется с кучей жестоких подонков.
Реквием по мечте
Текст: Ирина Любарская
"Время новостей"
Мел Гибсон снова открыл Америку
Два с лишним часа непрерывного действия, состоящего на две трети из сцен варварского насилия. Горы трупов, перерезанные глотки, отрубленные головы, вырванные из груди сердца. Массовка из 700 полуголых представителей коренных народов Америки – с татуировками и силиконовыми накладками, что имитируют растянутые мочки ушей древних майя. Девственные пейзажи – тропические заросли, бурные реки, водопады, болота, иссохшие маисовые поля... Две деревни, три пирамиды и целый город, построенные на заброшенной плантации сахарного тростника. Привкус скандала, который после "Страстей Христовых" /Passion of the Christ, The/ (2004) сопровождает Мела Гибсона как тень, не знающая своего места. Протесты правозащитников и представителей потомков майя, проживающих в Гватемале, которые фильма не видели, но обижены: расист Гибсон, дескать, оболгал их цивилизованных предков да еще заставил говорить не на том диалекте. Кислые отзывы американских прогрессивных критиков, которые сочли премьеру поводом припомнить, как Гибсон спьяну ляпнул оштрафовавшему его полицейскому: евреи виновны во всех войнах. (Гибсон не раз публично извинялся.) Припомнили споры об антисемитском душке, что почудился в "Страстях Христовых". Популярное телешоу умудрилось так переозвучить рекламный ролик "Апокалипсиса" /Apocalypto/ (2006), что и майя у Гибсона стали антисемитами. В итоге приговор колумниста New York Observer (гуру манхэттенской тусовки): "Это фильм, который никто смотреть не захочет, рассказывает о народе, про который никто не слышал, и снят на языке, который никто не понимает".
И все это из-за истории простого деревенского охотника (дебютант Руди Янгблад), который прошел через страшные испытания, спас свою семью и, выбрав первобытную свободу, оставил с носом две цивилизации – закатывающуюся исконно американскую и накатывающую европейскую.
Сперва кажется, что в этом потрясающе снятом и держащем в напряжении фильме смысла нет вовсе. Просто яркие картинки той жизни, которую никто не видел и не описал, ведь конкистадоров не интересовали боги, мифы, обычаи и быт аборигенов. Гибсон и его соавтор сценария Фархад Сафиния что-то взяли из эпоса "Пополь-Вух", что-то – из сохранившихся фресок и письменных источников, но в основном все придумали – придумали жизнь, о которой временами хочется сказать словами покойного Папы Римского, изреченными (а может, и нет) по поводу "Страстей Христовых": "Именно так оно и было".
Вот герой, Лапа Ягуара, отмечает с соплеменниками удачную охоту, поедая сырые внутренности здоровенного тапира. Вот он слушает у костра сказителя. Вот в пылу битвы с чужаками-убийцами прячет беременную жену и маленького сына в яме. Вот на его глазах отец погибает от рук захватчиков. Вот вместе с другими пленными его волокут через леса и реки в город, чтобы принести в жертву кровожадным богам, наславшим неурожай и болезни. Вот солнечное затмение останавливает ритуал, и помилованных пленников ведут на задворки, чтобы изощренно убить просто так, для забавы. Вот Лапа Ягуара ускользает от казни, начав виртуозно смонтированный пятидесятиминутный забег (сопоставимый с тем, что несколько лет назад проделала Лола) – домой, в джунгли. Вот его преследователи погибают один за другим, попадая в расставленные то ли беглецом, то ли судьбой ловушки...
Непрерывно мчащееся действие внезапно упирается в финал, как в стену, за которой вроде бы спрятался сокровенный смысл. Пока фильм снимался, многие предполагали, что будет он о том, как конкистадоры мечом и крестом уничтожали великие цивилизации новооткрытого континента. Поэтому на просмотре напряженное ожидание того, когда же наконец на берег выскочат испанцы и дадут понюхать пороха не знавшим металла и колеса индейцам, повышает уровень адреналина, который и так вливает в кровь динамичная картина. Однако фильму не зря предпослан эпиграф из историка Уилла Дюрана: "Великая цивилизация не может быть завоевана извне, пока не разрушит себя изнутри". Грозные "могильщики" культуры майя, ацтеков и инков тихо появляются в конце – как похоронная процессия. Только для того, чтобы спасти героя. Пока белые паруса их каравелл гипнотизирует преследователей Лапы Ягуара, он уходит в спасительную сень леса, не желая унавоживать собой почву мировой истории.
Удивительно, что вся пресса – американская и наша – готова всерьез обсуждать, насколько похож верховный жрец майя на президента Буша, отправившего американских солдат в Ирак. Ну похож, как и на любого властителя, поставившего идеологию выше людей. Незатейливые популистские аллюзии лежат на поверхности. (Да и Гибсон о них говорил не раз.) Но этот мотив не расширяет и не уточняет идею фильма. Беззвучный ход плывущих к берегу лодок и тонкий силуэт креста в руках одного из пришельцев – вот загадка, ключ к которой режиссер не сумел или не захотел дать зрителям, оставив их с ощущением – главного так и не сказали.
Зачем было побуждать нас столь сильными средствами сочувствовать индейскому охотнику, который явно повторяет историю Рэмбо? К чему гекатомбы, от которых он бежал быстрее лани с обломком стрелы в печени, эта "юкатанская резня бензопилой", как выразился запальчивый американский критик? Нет, нас не устраивает катарсис от спасения – слишком мелко. Знаем ведь, что по закону жанра герой выживет. Мы ждем басенной морали, считая, что автор рассказал нам "историю" для того, чтобы обрушить на зрителей какое-то сверхоткровение. Его искали в "Страстях Христовых", хотя вроде бы книжка, которую Гибсон эксцентрично экранизировал, сама по себе таковым для многих давно является. Его ищут в "Апокалипсисе", хотя заранее настраиваются против прославления Европы, отнявшей у американских аборигенов право самим угробить свою культуру, предпочитавшую удобрению истощенных полей умасливание богов жертвоприношениями. Никто не хочет признать, что в частной истории Лапы Ягуара заложен высший смысл – человеческое измерение большой Истории, перемалывающей цивилизации во имя глобальных идей.
Америка и была открыта для того, чтобы на ее просторах человеческая жизнь, сильно подешевевшая в бурно развивающейся Европе, снова обрела вес. В прекрасном новом мире можно было начать жизнь с чистого листа, с "нового начала", как трактует название фильма режиссер, отметая расхожую идею "конца света". Именно "американская мечта" о равных возможностях для каждого и свободе выбора на бескрайних просторах делала этот континент столь идеологически привлекательным для старого мира. Столкнув в финале две погрязшие в грехе цивилизации, Гибсон вопреки своему имиджу правоверного католика выбирает не тех, кто под сенью креста плыл за золотом неведомых народов. Он на стороне простого парня, у которого нет идеологии, который защищает жизнь и семью, хочет растить детей, добывая кусок хлеба с мясом своими руками. Это осталось мечтой в нашем переполненном идеями мире. Режиссер оплакал ее кровавыми слезами.
Впрочем, для зрителя любые измышления могут оказаться ненужными. В фильмах Гибсона умело сплавлены беспроигрышные жанровые ходы и шокирующие историко-культурные аттракционы. Его проекты выглядят артхаусным произволом, а собирают кассу блокбастеров. Сегодня он победитель, открывший золотую жилу познавательного развлечения. Получив "Оскар" за "Храброе сердце" /Braveheart/ (1995), сняв "Страсти Христовы" на свои деньги (утерев нос студиям, которые отказались поддержать странный фильм), Гибсон заработал около миллиарда долларов и занял в киноиндустрии уникальное положение – как Лукас со "Звездными войнами" /Star Wars/. Он способен справиться с ордой разрисованной массовки куда лучше легендарных создателей "Бен Гура" /Ben-hur/ (1959) и "Клеопатры" /Cleopatra/ (1963). С огорчением вспомнив "Волкодава" (2006), в целом провалившего идею русского фэнтези, хочется намекнуть Гибсону: в начатом им сериале о столкновении верований и цивилизаций вполне могло бы найтись место для Крещения Руси.
«Апокалипсис»
Апокалипсис: Жертвоприношение inc.
Роман КОРНЕЕВ, 17 декабря 2006
Статьи » Рецензия Исторический
После «Страстей Христовых», при всей неоднозначности общественного мнения относительно фильма, от Мела Гибсона стали ждать не просто очередного фильма, а фильма по крайней мере столь же сильного, столь же не бесспорного, столь же, если хотите, дающего по мозгам. И сам Гибсон с азартом включился в эту игру в ожидания, до последнего не раскрывая подробностей о новом проекте, выпуская мало о чём говорящие ролики, интригуя общими деталями — снова мёртвый язык, снова далёкое прошлое — умудрившись вписать христианский контекст конца света в дикую природу начала второго тысячелетия нашей эры.
Если не вспоминать алкогольно-антисемитский скандал, который, конечно, подогрел к новому фильму режиссёра интерес, но вряд ли был преднамеренным, Гибсон сделал со своей стороны всё, чтобы заинтриговать, привлечь внимание, но ни на йоту не раскрыть суть происходящего. С одной стороны — известен сюжет: клонящаяся к своему закату Империя Майя строит новые и новые алтари для человеческих жертвоприношений, пытаясь так отсрочить свою судьбу; молодой индеец, которого должны были принести в жертву, бежит от своей судьбы на свободу. Сюжет как сюжет, а что за ним скрывается — загадка.
И вот, премьера, сходили, посмотрели, подумали. Давайте разбираться.
Начнём, пожалуй, с историчности. Тут ещё до начала фильма было довольно нестыковок. Майя, фигурирующие во всех виденных мной официальных, в т.ч. англоязычных синопсисах, по современным представлениям перестали существовать как классическая цивилизация майя примерно в середине X в.н.э. (идут споры, что с ними случилось, но массово строить свои алтари они перестали именно тогда, за исключением куда более более поздней пирамиды Кукулькан), и ни с какими конкистадорами, фигурирующими в фильме, встретиться не могли. Тогда зачем майя? Почему не тольтеки, инки, ацтеки? Остаётся загадкой. В кадре, кстати, слово «майя» не произносится.
Далее — ключевой момент в виде мёртвого языка. Да, латиноамериканские индейцы, да, говорят на своём наречии, в пику разным Покахонтас, вволю общающимся на «американском английском». Но увы, то ли язык получился уж совсем мёртвым, то ли индейцы оказались невосприимчивыми к языкам предков, пусть и не своих, но весь фильм оставляет впечатление франкофонного утренника из «Приключений Петрова и Васечкина» — «же суи ле лю гри». Медленно, по складам, индейские речи любой мало-мальский диалог под белые буквы субтитров превращают в затяжное постановочное действо. Отнюдь не ложась в общую «природную» канву происходящего.
Вообще же долгая прелюдия жития индейской деревни с охотой и последующими шутками-прибаутками вначале и той же охотой, но уже на человека в финале — напоминает скорее знакомые зарисовки в стиле Рони-старшего, чем современные исторические реконструкции, хотя вокруг империи майя действительно, по всему выходит, существовал массив куда менее культурных племён, говоривших почти на том же языке, но не знать соседей, не слышать о крупном многосотлетнем агрессивном государстве в паре дней пути от себя, да и вообще — не знать в своём лесу каждую тропинку и оставлять там заряженные попусту ловушки — это нонсенс даже для самого каменного века.
Да и тканые материи, фигурирующие в некоторых кадрах на фоне употребления сырого мяса и кремневых ножей и дреколья на охоте тоже ставят ряд вопросов перед создателями фильма — так ли они уверены в своей версии исторической реальности, настолько ли они тщательно подошли к этой реконструкции и следовали рекомендациям экспертов-историков — упитанные индейцы, на самом деле отнюдь не раз в неделю позволявшие себе мясо, и вообще непонятно чем питающиеся между удачными охотами, столь же упитанные и умытые их дети, чистые зубы, вальяжная побудка во время нападения врага, безоговорочное пропускание чужих через свои земли и прочая, и прочая.
Не меньше вопросов порождает и дальнейшее путешествие пленённого героя через земли более культурные — судя по показанному, майя занимались исключительно рабовладельческим строительством своих каменных алтарей, равно как прилюдным подневольным умерщвлением множества себе подобным, изымая из них сердца через живот, а также отрубая голову, и так всё время, пока не случится затмение (на самом деле это ацтекский обряд, причём проводившийся зачастую добровольно, и эти, в отличие от майя, как раз непосредственно познакомились с конкистадором Кортесом, для майя же был характерен совсем другой подход к кровавым жертвам — их обряд кровопускания совершался путём прокалывания различных частей тела специальным ножом, и был прерогативой вождей, а не участью рабов).
Почему при всём этом высоком культурном уровне (гигантские постройки, фрески, жреческая религия, астрономический календарь, продвинутый по отношению к родоплеменному строю рабовладельческий уклад, умение обращаться с металлом, денежное обращение и так далее) у показаны столь примитивные культовые обряды, где армия-полиция, почему никаких преимуществ, кроме многочисленности и кое-какой носимой защиты, у «охотников за головами» перед «дикарями» просто нет. Те бегут, эти бегут, кто кого догонит и съест. Масса вопросов.
Если Гибсон хотел показать упадок кровавой империи, то у него получился скорее шарж на этот упадок — реки бурой крови, горы синих трупов, одинокое притянутое за уши предсказание, а потом бац — конкистадоры на горизонте, приплыли. Крови в фильме вообще много. Да, как было сказано по поводу совсем другого фильма, «такое было время», но время было и не было, речь не о времени, а о том, что хотел сказать автор. Например — почему сцена жертвоприношения повторена без нюансов два раза к ряду, почему в финале главный герой так долго и упорно, с максимальными подробностями избавляется от, кажется, плодящихся в пути преследователей. Ну и закольцованный на начальную охоту финал с последующим катарсисом не показался в итоге ни элегантным, ни осмысленным.
По выходе из зала осталось впечатление, что на экране был показал странный исторический триллер, крайне неоднозначный, но совсем не в том смысле, в каком были неоднозначны «Страсти Христовы». Что, в конце концов, всем этим хотел сказать автор, загадка.
Любите кино.
СЮЖЕТ
16, кажется, век, Америка ещё не открыта. В стране Бразилии, помимо множества диких обезьян, живут также тамошние дикие индейцы. Живут они в диком лесу, спят в индейских национальных решетчатых хижинах, занимаются охотой, собирательством и продолжением рода в своё удовольствие. Молодцы!
Но некоторые индейцы оказываются не чужды благам цивилизации. Со временем зритель выясняет, что в лесу живут только небольшие разобщённые племена, а наиболее продвинутые индейцы давно построили ацтекские города с пирамидами и рынками, где заправляют жрецы и военные вожди.
А тут как раз у жрецов неурожайный год. Что делать? Разумеется, приносить жертвы на пирамидах. И самое гармоничное, что тут можно совершить – это устроить набег на лесных жителей, понабрать их в плен, и уже с их помощью означенные жертвоприношения осуществить. Чтобы уж если губить, так хоть не свой рабочий люд.
Так и получается, что на посёлок обрисованных в начале фильма героев нападает слаженный отряд отборных головорезов. Главный герой-индеец только и успевает, что спрятать жену с сыном, как уже оказывается связан, и вот его уже ведут по дороге разочарований, прямиком к индейской жертвенной пирамиде.
Однако, ряд знамений в пути указывает на то, что угнетатели трудового крестьянства напрасно бесчинствуют, что найдётся и на них управа. Находится, да. Но до того времени много всего произойдёт...
ВЕРДИКТ
Вы тут не смотрите на мой ёрнический тон. На самом деле дядька Гибсон снял феерическое кино, от которого натурально захватывает дух. Смотришь, и оторваться невозможно – такой непрекращающийся экшен разворачивается на экране. Примерно такого же уровня экшен, бывает, прёт в отдельные моменты какого-нибудь супер-блокбастера какого-нибудь Майкла Бэя (например, в сцене авто-погони в "Плохих парнях 2"). Но там – отдельные сцены, а тут весь фильм – сплошной экшен! Причём, замечу,– в лесу, среди голозадых индейцев, с копьями и стрелами. Боевик про Рэмбо из жизни пещерных племён. Казалось бы, может ли такой боевик быть брутальным и внушать чувство безоговорочного восторга, может ли он увлечь современного избалованного огнестрельным оружием и восточными единоборствами зрителя со страшной, нечеловеческой силой?
Оказывается, может, да ещё как. Именно – брутальностью происходящего. Уж если какой эффект от этого фильма и возникает, так это появляющееся после просмотра желание быть мега-мачо, рвать сырое мясо голыми руками, уволакивать женщин за волосы в пещеру и скакать по деревьям. Вот какой эффект от фильма! Как после "Кинг-Конга"!
Потому что герои все – хороши! Хоть и дикие индейцы, а личности. Жён любят и мужественно защищают, о вечном думают, весело друг над другом подшучивают, чтут семейные узы... Просто титаны духа, а не люди. И знаете, как обидно, когда с этими людьми начинает происходить непоправимое? Переживаешь как за родных, буквально весь вертишься в кресле от волнения.
Тут, конечно, Гибсон тоже молодец. По всем статьям молодец – просто чудо, что за творческая личность. Начнём с того, что он сумел собрать воедино такую огромную толпу индейцев и повлечь её за собой, выстроил в нужном ему порядке и нарисовал посредством этой толпы такой живой мир, что никаких сомнений в его реальности! Это не актёры, это настоящие индейцы! Стоит только задуматься о том, как Гибсон на съёмках справлялся со всей этой шоблой, как первая же мысль, посещающая голову, рисует совсем уж гротескные картины. Вот подопечные индейцы вдруг отказываются выполнять указания какого-то там цивильного режиссёришки в рубашке и начинают славить настоящего вождя – того самого, со звериной челюстью на лице, военного лидера города, человека – живого памятника! Это искусственный мир? Да бросьте вы. Тут всё по-настоящему!
Далее – ритм. Передышку зритель получает только в самом начале фильма, когда оператор очень уж постепенно начинает свой рассказ. Здесь, в самом начале, и заснуть можно... На первую минуту. Потом вы фиг уснёте! Лишь на какие-то мгновения будете вместе с героем затаиваться на дереве, но тут же на головы пробегающих внизу врагов будет капать ваша кровь, и потому расслабиться не получится. Совсем! Говорю же – одна сплошная экшен-сцена на два часа! Но при том никакого хаоса, никакого мельтешения. Это – высшее достижение, а Гибсон – матёрейший мега-человечище!
Плохо только, что по большому счёту фильм его – ни о чём. Да, перед нами просто эпизод из жизни одного, пусть и самого сильного индейца. Тут ещё, кстати, наши переводчики подвели – мне из соседней кабинки только что подсказали, что название "Apocalipto" правильнее было бы перевести как "Новое начало" или "Новая жизнь" (эти слова, кстати, в фильме пару раз повторяются). Но уж никак не как "Апокалипсис", которым в фильме и не пахнет, отчего некоторые зрители находят нужным пожимать плечами. Здесь нет никакого крушения цивилизации майя, нет ничего глобального. Просто одно индейское племя и один отдельно взятый индеец попали в серьёзный переплёт и были принуждены к нечеловеческому напряжению всех сил. Всего-то.
Впрочем, и этого очень уж немало. Хотя вот это отсутствие какой бы то ни было мысли несколько сбивает с толку. О чём этот фильм да ни о чём! Просто красивая, величественная, жутко захватывающая историю и целый мир, доселе неведомый. Мир, в котором индейцы говорят на своём странном языке (как и "Страсти Христовы", фильм идёт с субтитрами, и это – очень правильное решение!) и живут своей странной жизнью, но при этом руководствуются общечеловеческими ценностями, понятными современному офисному планктону. Практически чудо.
И в любом случае, "Апокалипто" – один из сильнейших фильмов в этом году, который я вам всячески рекомендую.
ОЦЕНКА – 11 из 12.
Леонид ШЕВЧЕНКО aka Linch
Кровь под солнцем
Он сражался с байкерами, воевал за независимость Шотландии, поднимал мятеж на «Баунти», произносил «Быть или не быть», выяснял, чего хотят женщины, и собственноручно распинал Христа. И вот теперь актер, режиссер и продюсер Мел Гибсон занялся древними майя. Его новый фильм «Апокалипсис» – первая в мире эпическая киносага об одном из самых интересных народов в американской истории.
ЗАГАДКИ МАЙЯ Первые поселения, которые археологи относят к ранней культуре майя, появились в центральной Америке во втором тысячелетии до нашей эры. В начале первого тысячелетия до нашей эры майя начали сооружать погребальные курганы, которые по мере развития цивилизации переросли в огромные пирамиды. Пик культуры майя пришелся на середину и вторую половину первого тысячелетия нашей эры. Примерно в районе IX века начался резкий культурный спад, после которого майя не исчезли, но так и не оправились. Многие древние города были покинуты, сооружение гигантских построек прекратилось, торговля между далеко отстоящими друг от друга центрами цивилизации была нарушена. Историки до сих пор спорят, что привело к этому кризису. Видимо, причин было много – неурожаи, голод, разочарование в религии, междоусобные войны и так далее. Как бы то ни было, для сюжета «Апокалипсиса» это не слишком важно, поскольку его действие развивается в конце XV века, когда выжившие царства майя подпали под влияние их лучше организованных и более жестоких младших сородичей ацтеков. Напомним, кстати, что столицей империи ацтеков был Теночтитлан, на руинах которого испанские завоеватели построили Мехико. У майя империй не было. Каждое большое поселение (в частности, Чичен Итца, Паленке, Копан) являлось городом-государством, власть в которых была единоличной и передающейся по наследству. Майя были предприимчивыми агрономами, превосходными строителями, блестящими художниками и скульпторами, выдающимися математиками и талантливыми астрономами. Их многолетние записи о наблюдениях за звездным небом считаются одним из ценнейших источников для современной астрономии. При этом у майя не было ряда вещей, очевидных для европейской цивилизации. У них почти не было домашних животных, и они не знали колеса. Также они не умели плавить металл, и потому пользовались каменными инструментами. Тем удивительнее их огромные постройки, которые создавались почти что голыми руками – без помощи колесных средств и тягловых животных. Что касается человеческих жертвоприношений, которыми злоупотребляли ацтеки, то ситуация с ними у майя науке до конца не ясна. Некоторые ученые отстаивают невинность майя в этом вопросе. Другие считают, что они жертвовали людей не реже ацтеков. Видимо, самой близкой к истине является срединная точка зрения, которая утверждает, что жертвоприношения-убийства у майя были, но совершались они редко. Также известно, что иногда майя просто жертвовали богам кровь, делая себе кровопускания. В настоящее время потомки майя населяют Мексику (где их больше всего), Белиз, Гватемалу, Гондурас и Эквадор. Всего их около 6 миллионов. В основном они католики, но многие из них продолжают с уважением относиться к верованиям предков. Хотя людей уже, конечно, никто во имя богов не убивает. ЯЗЫК ГЕРОЕВ Наречие юкатанских майя, на котором говорят персонажи «Апокалипсиса» – весьма любопытный язык. Например, в нем нет слова «да». Майя либо пользуются заимствованным у испанцев «si», либо утвердительно перефразируют вопрос: «Хочешь идти? – Хочу идти». Также у них нет слова «пожалуйста». Зато их «спасибо» буквально значит почти то же, что и в русском языке. Только у нас говорится «Спаси тебя Бог», а у них – «Бог тебе заплатит». ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ЮМОР После выхода «Страстей Христовых» переводивший сценарий на древние языки лингвист из ордена иезуитов Уильям Фулко признался, что в некоторых эпизодах пошутил в переводе. Например, в картине есть сцена, где по сценарию Каифа говорит: «Позаботьтесь об этом», тогда как на самом деле актер произносит фразу, которая с арамейского переводится: «Постирайте мое белье». Интересно, сколько подобных приколов прокралось в «Апокалипсис». Впрочем, абсолютное большинство зрителей их не заметит. Ведь современные майя из-за своей бедности в кино не ходят и ТВ не смотрят. Поэтому ленту о них они просто не увидят. РЕЖИССЕРСКИЙ КАДР В последнее время Мел Гибсон предпочитает снимать, а не сниматься. По его словам, он слишком долго был перед камерой, чтобы вновь туда рваться. Нет его и в «Апокалипсисе». Тем не менее, режиссер не удержался и вставил в один из ранних трейлеров картины один-единственный кадр, на котором улыбающийся бородатый Гибсон в современной одежде стоит рядом с загримированным актером. |
www.totaldvd.ru