Описание фильма

"Порок на экспорт"   

Название фильма:	Порок на экспорт
Страна-производитель:	Великобритания, Канада, США
Английский:	Eastern Promises
Жанр:	драма / мистика / триллер
Режиссер:	Дэвид Кроненберг
В ролях:	Вигго Мортенсен, Наоми Уоттс, Венсан Кассель, Армин Мюллер-Шталь, Шинейд Кьюсак, Доналд Самптер, Морн Ботс, Тамер Хассан, Раза Джеффри, Сара-Жанна Лабросс, Лайэм МакКенна, Мина И. Мина, Питер Рник, Майкл Сарн, Ежи Сколимовский, Майа Сотериу, Тереза Србова
Год выпуска:	2007
Наша оценка:
	Купить

	сюжет и комментарии	интересно

Сюжет и комментарий

Накануне Рождества в Лондоне при родах умирает молодая русская женщина. На руках акушерки Анны остается младенец и дневник, который она нашла в вещах девушки. Анна ужасается истории ее жизни и начинает собственное расследование, которое ведет прямо в логово русской мафии. Так она знакомится с Николаем, который помогает ей разобраться в этой запутанной истории. Анна и не догадывается, что ее новый знакомый — киллер, который принадлежит одной из русских группировок Лондона, а факты, описанные в дневнике, компрометируют его босса...

Еще:

     «Что за телка такая?» — интересуется Кирилл (Венсан Кассель), детина в кожаном плаще и с кокетливой челкой, у своего водителя и помощника Николая (Вигго Мортенсен), когда они видят возле входа в лондонский русский ресторан блондинку, паркующую мотоцикл «урал». «Может, кто-то прислал твоему отцу тер\лку к рождеству», — пожимает плечами Николай.

   Это не вполне верно: блондинку — ее зовут Анна Ивановна Хитрова (Наоми Уоттс), но в отличие от покойного Ивана она совершенно не говорит по-русски — привело в ресторан дело. Акушерка в госпитале Анна принимала роды у совсем юной девицы Татьяны, которая попала к докторам в полуживом состоянии и по ходу дела умерла, а Анна теперь пытается найти родственников родившегося младенца. У Татьяны обнаружился дневник (на русском) и визитка ресторана Trans Siberia.

   Владелец ресторана — седой, вкрадчивый Семен (Армин Мюллер-Шталь), отец Кирилла, — Татьяну, по его словам, не помнит, но угощает Анну борщом и настойчиво предлагает помощь в переводе дневника — причем когда она приносит ксерокопию, непременно хочет увидеть оригинал.

Тем временем Кирилл с Николаем отправляются к знакомому парикмахеру, который демонстрирует им в подсобке труп (жмур, как выражается Кирилл) некоего чеченца, — и Николай, потушив сигарету об язык, вырывает у того зубы и отрезает пальцы, прежде чем     сгрузить горца в Темзу.

     Зритель к этому моменту понимает то, что Анне еще предстоит осознать: она столкнулась не просто с русскими иммигрантами, а со зловещей организацией «Vory v zakone».

Этот фильм канадец Кроненберг снял в Лондоне по сценарию Стивена Найта, написавшего «Грязные прелести», где речь шла о трафике органов и Одри Тоту играла турчанку. На этот раз сюжет крутится вокруг трафика российских и украинских проституток, а русских играют американец Мортенсен, француз Кассель, немец Мюллер-Шталь и австралийская англичанка Уоттс. Плюс Ежи Сколимовский, знаменитый польский режиссер, который изображает недалекого, но симпатичного дядю Уоттс, и в запоминающейся сцене плюет Мортенсену в лицо со словами: «Мракобес’!»

   Но в отличие от «Прелестей» «Порок на экспорт» — в последнюю очередь проблемное кино о социальных язвах. Кроненберг не ужасается изнанке лондонского благополучия, а с явным удовольствием открывает для себя новую фактуру. Если западный преступный мир — в кинематографе, естественно, — давно утонул в клише, превратился в самопародию (эксцентрически сыгранную Уильямом Хертом в предыдущем кроненберговском фильме «Оправданная жестокость»), то у сибирских «vorov v zakone» режиссер находит почти сицилийские страсти и пресловутую варварскую витальность. И какую: чего стоит длинный эпизод драки в бане голого (голого практически с большой буквы) Мортенсена с двумя чеченскими уголовниками.

  Еще один центральный эпизод с Мортенсеном — который, надо сказать, прыгнул в этой роли выше головы — посвящен его коронованию в воры.    Покрытый с ног до головы татуировками Вигго Мортенсен на вопрос авторитетов «Ты в питерских Крестах сидел?» опускает голову и на чистейшем языке Пушкина начинает говорить: «Дюжину ходок имел. Меня звали Пень — за упрямство…» Мортенсен же, глядящий, как Наоми Уоттс возится с мотоциклом, и бросающий: «Крутой мотор». Венсан Кассель, который рассказывает, что он «сибирский бык» и «родился вором»...

Позвольте представиться: вор в законе
Независимая газета
Через неделю в Лондоне начнется международный кинофестиваль. Фильмом открытия станет новая работа канадского режиссера Дэвида Кроненберга «Порок на экспорт», на прошлой неделе появившийся в российском прокате.
Сюжет фильма настолько несуществен, что пересказывать его подробно нет смысла. Несколько слов: дело происходит в Лондоне, акушерка Анна (Наоми Уоттс) находит дневник умершей при родах русской девушки и пытается с помощью этого дневника отыскать родню несчастной. Вместо родни она находит гнездо русской мафии, знакомится с криминальной группировкой «Воры в законе», представленной на экране благообразным стариком Семеном (Армин Мюллер-Шталь) и его отвязным сынком Кириллом (Венсан Кассель), и почти влюбляется в шофера-телохранителя Николая (Вигго Мортенсен). Можно от души поерничать, изобразив в лицах, как в представлении Кроненберга живут и общаются русские, как уморительно они хлебают борщ вперемежку с водкой и тоскливыми «Очами черными», как страшно ругаются между собой: «Mrakobes!!! – Yop tvoyu mat!!!», как привычно отрезают убиенному вчерашнему собрату пальцы, прежде чем привычно отправить его кормить рыб на дно озера. Можно похихикать над названием группировки – «Воры в законе», члены которой так и представляются: к вашим услугам – вор в законе, член преступной группировки. И сосредоточить внимание на обнаженном теле Вигго Мортенсена – нет-нет, исключительно ради того, чтобы изучить тщательным образом вырисованные татуировки, не оставившие свободным ни единого сантиметра на криминальном теле.
На этом веселье заканчивается и начинаются вопросы. Первый: почему легендарный Кроненберг, суперпрофессионал, вдруг снял такую клюкву, накрывшую своими развесистыми ветвями всякий здравый смысл и элементарный вкус? Второй: почему именно этим фильмом откроется международный фестиваль в Лондоне? Третий: каким образом лента под названием Eastern promises (буквально – «Восточные обещания») добралась до российского проката под названием «Порок на экспорт», не имеющим к оригиналу никакого отношения?
Талант Кроненберга как мастера экзистенциальных мистических ужастиков в случае с «Пороком на экспорт» оказался куда как кстати. Его чуткие и ловкие пальцы давят из рожденной им клюквы терпкий сок, постепенно превращающийся в кровь. Скоро мир истечет кровью – вот оно, главное «восточное обещание». Криминальный мир мутирует, вместе с ним мутирует мир не только криминальный, и скоро восточный ужас охватит и погубит планету. Вряд ли стоит искать в работе Кроненберга второе дно, заглядывать далеко вглубь и искать скрытые экзистенциальные смыслы. Сюрреалист Кроненберг, по его собственным признаниям, хотел снять абсолютно реалистическое кино и уверен, что снял его. Так что клюква – она и в руках классика клюква, если он берется за тему, в которой, мягко говоря, не силен. Зачем он за нее взялся – другой вопрос. Классик – он тоже человек. И помимо художественных резоны у него могут быть разные. Например, сказать свое слово на фоне общего настроения. Не зря «Порок на экспорт» – свой первый фильм за пределами Канады – Кроненберг снял именно в Лондоне, и именно про русских. И вряд ли просто так, без всякой на то причины, именно этим фильмом откроется Лондонский кинофестиваль. Сейчас, как никогда, Лондон стонет от нашествия русских. Это действительно становится если не мировой, то европейской уж точно проблемой. Кроненберг органично включился в политическую игру, став катализатором страха перед русскими. Пытаясь этих игр не замечать, мы и сами охотно в них включаемся. И готовы расшаркаться перед «политически не запятнанным» Кроненбергом, приняв сумбур в голове за метафоричность, а клюкву – за киндерсюрприз. Хотя куда яснее – одно из значений английского слова promise – «перспектива», то есть режиссер недвусмысленно дает нам понять свое невеселое видение будущего планеты.
Впрочем, как нам понимать и принимать то или иное кино, в России зачастую решаем не мы сами. За нас решают прокатчики. В названии, данном своей работе Кроненбергом, нет ни слова «порок», ни «экспорт». Представитель компании-дистрибьютора картины пояснил обозревателю «НГ», что решение о «присвоении» фильму того или иного прокатного названия принимается руководством компании в зависимости от коммерческой необходимости. «Восточные обещания» (или «Восточные перспективы») – название не броское, а привлекательное название – верный помощник прокатчика в сборе «кассы». Ответить на вопрос, согласовано ли изменение названия с продюсерами, в компании отказались – коммерческая тайна. Но в конце концов – может, зритель посмотрит фильм и подумает: ах, с какой нежностью режиссер относится к своим героям! Имеет право. Но нет, прокатчики выбора нам не оставляют. Еще не посмотрев фильм, потенциальный зритель знает, кто плохой, а кто хороший. Акценты расставлены заранее и не нами. К слову, с предыдущим фильмом Кроненберга обошлись еще беспардоннее. The History of Violence, что переводится как «История жестокости» или «История насилия», нам выдали в обертке «Оправданная жестокость». Почему-то прокатчики взяли на себя смелость заранее обречь героя на сочувствие – мол, замочить-то он всех замочил, но его вынудили. Так что, как говорил один из героев фильма «Берегись автомобиля», «он, конечно, виноват, но... он не виноват». В общем, вы там сидите тихо и думайте не головой, а тем, чем скажут. А то еще и запутают. Вот, к примеру, не так давно прошел в прокате фильм «Преданный садовник» (The Constant Gardener). Ну ладно, те, кто видел, знают, что «преданный» в данном случае – «верный». А то ведь почему садовнику не оказаться преданным в том смысле, что его предали? Непостижимым образом в прошлом году Firewall, что означает «заслон, защита», превратилась в «Огненную стену». Таких примеров много, но одно дело – небрежность или необъяснимая неграмотность перевода, другое – навязывание и передергивание смысла, как в случае с фильмами Кроненберга.
Екатерина Барабаш

Кроненберг против Кроненберга
Роман КОРНЕЕВ
Упрекнуть Дэвида Кроненберга не в чем, он взялся за эту историю по понятным причинам — после «Оправданной жестокости» тема «истории насилия» является его законной поляной, а полуподпольный мирок русских эмигрантов в Лондоне стал притчей во языцех, скоро будет год истории Литвиненко, так что общественность в курсе явления, и фильм должен выйти удачно.

Не вдаваясь в особенности графика американских релизов и бокс-офисных достижений «Порока на экпорт», остановлюсь разве что на зрительских рейтингах фильма. При среднем интересе к самому фильму, результаты голосования среди западных киноманов — гораздо выше среднего, им же вторят и заокеанские критики, сошедшиеся на том, что фильм, в целом, это крепкий триллер о столкновении обычного мира со скрытой от глаз криминальной действительностью. То есть ровно то, чем и являлась «История насилия» — на совсем другом материале и в совсем других реалиях.
 
При этом мало кто из респондентов вообще вспоминает про «русский уклон», при том что персонажей без предполагаемого восточно-славянского акцента в фильме исчезающе мало. Для нашего же зрителя этот вопрос является угловым моментом, и там, где для Кроненберга был лишь известный колорит со словами вроде vor v zakone и imel tri hodki, мы ищем суть. Раскрытие «неизбывности русской души» нас интересует куда больше сюжетных изысков про четырнадцатилетних девочек, улетевших «со своим знакомым» в Амстердам в поисках новой счастливой жизни. Бывало и не такое, кто же спорит, читайте издания, специализирующиеся на криминальной хронике. Для нашего зрителя фильм всё равно будет о другом.

А потому каждый обязательный «борщ, как у мамы» (хорошо, обошлось без матрёшек и прочей хохломы), тост «за здоровье», пение за столом «Очей чёрных» и велеречивые обращения одного русского к другому полными именами вроде Анна, Николай или Кирилл даже после локализации фильма остаются нарочитым кичем, мешая смотреть фильм спокойными глазами. Но даже если абстрагироваться от этого, начинают всплывать ассоциации второго уровня.

Если не считать постоянного употребления алкоголя в кадре, Кроненберг снял фильм не о русской, а вполне абстрактно-киношной этнической мафии в понимании её Голливудом — вспомните многочисленных итальянцев, руководящих своими головорезами из-за прилавка скромной забегаловки, ирландских криминальных боссов, озабоченных голубизной собственного отпрыска, чёрных гангста, днём остающихся отличными семьянинами и нежно воспитывающих любимых племянниц, а по вечерам делающих своё дело при помощи паяльной лампы или приторговывающих наркотой в школах вероятного противника.

Черту интернациональности мы видим и в этих зарисовках из жизни эмигрантского еврейства (см. хотя бы «Человек-паук 2», очень показательно), эмигрантского арабства (на фоне замечательного фильма «Дом из песка и тумана» — смотрится по меньшей мере странно) и даже эмигрантского чеченства (которые по фильму то такие же русские, то уже совсем не, автор сценария явно слышал про какие-то различия между этими этническими криминальными группировками, но чётко их для себя так и не смог уяснить). Для западного зрителя эпизод в «Брате 2» с участием украинской мафии и героя Бодрова, наверное, вообще чрезвычайно сложен для понимания.

Ну хорошо, бог с ними, с «коронациями», вывезенными из «сноуи раши» раритетными мотоциклами, неожиданно лёгкими взаимоотношениями МИ-6 с оперативниками ФСБ на вверенной территории, с профанационным выкрадыванием проходящего по делу ребёнка из больницы и таким же профанационным нежным общением главаря ОПГ с владелицей компромата на него самого. Возможно, на взгляд оттуда это и есть искомая неизбывность русской души, и тут нам никогда не сойтись, хотя хорошим консультантом подобные фильмы могли бы и обзаводиться.

Но как в фильме обстоят дела с той самой историей насилия? Ну, примерно так же. Возможно, для западного зрителя (и самое главное — западного режиссёра) отрезание на камеру мороженных пальцев (с комментарием «выйди отсюда» — а зритель как же, может остаться?), сбрасывание татуированных трупов в реку (зная, что его всё равно опознают по наколкам, культуре которых вообще в фильме посвящено даже чрезмерно много хронометража), и в конце концов — финальная ponozhovshina в «русской бане» (считается, что это была она), всё это иллюстрации на ту самую, центральную тему.

Увы, зрителю отечественному, воспитанному на «Бригаде», «Братьях» и «Бумерах» (слишком много букв Б подряд, не находите?) всё это снова представляется ужасной профанацией, хотя и не без элементов той самой жестокости. Как бы ни был хорош молчаливый Вигго Мортенсен в тех или иных кадрах, голый и безоружный против двух одетых с ножами, это такая голливудщина, которую не оправдаешь никакой идеологически необходимой в кадре «жестокостью».

Ну и ровно голливудский финал всей пиесы тоже не заряжает оптимизма. Когда специалисту в руки вдруг попадается публицистика по вопросу, в котором он разбирается, каким бы маститым ни было издание, специалист в процессе чтения всегда кривится или нервно смеётся. То ли ещё будет, когда за океаном чередой пойдут заявленные проекты про историю с лондонским полонием.

Любите кино.