"Лабиринт Фавна"
|
| Название фильма: |
Лабиринт Фавна |
|
| Страна-производитель: |
США, Испания, Мексика |
| Английский: |
Laberinto del Fauno, El |
| Жанр: |
мистика / триллер |
| Режиссер: |
Гильермо дель Торо |
| В ролях: |
Ивана Бакеро, Даг Джоунс, Сержи Лопес, Ариадна Гиль, Марибель Верду, Алекс Ангуло, Роджер Касамайор, Федерико Луппи |
| Год выпуска: |
2006 |
| Наша оценка: |
|
|
Купить |
|
Интересно:
Премьера в России 23 ноября 2006
Бюджет 5 000 000 $
• Официальный сайт
• Официальный русский сайт
• Страница на IMDb
Трейлеры на Yahoo!
Дополнительная рецензия:
Обыкновенный фавнизм
Текст: Валерий Кичин
"Российская газета"
Кинотеатры запаслись гигиеническими пакетами
Лабиринт Фавна (2006 г., 1:54)
Реж.: Гильермо дель Торо. В ролях: Ивана Бакеро, Даг Джоунс, Сержи Лопес, Ариадна Гиль, Марибель Верду, Алекс Ангуло, …
Шум вокруг фильма Гильермо дель Торо "Лабиринт Фавна" /Laberinto del Fauno, El/ (2006) поднят изрядный: ужастик прогремел на Каннском и Торонтском кинофестивалях, везде срывая бурные аплодисменты, даже ходят слухи насчет возможного "Оскара". Если так, то для меня это яркий показатель интеллектуального кризиса, охватившего планету.
Сама история в пересказе звучит благородно: десятилетняя Офелия не может примириться с тем, что мать спуталась с фашистом (действие происходит в кровавые времена Франко), и пускается в рискованное путешествие по каменному лабиринту, полному слизняков и жаб, встречает там чудище в виде Фавна, а затем другое белесое чудище с глазами в ладошках, выходит из страшных испытаний принцессой, а в параллельном, уже реальном действии партизаны в это время успешно громят франкистов. Изобразительно все выдержано в духе фантазий Сальвадора Дали и, таким образом, отсылает к горним вершинам мирового духа. Быть здесь скептиком – значит расписаться в своей нечуткости к утонченному языку метафор и символов, который в живописи всегда работает безотказно.
Сработает ли живописная метафора в кино – вот вопрос.
Кино по природе конкретно. Здесь любой фан разглядит за полетом фантазии бесстрастную работу компьютера. Здесь каждая лишняя складка грима заставит вспомнить о надежде гримеров на "Оскара". И никакой рогатый Фавн на экране не убедит нас в том, что перед нами не маскарад в школьном утреннике. У Сальвадора Дали расползшаяся плоть – эманация расползающегося духа, она выплескивается прямиком из сердца – на полотно. А в кино нам просто дают понять, что режиссер не чужд культуре, изучал историю испанской живописи и знает Дали. У Дали телесная анемия – излучение неформулируемых комплексов, а в кино – цитата, заимствование и коммерческий проект. Дали, буквально перенесенный в кино, выглядит не более чем страшной сказкой для малышей.
Теоретически я понимаю умозрительную идею режиссера показать природу фашизма через серию жутковатых иллюстраций и живописных параллелей. В цирке любой сквозной сюжет, хоть про царевну-лебедь, хоть про партизан в тылу врага, лишь формально сцепляет жонглера с акробатами. Так и в фильме дель Торо вся эта петрушка с фашизмом затеяна для того, чтобы идейно обоснованно и потому легально показать крупным планом, как человеку рассекают щеку до ушей и как он перед зеркалом долго ее зашивает суровыми нитками, сладострастно протаскивая иголку через губу. В эти минуты зрители в ужасе сползают под кресла, делая вид, что завязывают шнурки на ботинках. Зато потом они расскажут друзьям, что видели та-акое!!! Но про фашизм они даже не вспомнят, как у выхода из цирка люди не вспоминают про партизанское движение. Они шли на аттракцион, его ждали и его увидели. Остальное – конферанс, который надо перетерпеть.
Гильермо дель Торо снимал в своей жизни только адские ужастики: "Хеллбой: Герой из пекла" /Hellboy/ (2004), "Блэйд 2" /Blade II/ (2002), "Хребет дьявола" /Espinazo del diablo, El/ (2001), "Мутанты" /Mimic/ (1997)... Теперь он решил приспособить машинерию ужастика для более идейных целей – и все заговорили о "его лучшем фильме". Хотя перед нами всего только сеанс мимикрии коммерческого аттракциона под идейный "месседж". И эта подмена – худшее, что только может быть в искусстве. Потому что взрывоопасная идея фашизма сводится к демонстрации тупой бессердечности в видах новых богатых возможностей для садомазохистских зрелищ. А уж если все это облечь в форму детской сказки, не светлой, как у Андерсена, а сумрачной, как у братьев Гримм, то зрелище, от которого взрослый зритель лезет под кресло, можно выдавать за семейную картину и показывать на утренниках малышне.
Малышня вряд ли поймет что-нибудь про фашизм. Но заикаться начнет – это точно. А может, ей и понравится рассекать ближнему щеку до ушей – и тогда картина сильно придвинет юное создание если не к теории, то к практике фашизма. То есть сыграет роль, прямо противоположную декларированной. "Фашизм уничтожает вас дюйм за дюймом, и не только физически, но главное – духовно", – говорит Гильермо дель Торо. И в фильме дюйм за дюймом уничтожает в своем зрителе чувствительность, отодвигая болевой порог в зону полной невидимости.
Если живописец-сюрреалист дает абрис разорванной плоти растекшегося человека – это поражает. Но вообразите набросок ожившим, и паук на щеке начнет двигаться, и зияющие разрывы тела станут вываливать наружу внутренности – искусство закончится и пойдет физиология, тошниловка, анатомичка, куда нервных не пускают. Но именно этим занимается дель Торо от первого до последнего кадра "Лабиринта Фавна". Кроме Дали, режиссер находит истоки своей болезненной фантазии в рисунках английского художника конца XIX века Артура Рэкхема, в сказочных фантазиях которого он видит "извращенность и сексуальность". Но и невероятно талантливый Рэкхем от фильма так же далек, как Ковент-Гарден от рыночного шапито, как невинность от цинизма и как искусство от ремесла.
Гильермо дель Торо в "Фавне" вступил в самые опасные лабиринты кинематографа: там целлулоидные грезы наиболее бесстыже обнажают колесики-винтики своего механизма. И мы видим механику манипулирования зрителем во всей ее неприглядности. Когда эстетическую "актуальность" выдают за актуальность общественно важную, а сытую извращенность хорошо пожившего человека преподают в формах, адаптированных для детского сознания. Причем под "детским сознанием" я имею в виду не только возрастную категорию, но и болезнь, которая все более расползается по зрительским массам, – неспособность переварить серьезную идею без слоновьих доз рвотных микстур.
Занятно, что в работе с актерами дель Торо демонстрирует полную неспособность предложить им сколько-нибудь внятную задачу. Очень хороший артист Сержи Лопес ("Гарри – друг, который желает вам добра" /Harry, un ami qui vous veut du bien/ (2000)) в роли Видаля играет тупое бессердечие со всеми штампами антифашистских кинооперетт. Ивана Бакеро в роли девочки Офелии при виде тех самых ужасов, от которых взрослые зрители ползут под кресла, не умеет испугаться и даже не бесстрашно, а бесстрастно общается с монстрами, козлоногими и желеподобными. В гримах латекса больше, чем образности, а декорации словно извлечены из каморки папы Карло. Но все вместе должно читаться как антифашистское послание прогрессивного художника, уходящее корнями едва ли не в античную мифологию.
Это хуже всего, когда "тупой и еще тупее" прикидывается интеллектуалом. Это даже не смешно.
В лабиринтах подсознания
Текст: Диляра Тасбулатова
"Итоги"
Прекраснейший Гильермо дель Торо, мексиканский волшебник, чей талант корнями прорастает в родную почву, снял, наверное, лучшую свою картину – эдакий испано-мексиканский симбиоз, чудесный коктейль из политики, мистики и фэнтези. "Лабиринт Фавна" /Laberinto del Fauno, El/ (2006) – один из самых оригинальных фильмов, который мне доводилось видеть, экстравагантная "двухэтажная" притча, где действие происходит на разных уровнях. Основное – в подвале, подполе, куда, словно в ад, то и дело спускается маленькая девочка; второстепенное же, перекликающееся с основным, – наверху, где есть свои монстры: испанские фашисты, возглавляемые жестоким капитаном Видалем, отчимом малышки Офелии. До наступления полуночи спустившаяся в подземный лабиринт Офелия должна пройти три чудовищных испытания, оставшись в живых; точно так же повстанцы, возглавляющие антифранкистскую группировку, должны до полуночи занять выгодные стратегические позиции. Любой, кто прочтет эти строки, будет, наверное, немало поражен: дескать, фашизм не тема для фэнтези, и приключения Офелии в сказочном подземелье никак нельзя соотнести с реальными кошмарами, происходившими в Испании в 1944 году. Оказывается, можно. Хотя и трудно: всякого, кто взялся бы за эту тему, не обладая особым даром Гильермо дель Торо, ждал бы неминуемый провал. Иная, более документально-жесткая эстетика не выдержала бы столь хрупкой конструкции, столь отчаянно-смелого смешения жанров. И в этом случае никакие рассуждения – о темном "подсознании", о его бесах и монстрах, оправдывающих "подземельную" эстетику, – не помогли бы. А выкладки самого автора о сущности фашизма как "извращенной формы невинности", "детскости", доморальности человека, еще не ведающего ни добра, ни зла, показались бы интеллектуальными стереотипами. Не более того.
Ко всему прочему Гильермо дель Торо, подобно Бунюэлю, опирался не на что-нибудь, а на живопись самого Гойи, мистика, умевшего в обыденном зле разглядеть зло вселенское. Скажем, некоторые персонажи фильма навеяны "Сатурном, пожирающим своего сына", ужасающей картиной Гойи, до сих пор, после всех реальных ужасов, пережитых нами в ХХ веке, вызывающей дрожь отвращения. Недаром въедливые критики, знающие, откуда ноги растут, с удивлением отмечают, что дель Торо никогда не цитирует других режиссеров, черпая свое вдохновение скорее из мировой живописи и литературы, нежели из старых фильмов. Что верно, то верно: стиль дель Торо – как это ни странно звучит в применении к относительно молодому искусству кино – корнями уходит в культурную память Испании и Мексики. Причем если все чудовищное, пугающее, смертоносное вдохновлено испанской культурой, где близкое дыхание смерти ощущалось всегда, то радостное, феерическое, фантастическое – мексиканской. По-видимому, феномен дель Торо и зародился на стыке этих двух цивилизаций, точно так же, как его лучший фильм "Лабиринт фавна" – на стыке мексиканской ментальности и испанской мистичности. Кстати, в Канне, где картина была отобрана для основного конкурса, его приветствовали, как новоявленного гения. И недаром в Мексике, отбирая самую достойную картину для предстоящего "Оскара", остановились именно на "Лабиринте Фавна".
