"12"
| Название фильма: | 12 |
|
|
| Страна-производитель: | Россия | ||
| Английский: | 12 | ||
| Жанр: | триллер / детектив | ||
| Режиссер: | Никита Михалков | ||
| В ролях: | Никита Михалков, Cергей Маковецкий, Сергей Гармаш, Алексей Петренко, Валентин Гафт, Юрий Стоянов, Михаил Ефремов, Сергей Газаров, Александр Адабашьян, Виктор Вержбицкий | ||
| Год выпуска: | 2007 | ||
| Наша оценка: | 
|
||
| Купить | |||
|
|
||||||||
Интересно:
Кинопрокат: Каропрокат
Российская премьера: 13.09.2007
Дополнительная рецензия:
ДЕФИЛЕ "АСИ КЛЯЧИНОЙ"
"12 разгневанных мужчин" – произведение своего времени, Америки 1950-х, напитанной идеологическим гротеском, коммунальной злостью и послевоенным цинизмом. Масштабная травля сенатора МакКарти ещё не забыта; выросшие в бесчисленных гетто эмигранты доставляют всё большее беспокойство благопристойному обществу; национальная сплочённость военной эпохи на деле всё больше оказывается мыльным пузырём. Но всё-таки в глобальном смысле, эпоха президента Эйзенхауэра – оттепель, позволившая множеству талантливых творцов присмотреться к чрезвычайно острой, социально кровопролитной повседневности. Достаточно сказать, что великий Элиа Казан именно в 1950-е создал свои безусловные шедевры с Марлоном Брандо и Джеймсом Дином. Однако были и новички, целая волна которых раскрыла себя на телевидении, переживавшем тогда бум. Среди них – драматург Реджинальд Роуз и режиссёр Сидни Люмет.
Признанный сочинитель актуальных пьес, Роуз сам оказался в шкуре присяжного заседателя, и, разумеется, не устоял от соблазна использовать довольно любопытный опыт в "корыстных" целях. Так в 1954 году вышел телеспектакль, окончательно закрепивший за Роузом славу исследователя общественной терпимости. Сезоном раньше он накалил страсти до предела, когда на телеаудиторию обрушился "Гром на Кленовой улице" (Thunder on Sycamore Street), повествующий об отбывшем срок преступнике, пытающемся начать с чистого листа и снимающем квартиру в приличном районе. Но когда один из соседей раскрывает его тёмное прошлое, вокруг него собирается разгневанная толпа, жаждущая изгнать чужака куда подальше. А изгой ведь, на свою беду, ещё и афроамериканец. В итоге южные штаты были настолько возмущены, что в действие пришлось срочно вносить коррективы. "12 разгневанных мужчин" – следующее творение Роуза, взбудоражившее уже интеллектуалов. Он впервые заглянул за ту дверь, на которой висит "Посторонним вход воспрещён" – в комнату, где совещаются присяжные перед вынесением приговора.
Инициатором создания полнометражного фильма на основе телевизионного хита явился Генри Фонда – актёр с самыми благодетельными глазами той поры, игравший исключительно в амплуа "человека честных правил", смелого, добросовестного, непорочного. Роуз моментально пошёл ему на встречу и написал сценарий, благо, для этого потребовалось лишь незначительно усовершенствовать собственную пьесу. Только ни одна из голливудских студий не спешила вставлять в свои производственные планы историю о пересмотре моральных ценностей двенадцатью непохожими друг на друга американцами. Так Фонде и Роузу впервые в своей жизни пришлось выступить в качестве продюсеров, впервые вложить в дело собственные средства, и в результате – почувствовать горечь коммерческой неудачи. Американская киноакадемия тоже не рискнула премировать слишком самонадеянную и всё-таки наивную картину, лишь номинировав её на "Оскар" в главных категориях (за лучший фильм, режиссуру и сценарий) – все лавры тогда достались неуловимо драматическому "Мосту через реку Квай" (The Bridge on the River Kwai).
Фонда поклялся никогда больше не занимать пост продюсера, но больше и не надо. В небольшом помещении с видом на Манхэттен, где исполняют свою гражданскую миссию двенадцать апостолов местного значения, слишком удачно скрестилось множество судеб. Этот надёжно спаянный фильм стал полнометражным дебютом Сидни Люмета, впоследствии во множестве своих фильмов критикующего нравственность большого города (Нью-Йорке, конечно). Пространство большого кино вскружило молодому Люмету голову, как ещё объяснить концептуальный (по меркам времени, конечно) постановочный подход... Его камера, за которой стоял одарённый Борис Кауфман (брат нашего Дзиги Вертова!), не оставляет ни одного неизведанного угла в четырёх стенах совещательной комнаты. Причём, не упустил он и возможности ввернуть свои телевизионные приёмы – присмотритесь: искусственно объёмное пространство в самом начале (в ход пошли высокие штативы и широкоугольные объективы для эффекта глубины кадра), и по мере развития событий всё более крупные планы актёров (снятые, наоборот, с низкого угла).
В начале фильма Люмет, пока идеалист, показывает нам здание суда, куда заглянет в своей полувековой карьере не один десяток раз, ещё с лестницы, задирая голову к высеченному на фронтоне изречению Джорджа Вашингтона "Отправление правосудия есть твёрдая опора правительства". Медленно вплывает в зал, где измученный судья знакомит присяжных с процедурными правилами. Затем провожает их обсуждать вердикт, пока подсудимый – совсем ещё молокосос, обвиняемый в умышленном убийстве отца, тоскливо и с выражением полной безнадёжности, смотрит им вслед. После, Люмет отключает присяжным вентилятор в довольно тесном помещении, закрывает их на ключ и оставляет на полтора часа один на один – доходить до кондиции в невыносимой жаре. В пьесе, между тем, пролог не такой "сентиментальный", к тому же, о мальчишке мы не знаем ничего, кроме того, что вырос он в нищем квартале и ему 19. Никаких намёков на его эмигрантское происхождение, в отличие от фильма (где, кстати, нет ни одного фактического упоминания о том, что он пуэрториканец, как указано в большинстве перепечатанных с западных источников аннотаций в Рунете).
Люмет учиняет национальный мозговой штурм – сажать ли на электрический стул парня, сверстники которого в эту же минуту, возможно, грабят старушку в тёмной подворотне. У присяжных есть номера (представляются лишь герои Фонды и Джозефа Суинни в финале) и судьбы. Если перечислять в хронологическом порядке, это: 1. помощник школьного тренера по футболу из Квинси, он же председатель жюри, с лёгкостью ведущий собрание (Мартин Болсам); 2. кроткий банковский клерк (Джон Фидлер); 3. владелец небольшой почтовой компании, чрезвычайно переживающий из-за проблемы со взрослым сыном (Ли Дж. Кобб); 4. невозмутимый биржевой брокер (Е. Дж. Маршалл); 5. молодой человек, в детстве "игравший на помойках", ревниво реагирующий на любые упоминания о трущобах (Джек Клюгман); 6. "крутой" маляр с почтительными манерами (Эдвард Байнс); 7. коммивояжёр и фанат бейсбола, равнодушный к заседанию (Джек Уорден); 8. архитектор, единственный из всех, кто высказал сомнение в виновности обвиняемого (Генри Фонда); 9. мудрый и наблюдательный старик (Джозеф Суинни); 10. владелец гаражей, непримиримый и крикливый сторонник виновности обвиняемого (Эд Бегли); 11. часовщик-иммигрант, гордый своим американским гражданством (Джордж Восковек);. 12. непостоянный в своих решениях рекламный агент (Роберт Уэббер).
Их вербальные баталии заявляют нам, что личный опыт и открытая логика плохо соседствуют в сознании человека, оказавшегося в экстраординарных обстоятельствах. Личный опыт накапливает в нас машинальную предосторожность, обостряет неочищенное восприятие мира, обнажает грехи (гнев, в частности). И когда мы отстаиваем свою точку зрения, на которую имеем законное право, можем показаться окружающим такой дьявольской свиньёй, или, напротив, божественным агнецом, что невольно задумаешься о всеобщем человеческом несовершенстве. Образцовых людей, собранных в фокус-группу, не бывает. Их олицетворением является герой Маршалла, брокер, – не фоне остальных он средоточие спокойствия, рассуждает дидактически, и ломается, только когда его прижимают к стенке его же оружием – логикой (низвергают последнее доказательство обвинения). Остальные одиннадцать – сплошь эмоции, впечатления и рассуждения. И Фонда здесь, как вирус, заражающий одного за другим стремлением к истине. Матрицианский агент Смит, только хороший. И в конце перед нами уже двенадцать клонов Генри Фонды.
В истории американского кино "12 разгневанных мужчин" – это тяжёлая артиллерия. Сегодня картину демонстрируют в школах, институтах и на специальных показах различных архивов. А на IMDb она занимает тринадцатую позицию в Топ-250 лучших фильмов за всю историю! Полной грудью дышит и пьеса. Впервые поставленная в 1964-ом на Вест-Энде, она до сих пор остаётся популярной, – в 2007 году по Штатам прошёл успешный театральный тур с её антрепризой. Единственным же полноценным римейком в кино, к которому успел приложить руку сам Реджинальд Роуз, считается одноимённая телевизионная лента Уильяма Фридкина 1997 года. В России, в год пятидесятилетия премьеры люметовской классики, Никита Михалков представил свою превосходную авторскую вариацию.
Автор рецензии: Павел КОРТУНОВ
С сайта Интересное Кино
На самом деле — широко известный факт — Никит Михалковых два. Один — талантливый художник, хороший актёр и сильнейший режиссер, снявший немало отличных картин, от «Свой среди чужих, чужой среди своих» до «Утомленных солнцем». Другой — общественный деятель, председатель Союза кинематографистов, поистине удивительная личность, которую мы имеем счастье наблюдать практически во всех интервью Михалкова последний десяток лет. В художественном фильме «12», за который Никите Сергеевичу вручили специально придуманного (а вовсе не золотого, как простецки утверждает чуть ли не каждое второе отечественное средство массовой информации) Льва на кинофестивале в Венеции, представлены оба Михалкова — и результат в некотором смысле настолько поражает воображение, что только держись.
Если верить всевозможным пресс-материалам фильма, Михалков взялся за римейк судебной драмы полувековой давности «12 разгневанных мужчин» с намерением изобразить на этом материале что-то вроде энциклопедии всей русской жизни. Структура действительно удобная — собрать вместе 12 человек, 12 совершенно различных характеров, обсуждающих дело о предполагаемом убийстве чеченским юношей своего отчима, русского офицера. С концепцией всё ясно — а к исполнению вопросы начинаются ещё с самого начала. Почему, к примеру, в компании предположительно архитипических персонажей (трудяга, считающий всех кавказцев выродками и зверьём, зашуганный пожилой пролетарий, еврей, грузин, бизнесмен-строитель и т д) оказываются персонажи не только совершенно невнятные (субъект в пиджаке, с усами и заиканием), но и откровенно карикатурные? Владелец телеканала, учившийся в Гарварде и имеющий привычку переспрашивать «Сорри?» (Стоянов) и, кажется, юрист, гордо именующий себя «демократическими силами» (Арцибашев) — это, знаете, уже никак не из энциклопедии русской жизни персонажи, а из персонального паноптикума Никиты Сергеевича, разбирающегося этаким образом с личными неприязнями. Михалков-личность здесь регулярно вмешивается в работу Михалкова-режиссера — и это происходит с таким постоянством, что весь фильм проводишь, как на качелях.
На каждую эффектную и сильную сцену тут непременно найдётся своя пошлость и глупость. Вот снимает, скажем, Михалков сцену боевых действий в Чечне (а чеченских флэшбеков в фильме, в отличие от сугубо камерного оригинала, здесь масса) — и всё вроде бы отлично, страшно и в кресло вжимает; а в следующую секунду у него уже в кадре горящий на улице рояль. Или вот другой отличный флэшбек, в котором как-то предельно ясно передаётся весь застывший нечеловеческий ужас активных боевых действий — но его потом демонстрируют пять раз, а в финале ещё и завершают совершенно несусветным образом. Разыгрываемые присяжными следственные эксперименты сняты так мощно, что не оторваться, в особенности сцены с участием ножа — но предлагаемая режиссером метафорика (застрявший между кольцом и щитом баскетбольный мяч, воробушек, случайно залетевший в зал и весь фильм не способный из него выбраться) отдаёт нарочитой топорностью.
Но страшно-то даже не это — «12» мог бы быть просто часто спорным, но по большей части сильным фильмом, если бы в нём не было последних примерно 15 минут. Там приходит Михалков-деятель и всем титаническим весом своей удивительной личности делает с фильмом то же самое, что медведь с домиком в сказке «Теремок». Когда его герой на крупном плане пытается выдавить из себя слезу на словах «русские офицеры бывшими не бывают» — это не просто спорно, это дико, невероятно чудовищно, где-то за гранью всяческих размышлений о чувстве меры или вкуса. Да и финальная нарезка кадров практически перечёркивает все предшествовавшие достижения фильма. Этот Михалков в кожанке и вязаной шапочке, по-отечески обещающий юноше поймать настоящих преступников, этот Маковецкий в шляпе, беседующий о свободе с компьютерным воробушком и между делом прячущий иконку в бумажник к кредитным карточкам — тут только и остаётся, что изумлённо моргать и предлагать варианты продолжения этой истории один запредельней другого. Скажем, сделать сиквел, в котором юноша и «дядя Николай», сдержанный, но суровый и смертельно опасный герой Михалкова, мстят обидчикам в бескомпромиссной стилистике эксплуатационного экшена 70-х с Чарльзом Бронсоном, где главными друзьями обиженного злыми людьми семьянина были собственные кулаки и верный дробовик. Или создать комикс-кино о прочих добрых делах православного супермена и борца за справедливость Маковецкого, благо, судя по последнему кадру со шляпой, Михалкову такая стилистика отлично удаётся. Только так — потому что воспринимать этот финал серьёзно решительно невозможно. Когда талантливый человек своими руками портит собственное же творение — это всегда обидно. Когда же талантливый человек своими руками превращает хорошую вещь в невероятной концентрации пошлость — это почти невыносимо.
Вердикт Кочерыжкина — дико неровное, спорное и местами очень сильное кино, заканчивать просмотр которого надо за четверть часа до его окончания
Серж Кочерыжкин
Венценосное число 12
Фильм Никиты Михалкова «12», ставший обладателем специального «Золотого Льва» на кинофестивале в Венеции, неизбежно сравнивают со знаменитой картиной Сидни Люмета «12 разгневанных мужчин». Только чистым ремейком этот фильм назвать нельзя: скорее переложение основной сюжетной линии на другое временное, территориальное пространство.
После многочисленных публикаций в прессе об этом проекте и его триумфе на Венецианском кинобиеннале, состоялась официальная премьера на родине фильма. 19 сентября в Киноцентре «Октябрь» сразу в нескольких залах шел показ. А в фойе на первом этаже можно было вблизи увидеть Золотого Льва Венеции. Предисловием к началу, естественно, послужило живое выступление перед зрителями создателя картины. По его словам, реакция зрителей в Венеции совпадало с тем, что он ожидал. И это при том, что смотрели они фильм с субтитрами. С его слов было ясно, что он не ждет ни хвалу, ни критики, - «Единственное, на что я надеюсь, что после просмотра вы измените свое мнение: худшее на лучшее или наоборот. Лишь бы не остаться равнодушными».
12 стульев и один большой стол. Прямо посередине спортзала в обыкновенной московской школе. Именно здесь происходят основные действия фильма, не считая маленьких эпизодов с боевыми действиями. 12 присяжных должны вынести окончательный вердикт по поводу обвинения 18 летнего чеченского мальчика в убийстве приемного отца- офицера российской армии. И вот на протяжении 2,5 часов фильма каждый из них пытается определиться, считает ли парня убийцей или нет. Вопрос «виновен или невиновен?» висит над ними и проносится время от времени со стремительной скоростью.
В данном случае, я имею в виду птичку, влетевшую в зал к нашим героям и наблюдающую за ними. С высоты птичьего полета (естественно в рамках спортзала) наблюдаем и мы за всем происходящим: как бы сверху, пролетая над залом, над столом присяжных, от одного персонажа к другому. Данный необычный прием был применен оператором Владиславом Опельянцем дабы оживить 13-го героя фильма- того самого воробья. Его камера идеально работает в этом ключе, создавая смыслообразующее изображение.
В картине достаточно четко вытроены причинно-следственные связи сюжетной линии, хотя иногда идет разбавление вставками эпизодов из детства юноши во времена войны, его воспоминания о родителях. Данный подход был также использован и в процессе съемок: не было никаких прыжков от одного куска в истории, к эпизоду, стоящему в середине. Кино снималось последовательно.
Актеры тут почти все медийные. Проще говоря, звездный состав. Ничего странного: у такого режиссера многие мечтают сниматься. Именно их талант и полная отдача помогли реализовать сложный проект под названием «12». Причем Опельянц снимал их даже синхронно, на репетициях, длившихся иногда аж до самого утра.
Изначально, не имея сомнений в виновности мальчика, 11 из 12 присяжных голосуют против, не вникая особо в ситуацию, так как все улики против него. И лишь один (Сергей Маковецкий) предлагает пересмотреть все с учетом «человеческого фактора». Потому что, русский человек не может жить по закону- это непривычно и скучно. И что, самое главное, не закон главное, а сердце и душа. В попытках разобраться в ситуации с убийством, наши присяжные втягиваются в тяжелый спор, не имеющий часто отношения к данному уголовному делу.
Замкнутые на самих себе герои: продюсер телеканала, директор кладбища, руководитель российско-японской корпорации, артист эстрады, хирург, убежденный демократ, таксист, рабочий-метростроевец мечтают поскорее закончить с этим делом и пойти по своим делам. Но не тут то было. Накаленная обстановка заставляет каждого из 12 посмотреть вглубь себя, понять причины своего решения и усомниться в нем. Мы видим, как реалистичность фильма буквально выворачивает наизнанку все накопившееся: личные обиды, проблемы страны, переживающей переходный период, а главное, то о чем не говорят громогласно и прилюдно, но обсуждают на кухне.
Никита Михалков: «Это очень русская картина, и она патриотичная. Но не может быть патриотичной картина, которая основана на ксенофобии. Потому что шовинизм и ксенофобия – это когда я люблю свое за счет других. Когда я говорю: я лучше тебя. Но я говорю: я люблю свое и готов тебе показать мое, чтобы ты его полюбил, а ты мне покажи свое. Знаете присказку «Какой же я антисемит, когда у меня друг еврей?» Я знаю, какие есть дурные черты в еврейском характере, чудовищные черты в русском характере или в украинском – в любом. Но вот Гафт играет в картине такой переливающийся бриллиант, и он, совершенно справедливо раздражает Гармаша своими «еврейскими штучками». Это очень важно. Что, нет еврейского вопроса? Он есть, но о нем надо говорить, не шептаться на кухне. Это и есть уважение».
Но путь к голосу сердца героев тернист и им долго приходится прорываться сквозь пелену обид и недосказанности. Хотя высказаться здесь успеют все.
И актер эстрады (Михаил Ефремов), шутник и юморист по натуре, с искренним монологом взахлеб о том, как ему неприятно видеть на своих спектаклях зрителей, смеющихся абсолютно над всем – землетрясения, цунами, милиционеры-убийцы- все смешно. А смешно, потому что страшно!
И рабочий-метростроевец, утверждавший в начале картины, что все нерусские народы- сволочи, вспоминает о своем родственнике, ставшем террористом по нелепой причине, и спасшийся от несправедливого наказания лишь благодаря человеческому подходу. Его вывод: «Хорошему надо помогать, а плохого –топить»,
И хирург-грузин (Сергей Газаров), возмущенный сравнением кавказцев с дикарями, приводит в пример выдающихся сынов своего народа: Руставели, Параджанова, Данелию, Пиросмани.
Но, труднее всего, лед тает у таксиста (Сергей Гармаш), страдающего болячками шовинизма и ксенофобии, уверенного в вине мальчика лишь потому, что тот чеченец, что равняется, по его мнению, дикарю и злодею. Ему трагический монолог дается с большим трудом, ибо приходится сознавать причину своей ненависти и недовольства окружающим, в прошлом, в отношениях с сыном, которого он избивал и чуть не довел до самоубийства.
Сам Никита Михалков определяет жанр фильма как психологическая драма. Но социальный фактор тут играет немаловажную роль. Потому что каждый из 12 присяжных – представитель какой-то профессии, какой-то национальности, а значит и класса в обществе и части социума. И получается, что каждый зритель сможет узнать себя в этих персонажах.
Анна Мелкумян
Еще:
Вольный ремейк классического фильма Сидни Люмета «12 разгневанных мужчин». Жюри присяжных районного московского суда, делящего помещение со школой, приступает к вынесению вердикта по делу чеченского подростка. Тот, по мнению обвинения, из-за смехотворной суммы денег зарезал собственного отчима — офицера федеральной группировки в Чечне, усыновившего ребенка, после того как у него погибли родители, и перевезшего его в столицу.
Заседание из-за ремонта проходит в школьном спортзале, где обнаруживаются шприц, лифчик удивительного размера, ржавая труба, старый мешок для сменки и другие не менее отвратительные приметы времени. В составе жюри присяжных 12 безымянных человек: юморист в кепке (Михаил Ефремов), пролетарий-метростроевец (Алексей Петренко), директор кладбища (Алексей Горбунов), телепродюсер (Юрий Стоянов), карикатурный еврей (Валентин Гафт), карикатурный грузин (Сергей Газаров), карикатурный правозащитник (Сергей Арцибашев), агрессивный таксист (Сергей Гармаш), некто в пиджаке (Роман Мадянов), специалист по строительству (Виктор Вержбицкий), преуспевший эмэнэс (Сергей Маковецкий). Функции председателя передают усатому мужчине, сообщившему, что он на пенсии и рисует акварельки (Никита Михалков).
11 из 12 склонны немедленно вынести обвинительный вердикт и разойтись по домам. Но 12-й, а точнее, Восьмой, чье слово необходимо для единогласного решения, неожиданно выступает против. Заметно нервничая, этот человек с вызывающей доверие лысиной отходит в угол спортзала и проделывает там некую манипуляцию, из-за которой по экрану идут легкие помехи (в финале, откроем секрет, источником помех окажется карманных размеров православная иконка, извлеченная Восьмым из бумажника), — после чего срывающимся голосом предлагает еще раз пройти по материалам дела.
Далее метростроевец ухает, правозащитник охает, таксист гавкает, юморист блеет, телепродюсер блюет — и лишь один человек, усатый мужчина на пенсии, остается вроде бы безучастным к происходящему.
Никиту Михалкова, не снимавшего после «Сибирского цирюльника» и вдруг ухватившегося за ремейк американской классики, на самом деле легко понять: лучшего материала для энциклопедии русской жизни, чем адаптированная под местные реалии пьеса о двенадцати разгневанных мужчинах, трудно вообразить. Тут тебе и еврей, и антисемит, и личные счеты, и партийные, и общественные чаяния, и тайные мечтания (раз за разом штатский Никита Сергеевич примеряет в своем и чужом кино разнообразные мундиры). Тем более удобно для человека, живущего и мыслящего главным образом в мужской парадигме.
«12» следует рассматривать и оценивать в таких надмирных категориях, где вопросы вкуса, здравого смысла и повествовательной логики в расчет не принимаются. Что с того, что оператор Опельянц снимает все натурные сцены (которых тут, как ни странно, немало) так, чтобы они выглядели точь-в-точь как клип Земфиры. Или что детективная интрига попросту смехотворна — притом что Михалков в отличие от Люмета счел необходимым довести дело до конца и выяснить, кто же и зачем замочил отчима (ответ прекрасен невероятно, но все же сохраним подобие интриги): ладно, в конце концов и Михалков, и его соавторы Моисеенко и Новотоцкий, сценаристы «Возвращения», — те еще детективщики. Или что двое присяжных — Арцибашев и Мадянов — по ходу фильма куда-то теряются.
Нет, «12» — это не результат работы оператора или, допустим, «прекрасного актерского ансамбля» (ансамбль, что спорить, хорош — и этим слегка злоупотребляет). Это проекция на кинопленку удивительной личности, давно живущей вне понятий «хорошо–плохо», завораживающей одним фактом своего существования. Самое ценное тут не громогласные заявления, а маленькие михалковские оговорки. Эта иконка, удобно примостившаяся среди кредитных карт. Эти линзы ослепительной голубизны в глазах председателя. Этот страстный монолог моложавого кладбищенского функционера, который говорит: да, у нас все коррумпировано, но я на эти деньги часовенку построил, и люди меня любят. Или не менее прочувствованный монолог эстрадного юмориста, обрушивающегося на современников, которым все лишь бы ха-ха-ха да хи-хи-хи — сколько раз Михалков произносил этот текст в интервью едва ли не дословно?
И в памяти уже через неделю остается не Сергей Маковецкий, рассказывающий о том, как он в запое ходил оборванным по электричкам, — хотя вы попробуйте это представить. И даже не финал — хотя такое вообще не забывается. В памяти остается крупный план Никиты Михалкова, который с блеснувшей в лазурных глазах слезой после паузы произносит: «Русские офицеры бывшими не бывают».
Рецензия(и):
На самом деле — широко известный факт — Никит Михалковых два. Один — талантливый художник, хороший актёр и сильнейший режиссер, снявший немало отличных картин, от «Свой среди чужих, чужой среди своих» до «Утомленных солнцем». Другой — общественный деятель, председатель Союза кинематографистов, поистине удивительная личность, которую мы имеем счастье наблюдать практически во всех интервью Михалкова последний десяток лет. В художественном фильме «12», за который Никите Сергеевичу вручили специально придуманного (а вовсе не золотого, как простецки утверждает чуть ли не каждое второе отечественное средство массовой информации) Льва на кинофестивале в Венеции, представлены оба Михалкова — и результат в некотором смысле настолько поражает воображение, что только держись.
Если верить всевозможным пресс-материалам фильма, Михалков взялся за римейк судебной драмы полувековой давности «12 разгневанных мужчин» с намерением изобразить на этом материале что-то вроде энциклопедии всей русской жизни. Структура действительно удобная — собрать вместе 12 человек, 12 совершенно различных характеров, обсуждающих дело о предполагаемом убийстве чеченским юношей своего отчима, русского офицера. С концепцией всё ясно — а к исполнению вопросы начинаются ещё с самого начала. Почему, к примеру, в компании предположительно архетипических персонажей (трудяга, считающий всех кавказцев выродками и зверьём, зашуганный пожилой пролетарий, еврей, грузин, бизнесмен-строитель и т д) оказываются персонажи не только совершенно невнятные (субъект в пиджаке, с усами и заиканием), но и откровенно карикатурные? Владелец телеканала, учившийся в Гарварде и имеющий привычку переспрашивать «Сорри?» (Стоянов) и, кажется, юрист, гордо именующий себя «демократическими силами» (Арцибашев) — это, знаете, уже никак не из энциклопедии русской жизни персонажи, а из персонального паноптикума Никиты Сергеевича, разбирающегося этаким образом с личными неприязнями. Михалков-личность здесь регулярно вмешивается в работу Михалкова-режиссера — и это происходит с таким постоянством, что весь фильм проводишь, как на качелях.
На каждую эффектную и сильную сцену тут непременно найдётся своя пошлость и глупость. Вот снимает, скажем, Михалков сцену боевых действий в Чечне (а чеченских флэшбеков в фильме, в отличие от сугубо камерного оригинала, здесь масса) — и всё вроде бы отлично, страшно и в кресло вжимает; а в следующую секунду у него уже в кадре горящий на улице рояль. Или вот другой отличный флэшбек, в котором как-то предельно ясно передаётся весь застывший нечеловеческий ужас активных боевых действий — но его потом демонстрируют пять раз, а в финале ещё и завершают совершенно несусветным образом. Разыгрываемые присяжными следственные эксперименты сняты так мощно, что не оторваться, в особенности сцены с участием ножа — но предлагаемая режиссером метафорика (застрявший между кольцом и щитом баскетбольный мяч, воробушек, случайно залетевший в зал и весь фильм не способный из него выбраться) отдаёт нарочитой топорностью.
Но страшно-то даже не это — «12» мог бы быть просто часто спорным, но по большей части сильным фильмом, если бы в нём не было последних примерно 15 минут. Там приходит Михалков-деятель и всем титаническим весом своей удивительной личности делает с фильмом то же самое, что медведь с домиком в сказке «Теремок». Когда его герой на крупном плане пытается выдавить из себя слезу на словах «русские офицеры бывшими не бывают» — это не просто спорно, это дико, невероятно чудовищно, где-то за гранью всяческих размышлений о чувстве меры или вкуса. Да и финальная нарезка кадров практически перечёркивает все предшествовавшие достижения фильма. Этот Михалков в кожанке и вязаной шапочке, по-отечески обещающий юноше поймать настоящих преступников, этот Маковецкий в шляпе, беседующий о свободе с компьютерным воробушком и между делом прячущий иконку в бумажник к кредитным карточкам — тут только и остаётся, что изумлённо моргать и предлагать варианты продолжения этой истории один запредельней другого. Скажем, сделать сиквел, в котором юноша и «дядя Николай», сдержанный, но суровый и смертельно опасный герой Михалкова, мстят обидчикам в бескомпромиссной стилистике эксплуатационного экшена 70-х с Чарльзом Бронсоном, где главными друзьями обиженного злыми людьми семьянина были собственные кулаки и верный дробовик. Или создать комикс-кино о прочих добрых делах православного супермена и борца за справедливость Маковецкого, благо, судя по последнему кадру со шляпой, Михалкову такая стилистика отлично удаётся. Только так — потому что воспринимать этот финал серьёзно решительно невозможно. Когда талантливый человек своими руками портит собственное же творение — это всегда обидно. Когда же талантливый человек своими руками превращает хорошую вещь в невероятной концентрации пошлость — это почти невыносимо.
Вердикт Кочерыжкина — дико неровное, спорное и местами очень сильное кино, заканчивать просмотр которого надо за четверть часа до его окончания
Серж Кочерыжкин
(c) Портал "Лаборатория новостей"
