"Груз 200"
| Название фильма: | Груз 200 |
|
|
| Страна-производитель: | Россия | ||
| Английский: | Груз 200 | ||
| Жанр: | драма | ||
| Режиссер: | Алексей Балабанов | ||
| В ролях: | Агния Кузнецова, Алексей Полуян, Леонид Громов, Алексей Серебряков, Леонид Бичевин, Наталья Акимова, Юрий Степанов, Михаил Скрябин, Андрей Мокеев, Алена Фалалеева, Ляля Миропольская, Дмитрий Карпов, Людмила Егорова, Валентина Андрюкова, Илья Пляцковский, | ||
| Год выпуска: | 2007 | ||
| Наша оценка: | 
|
||
| Купить | |||
|
|
|
|||||||||||
Сюжет и комментарий
Одиннадцатый фильм Алексея Балабанова по его собственному сценарию — о маленькой смерти тоталитаризма в отдельно взятой стране. На дворе 1984 год, канун перестройки, когда мрак жизни при советской власти сгустился до предела. Фильмом "Груз 200" режиссер обещает с последней прямотой объяснить всё: про себя, страну и её героев. Сюжет фильма держится в секрете.
Еще:
1984 год, финал советской эпохи и во время войны в Афганистане. Военные самолеты с цинковыми гробами (грузом-200) не обходят стороной и провинциальный город Ленинск, где живет героиня - юная дочь секретаря райкома партии. Ее парень служит десантником в Афганистане. Внезапно после дискотеки девушка пропадает. Свидетелей нет. Виновные не обнаружены. В этот же вечер в доме на окраине города происходит жестокое убийство, в котором обвиняют хозяина дома. Оба расследования поручены капитану милиции Журову...
Мифический райцентр Ленинск — трубы коптят небо над синими куполами, из каждого второго окна ВИА «Ариэль» поет про край магнолий. Комический завкафедрой научного атеизма, засидевшись дотемна у брата-милиционера и решив все-таки ехать домой в Москву, глохнет на своем «запорожце» у деревни Каляево. Идет на свет — свет оказывается лампочкой над столом бывшего зэка (Серебряков), на зоне много читавшего Кампанеллу. За спиной хозяина маячат китаец Сунька и некто Журов, которого все называют «начальник». Московский гость в ужасе давится самогоном, на вопрос хозяина, есть ли душа, робко отвечает: «Души нет, Алексей» — и ждет, когда его начнут убивать. Его в итоге не тронут. Чуть позже патлатый студент-фарцовщик привезет с дискотеки Анжелику, у которой жених — десантник, а папа — секретарь райкома, но это ей не поможет.
В«Грузе» Алексей Балабанов снова поднимается в полный рост. «Груз 200» подминает под себя даже самого устойчивого и здравого зрителя, притом во многом именно потому, что Балабанов поначалу запинается и мычит. Первые пять минут думаешь, что Алексей Октябринович окончательно выдохся, вторые пятнадцать — что он, кажется, снял недурную черную комедию, а когда понимаешь, что на самом деле происходит,
уже поздно включать защиту. Как герои вестерна, фильмов Такеши Китано (ну или своих собственных), Балабанов не тратит время на то, чтоб прицеливаться и вставать в позу: секунду назад ты снисходительно улыбался, секунду спустя — уже убит.
«Груз 200», мягко говоря, страшен, как смерть. Как «Брат» и «Про уродов и людей» — предыдущие серьезные высказывания Балабанова на тему русского характера, — «Груз 200» вызовет бесконечное число претензий морального толка, и трактовать его тоже можно до посинения. Самая очевидная цепочка — что Балабанов выводит советскую власть в виде маньяка, далее — что он ставит знак равенства между 1984-м и сегодняшним днем, тем самым в одиночку выходя против идеологии позитивизма и радостного примирения с мертвым советским прошлым. Он идет и дальше — туда, где политическая аллегория заканчивается и начинается чистая бесовщина, обитель зла, территория, куда нормальные люди не ходят и куда Балабанов вступает со спокойствием человека, которому совсем нечего терять.
Самая очевидная претензия к «Грузу» — отсутствие в нем хоть какого-то, пусть самого минимального, пусть крохотного просвета. И правда: финал, где упомянутый преподаватель научного атеизма (которого вся происходящая в фильме история зацепила лишь самым краем) приходит в церковь покреститься, выглядит чудовищной издевкой. Но Балабанов (что хорошо видно на примере «Мне не больно») не утешитель и не мать Тереза. У него другая работа: он Ван Хельсинг — или, если угодно, отец Каррас из «Экзорциста». Его фильм — как осиновый кол, возможно, грубоватое, но, как показывает исторический опыт, единственное по-настоящему эффективное средство для примирения с прошлым, когда это прошлое — мертвец, упорно настаивающий на том, что он жив.
Время человечинки
Текст: Валерий Кичин
"Российская газета"
"Груз 200": райкомовская дочка + упертый мент + труп в постели = СССР
Защищать порядки в СССР, когда по ТВ идет хороший фильм о судьбе Варлама Шаламова, как-то странно. Но придется. Потому что на наших глазах другой фильм, уже объявленный гениальным, борется с совком по принципу "миф мифом вышибают".
"Груз 200" (2007) Алексея Балабанова сооружает новый миф о "стране развитого социализма". Это, по фильму, страна, где девушке не выйти в сельский клуб — тут же украдут, изнасилуют особо извращенным способом при помощи пивной бутылки, прикуют милицейским наручником к замызганной койке и бросят рядом труп жениха-сержанта, убитого в Афгане. Это страна садистов с безумными глазами и профессоров научного атеизма, остро чувствующих нехватку в душе Бога. Страна, где нет ни одного нормального жителя, где все угрюмы и озлоблены, где небо только тусклое, вместо милиционеров — бандиты, а вместо лиц — мордовороты.
Оруэлл подобным методом описывал некую тоталитарную страну. Но он стал Оруэллом потому, что для концентрированного выражения своей идеи выбрал некоторое царство — некоторое государство, а не конкретный Третий Рейх или конкретную Новую Историческую Общность, где его тут же уличили бы в натяжках и подтасовках. Он собрал воедино угрожающие черты реальных режимов и создал образ-предупреждение на будущее.
Балабанов же стал Балабановым только потому, что умеет шокировать и эпатировать, эпатировать и шокировать, не слишком соразмеряя свои коммерческие усилия с какой-либо реальностью. Он начал пробой сил в виде сексуальной жизни сиамских близнецов из эстетского, но по идеологии омерзительного фильма "Про уродов и людей" (1998). Теперь решил использовать в коммерческих целях скорбный "груз 200" — нагрузил его миссией олицетворять собой всю советскую жизнь 1984 года и вывалил на гроб ушедшей страны в качестве поминального венка. И вот погибший в Афгане сержант с лицом витринного манекена должен посмертно наблюдать, как безумные тыловые крысы насилуют его невесту. А мы должны наблюдать весь этот гиньоль под лучезарные песни Лозы и Бельды, полагая, что это и есть постылый совок.
Пытливая юность с попкорном в одной руке и пепси в другой, конечно, придет в экстаз: она получит сильный аргумент в своей уверенности, что предки зря прожили свои преступные жизни. Но Балабанов поспешил чуток: еще не все умерли из тех, кто жил в описываемую им эпоху. Кто может сравнивать, анализировать, видеть с высоты собственного опыта, куда, что и как пошло в стране России после 1984 года.
В советской стране было много ужасов — читайте того же Шаламова. Но они были другие. А по улицам можно было гулять хоть в три часа ночи совершенно бесстрашно. И милиционеры еще не стали ментами. И, хоть бога из людей изгнали как пережиток невежества, но совесть в них не убили, а, напротив, жестко держали в рамках вековой морали. И Пушкиным с Достоевским не клялись, а их просто читали, впитывая идеи "милости к падшим". Так что события, изложенные в "Грузе 200", даже в эпоху маразмирующей геронтократии были совершенно невозможны. Хотя совершенно возможны сейчас, и Балабанов просто переносит на "совок" сегодняшную газетную хронику, сладострастно ее расписывая в трупные тона стандартного западного хоррора.
Они были невозможны, разумеется, как знак времени. Потому что ушибленные на голову чикатилы были, есть и будут в любой стране независимо от политического строя.
Тогда зачем именно этот сюжет понадобился Балабанову для его версии "1984"? А все просто: хочется быть Оруэллом. Такая художественная задача: год действия выбран с явным намеком. Но кишка тонка, талант скуден, со вкусом скверно, фантазия убога, а чувства меры нет совсем. Забить осиновый кол в сердце дракулы не получилось — ненависть слепит глаза, руки трясутся, последние крохи режиссерских способностей изменяют. Фильм вышел не о загнивании совка, а о том, как режиссер Балабанов хочет быть Оруэллом.
Когда хорошие актеры вдруг начинают играть так скверно, как играют Юрий Степанов, Алексей Серебряков или Леонид Громов, словно с каменьями во рту пережевывающие топорные тексты, — значит, режиссерское кресло на съемочной площадке занято не режиссером, а грузом 200. Когда саундтрек бессистемно монтируется из случайно попавших под руку советских песен, причем песен явно не хватает, и их включают, как в сельской дискотеке, снова и снова, — значит, груз 200 в режиссерском кресле уже стал распадаться. Когда фильм про советскую жизнь выдержан в духе американских ужастиков класса B, какие ввиду их неряшливости выпускают только на видео, это еще раз свидетельствует о том, что первым в режиссере умирает вкус.
Почувствовав запах гниения еще в сценарии, от участия в фильме отказались Евгений Миронов и Сергей Маковецкий. Задохнувшись от этого запаха, из зала побежали прокатчики и теперь не хотят показывать фильм на своих экранах. Отвергли картину Берлинский и Каннский фестиваль — опытные, они сразу увидели, что именно такая тотальная ненависть несет в себе зерна фашизма.
Остается понять, откуда восторги критиков. Журнал "Сеанс" посвящает фильму спецподборку восторгов. Коллеги пишут, что это лучший фильм Балабанова, лучший фильм года, лучший фильм века и лучший фильм киноистории. Почему лучший — объясняют невнятно, но часто употребляют слово "радикальный". То есть такого еще не было. Это странно, потому что, повторяю, половина вышеупомянутых ужастиков класса B занято разгребанием трупов, их наваливанием на живых людей и показом трупных мух крупным планом, — просто они не претендуют выдавать это за политическую метафору и образ эпохи.
Думаю, перед нами наиболее очевидное следствие отупления чувств.
Кинематограф последних десятилетий, возвращаясь в чрево аттракциона, откуда когда-то вышел, работает по принципу, изложенному в "Золотом теленке": играть быстро, потом очень быстро, потом гораздо быстрее, потом быстро как только возможно и все-таки еще быстрее. Это кино занято не осмыслением жизни, а изобретением все новых шоков: от фильма к фильму шок на шоке сидит и шоком погоняет. Запыхались, сердце в груди уже рвется как птица, разум помутнен, сладкое кажется соленым, соленое — кислым, пирожное — дерьмом, дерьмо — пирожным. Нормальный физиологический эффект. Критики пересмотрелись такого кино, они приходят в экстаз от шока как такового и морщатся, когда шоков им недодают. Своего рода наркотическая зависимость.
Конечно, в этом смысле "Груз 200" тоже не пик творения: видели и пострашнее. Но в нашем кино это пока в новинку — стало быть, радикально. Да и в творчестве Балабанова после золотозубой улыбки героя "Жмурок" (2005) это серьезный шаг в вечность. И конечно, это не манная каша какого-нибудь "Возвращения" (2003), почему-то увенчанного двумя венецианскими львами, не гуманистические сопли каких-нибудь "Простых вещей" (2007), удостоенных критиками только снисходительного похлопывания по плечу, не "папино кино" в духе "Баллады о солдате" (1959), где есть человечность, когда хочется человечинки. "Груз 200" предлагает нам актуальное перелицовывание советской истории методами новейшей "Волги-Волги", где Монро-Мамышев сует лицо в дырку, пропиленную в кадре с Любовью Орловой, как это делают у ярмарочных фотографов, и тем уподобляется коллеге-живописцу, вошедшему в историю тем, что покакал у музейного шедевра.
Балабанов сунул лицо в дырку как бы советских декораций — но Советского Союза эпохи развитого маразма не получилось. Получилась дырка, из которой торчит лицо Балабанова.
Перезагрузка
Расхожие категории "понравилось - не понравилось" к новому фильму Алексея Балабанова "Груз 200" категорически не применимы. Он может шокировать, заставить задуматься, а может вызвать чувство глубокой неприязни и даже отвращения... Или внушить страх, как большинству любимых актеров Балабанова, которые отказались сниматься во всей этой "люти". Сергей Маковецкий, например, согласившийся лишь озвучить одного из персонажей, прочитав сценарий, испугался за свое душевное здоровье.
Действие этой мрачной картины разворачивается в 1984 году в вымышленном городке с говорящим названием - Ленинск. По пути с пьяной вечеринки дочка партработника попадает в лапы милиционера-маньяка. Тот по причине половой слабости насилует ее бутылкой и под песню Юрия Лозы "Мой плот" везет к себе на квартиру, где держит прикованной наручниками к кровати. А в кровати, помимо самой девушки, лежат два трупа: один - ее жениха, вернувшегося из Афгана "грузом 200", второй - местного пьянчуги, рекрутированного ментом, чтобы девочку изнасиловать. Параллельно с этим Балабанов рассказывает истории бывшего зэка, который толкает из подполы самогон, рассуждает о Боге и мечтает построить на своем угодье город Солнца, и трусливого преподавателя научного атеизма, невольно в эту заваруху вовлеченного... Мастерски, великолепно снятый макабр, сидишь прикрыв глаза и борешься с желанием выбежать из зала.
Сельянов понимал, что такой "груз" нельзя обрушивать на голову неподготовленного зрителя, и создал вокруг ленты нетипичное информационное поле. Реклама временами напоминала секретные операции. Первый тайный показ "Груза" состоялся еще в апреле. А после закрытые, полуподвальные, как в советские времена, просмотры следовали один за другим (меня, например, вели в кинозал через кухню прилегающего к нему ресторана. "Хорошо еще, что за город с завязанными глазами не вывезли", - шутили собравшиеся). А некоторое время назад ленту представили тысячникам (самым популярным блогерам) Живого Журнала. Мнения профессиональной общественности и виртуальных интеллектуалов, как водится, разделились. Печатная пресса заговорила о появлении нового шедевра. "Жежисты", среди которых есть и газетные публицисты, "Груз" в большинстве своем не осилили. "То, что я увидел вчера в маленьком зале большого кинотеатра на Новом Арбате, - унылое и скучное г... Да, вот так. Извините, если обидел хорошего человека", - писал один из блогеров.
Сам режиссер свою позицию озвучил уже давно: "Я снимаю фильмы, а как их воспримут - это уже не ко мне. Сами разбирайтесь, кто есть кто. Я не хочу объяснять свои картины. Я их делаю". "Кто есть кто", Балабанов в общем-то объяснил уже давно в фильмах "Про уродов и людей", "Брат" - 1-й и 2й, "Жмурки": есть один-два человека порядочных в этом мире, а остальные - сволочи. В новом фильме нет ни одного нормального человека - уже все скоты: и профессор, который убоялся пойти в милицию, зная, что произошло, а потом на всякий случай сбегавший в церковь покреститься, и глубоко верующий утопист-пьяница, готовый и сам девчонкой попользоваться, и подчиненные маньяка, привыкшие приказов не обсуждать...
"Груз" - это кино об эпохе. Той эпохе, которая для актера Серебрякова, блестяще, мощно и яростно исполнившего роль обреченного пьяницы-утописта, была окрашена в мажорные тона (сам Серебряков вспоминает, что те времена ему запомнились веселыми портвейными попойками). А для других, как для Алексея Октябриновича Балабанова, - эпохой гранд-застоя, ненависти, беспредела, Чикатило, цинковых гробов из Афганистана, прибывавших с такой частотой, что военкоматы не успевали их отгружать. То время, насквозь пропитанное смрадом дряхлых Кощеев, руководителей ЦК, жмурившихся один за другим, автору "Жмурок" глубоко ненавистно и омерзительно. Но... По Балабанову, ведь ничего и не изменилось. Ему уже попеняли в прессе за ряд грубых исторических ляпов: мол, песня Юрия Лозы "Мой плот" - хит куда как более позднего времени, а уж никак не 1984 года, и майка с надписью "СССР" - мода нового миллениума. Подозреваю, Балабанов, человек обстоятельный, осознанно допустил такие промахи. Все эти приметы разного времени - пунктир, который приводит зрителя к сегодняшнему дню. Ну да, тогда был Чикатило - сейчас какой-нибудь мытищинский душитель, раньше Джуна - теперь Грабовой, прежде Афган - а сегодня Чечня. Все перемены, по мнению автора, были лишь сложнонаведенной галлюцинацией.
Стас Лобастов
"Итоги"
Путешествие за край магнолий
На одном из закрытых просмотров нового фильма Алексея Балабанова «Груз 200», бесконечно проходивших в потайных залах кинотеатра «Октябрь», произошла показательная сценка. Один из зрителей, не критик, а человек, ради эксперимента приведенный неким журналом, коротко охнув, закрыл лицо и голову руками. Это был, натурально, очень взрослый мужик. В фильме достаточно моментов, чтобы закрыть лицо и голову. Но сделал он это не тогда, когда были трупы, и не когда убивают или насилуют, да не так чтобы привычно насилуют. Нет, он сделал это, когда монументально серый, непроницаемый мент на мотоцикле с коляской везет свою присмиревшую, прикованную жертву с туфлями-лодочками в руках мимо бодрого советского пейзажа с трубами и заводами.
И в начале этого долгого проезда, когда грянула песня Лозы «Мой маленький плот, свитый из песен и слов, всем мои бедам назло – вовсе не так уж пло-о-о-о-х!», была закрыта бедная зрительская голова. С бодрым Лозой все стало совсем уже невыносимо.
Зачем проходили закрытые показы? Ну, компания СТВ делала все, что в ее силах – фильм на тот момент отказались купить все телеканалы, и вообще судьба его была темна. Некоторые очевидцы восторженно перегибали, пошучивая, что создателей могут посадить. Другие верно подмечали, что если бы этот фильм, снятый о 1984 годе, сделан был в перестройку и другим режиссером, его без проблем крутили бы после полуночи в непраздничные дни. А так – вы что, не видели наш нынешний пушистый телевизор?
Хотя, постойте... Откуда, казалось бы, взяться противоречию? А давайте включим, наконец, этот самый пушистый телевизор и увидим сериалы про злых ментов, коррупцию на уровне малахитовых кабинетов с лепниной, посмотрим программу «Максимум» и даже, черт бы побрал, программу «Как уходили кумиры»! Ну и где там благолепие, пахари с тракторами и фрезеровщики с медалями? Все есть в телевизоре: критика, жуть, взятки берут, маньяки орудуют, бабки плачутся на монетизацию. То есть, пожалуйста, показывай действительность, рассказывай про ментов и даже устраивай всем большую стирку.
Так чем так невыносимо выделился на этот раз Алексей Октябринович, чей «Брат» идет по ТВ с регулярностью фильма «Коммунист» в иные времена?
Про сюжет говорить просто грешно, поскольку лучше смотреть на голубом глазу. Но с другой стороны – все уже написали. Итак, на дворе 1984 год, профессор кафедры научного коммунизма в индийском мохеровом свитере (кто помнит, такой ворс стоял иголками, коричневый) заехал к брату, военкому-полковнику, в Каляево по дороге в Ленинск, где проживает их маменька. Сидят на балконе, пьют пиво из трехлитровой банки. У одного плохие предчувствия, что атеизм с научным коммунизмом под угрозой, у второго – гробы из Афгана идут, «груз 200». Вокруг торжественный распад без всяких метафор – гниют балкон, подъезд, машина, на которой профессор застрянет на ночной дороге. Гниет церковь, переделанная под местный клуб, где идут танцы, на которых дочка секретаря каляевского парткома Анжелика покрутит полудетским телом перед Валерой, непростым парнем в майке с надписью «СССР».
Сколько дискуссий уже: а были в 1984-м такие майки?
Профессора и молодых людей с разницей в пару часов занесет на хутор, хозяин которого Алексей мечтает о Городе Солнца, на манер Кампанеллы, а в это время у него в баньке варится самогон в промышленных количествах. Утопию крышует мент с неподвижным лицом. Подискутировав с Алексеем о душе, профессор уедет, зато приедут за водкой Валера с Анжеликой, на которую тот милиционер, капитан Журов, посмотрит так, как если бы он зашел из «Ночи живых мертвецов». Дальше появится и заглавный «груз 200», в такой момент, что вы уже и догадываться начнете, как и зачем его используют, только до последнего не поверите, что режиссер на это решится.
На своих местах грянут «В краю магнолий плещет море», десантниковская «Тополиный пух низко над землей кружится», на стенах будут висеть портреты Черненко, Брежнева, Гагарина и капитана Журова, в телевизоре – плясать Африк Симон и завывать «Песняры». Стрелять здесь будут без предупреждения пять раз, четыре – насмерть. Интрига разовьется такая, что расколет зрителей и поколенчески, и географически.
Непуганая столичная молодежь решит, что это такой абстрактный триллер, про вселенское зло. Те, кто постарше, и кто в провинции был недавно, короче, бывалые, гадают, был ли такой реальный случай или Балабанов все-таки что-то творчески обобщил?
Казалось бы, в сегодняшней ситуации, когда говорить о пороках отечества (если знать, когда и как) вполне дозволено, можно и такое допустить, тем более про 1984 год. Но вот сказывается разница в самой тонкой материи – в эстетическом подходе. По телевизору из кошмарных историй умудряются варить какой-то шоу-бизнес, нелепый и вневременной. Делается это с вечной улыбочкой выпускников хороших университетов, с культурологическим реверансом. А Балабанов из несусветного триллера двадцати с лишним летней давности делает историю свежую, как кот, вернувшийся с кладбища домашних животных. И вот он сидит, низко урчит и плохо пахнет.
Сам режиссер упорно утверждает, что снял про любовь милиционера к девушке, а опытному зрителю все равно кажется, что это сегодняшняя история о любви нашей власти к нашей хорошенькой стране. Любовь болезненная, с импотенцией, но с выдумкой.
Удивительным образом, но фильм одинаково мало понравится как благонадежным чиновникам, так и приятным, дорогостоящим около-молодым людям, новой, так сказать, аристократии. Они сами и критикуют, и брезгуют, и прогрессивничают, а вот «В краю магнолий» слышать не желают. Верим и сочувствуем. Что поделать, если Лондон кажется ближе, чем Ленинск. Даже рады будем, если у них получится так обмануть время и пространство.
Пока же «Груз 200», фильм, образцовый с кинематографической точки зрения, показательно не получил ни одного приза на «Кинотавре».
Но за время его короткой предпрокатной судьбы добрыми людьми было нагнано столько истерики, что ситуация стала скандальной. А скандал, как мы знаем, это хорошо. Таким парадоксальным и современным образом подтянулись-таки прокатчики с криком «Нам копий, да побольше!». А там, глядишь, подтянется и телевидение. Как ни опасно советовать, но вы лучше не ждите – посмотрите сейчас.
Кстати, про ТВ. «Наша Russia», талантливое, злобноватое и успешное юмористическое телешоу про такую потешную Родину снимает молодая надежда и опора нашего кино – Александр Симонов, оператор «Груза».
Валя Котик
Газета Ру
