"Нирвана"
Название фильма: | Нирвана |
|
|
Страна-производитель: | Россия | ||
Английский: | Нирвана | ||
Жанр: | драма / мелодрама | ||
Режиссер: | Игорь Волошин | ||
В ролях: | Артур Смолянинов (Валера Мёртвый; он же Кролик), Ольга Сутулова (Алиса), Мария Шалаева (Вэл), Михаил Евланов (Ларус; он же Бако), Татьяна Самойлова (Маргарита Ивановна), Олег Гаркуша (2-й телохранитель Бако), Эдуард Марцкевич, Андрей Хабаров (Болл), Дмитр | ||
Год выпуска: | 2008 | ||
Наша оценка: | |||
Купить | |||
|
|
|
|||||||||||
Сюжет и комментарий
Бывает, когда жизнь теряет смысл уже в 20 лет... Алиса живет в провинциальном русском городе. Здесь ей с детства знаком каждый угол. Она наперед знает, какой будет ее жизнь. Однажды утром она решает сбежать, порвать с прошлым, начать все сначала. Она едет в большой город, устраивается на работу, снимает квартиру. Ее соседями оказывается девушка по имени Вэл и парень по кличке Кролик. Вэл плотно сидит на игле, носит кожаную куртку и ненавидит окружающий ее мир. Вся ее жизнь: работа барменом в ночном клубе, попытки достать дозу, оплата долгов. Все, что ее держит — это ее парень. Он ее жизнь и ее религия. Но однажды вечером Вэл увидит смерть. Увидит слишком близко. И вдруг окажется, что их новая соседка по квартире со сказочным детским именем Алиса — единственный близкий для нее человек. Единственный, кто не способен предать...
Ни рвано, ни дыряво
Сутулова в кислотном макияже переезжает из отстойной Москвы в продвинутый Петербург, селится в эксклюзивной съёмной центровой коммуналке, устраивается в больничку патронажной сестрой милосердия. Но сосед её по коридору — ещё более кислотный Смольянинов, а именно торчок Мёртвый, и он просадил десять тонн тайком от своей подруги, за что его похищают и отрубают палец. Но подруга его — Шалаева, самая наикислотная в стильном подвальном клубешнике, и палец ей очень жалко. Она знает, что Мёртвый — такой же «слабый, но добрый», как Хмырь в «Джентльменах удачи».
В течение дня Шалаева и Сутулова на мотоцикле, на десятидюймовых каблуках, с дюймовыми ресницами и тенями до бровей добывают несчастные десять тонн у добрых начальников, нищих старушек и златозубых процентщиков, вступая в перестрелки и попытки изнасилования. Но не резаная бумага нужна главному кредитору, наркодилеру и брэйкдансеру, изуродованному при пожаре Евланову с ирокезом. Ему тоже нужна любовь — сеновал и кузнец не помогут.
И тогда между техно и трансом случается харакири, вслух произносится слово HUY, квартира освобождается, и Сутулова отправляется из Петербурга в Москву. Её опыт «мира впервые» бесценен для мира, впервые узнавшего, что в ногах правды нет, но правды нет и выше.
P.S. На самом деле «Нирвана» — не про «Сатанинское зелье» Фассбиндера (1976), не про «Смерть Марии Малибран» Шретера (1972), даже не про основоположника всех и вся Кеннета Энгера (род. 1927). Это фильм про мою добрую знакомую, литератора, парохода и весёлого человека Лиду Маслову. Она здесь и за победу фильма непременно ответит.
С сайта Кинокадр Ру
Алиса в стране мертвых
Итоги
Предшественники этого фильма для каждого свои. От "Сатанинского зелья" Фассбиндера до постперестроечной песни "Опиум для никого" группы "Агата Кристи". Кто-то обнаруживает в картине Игоря Волошина отголоски "Дивы" Жан-Жака Бенекса, "Диких сердцем" Дэвида Линча, "Страны глухих" Валерия Тодоровского, "На игле" Дэнни Бойла, "Нигде" Грегга Араки и всего киберпанка 90-х, включая одноименную "Нирвану" Габриэле Сальватореса. Но самое близкое по стилю и теме, конечно, "Жидкое небо" Славы Цукермана - панк-фантазия начала 80-х про инопланетян и наркотики. В общем, традиция более чем солидная. Надо быть весьма бесстрашным человеком, чтобы обратиться к ней, когда в интеллектуальной моде не стиль и метафоры, а простые линейные наблюдения за жизнью.
Впрочем, сюжет "Нирваны", если его вычленить из буйного напора дизайна, которым он укутан, простодушен. Строгая и независимая москвичка со сказочным именем Алиса (Ольга Сутулова) от каких-то своих проблем бежит в Питер, устраивается работать патронажной медсестрой и снимает комнату в сквоте-коммуналке - как будто проваливается в кроличью нору. Ее соседи, подавальщица в ночном баре Вэл (Мария Шалаева) и наркоман-альфонс по кличке Мертвый (Артур Смольянинов), плотно сидят на игле. А квартира больше похожа на пещеру. Где есть и любовный треугольник, углы которого в разных комбинациях склоняются друг к другу. Мертвый из-за долга попадает в лапы философствующего наркодилера Ларусса (Михаил Евланов). А девчонки, которые еще вчера были соперницами, с риском для жизни объезжают на мотоцикле самое дно Питера, чтобы добыть нужную сумму. Одна из них умрет, а другая впервые захочет попробовать наркотик, чтобы переговорить с подругой, ушедшей в лучший мир.
Фабульное простодушие режиссеру нужно, чтобы закрепить конструкцию. Мертвый, почти лишенный жителей Петербург, карнавальные маски, невероятные наряды, туфли-котурны, длиннющие наклеенные ресницы, барочно-громоздкие парики, глэм-роковый грим и прочая восхитительная дизайнерская блеск-мишура (художник по костюмам Надежда Васильева) слишком тяжелы по весу в общей структуре фильма и могли бы рассыпаться без помощи истории о том, как девочка любит мальчика, мальчик любит девочку и девочка любит девочку. Это наивное, подростковое, даже пошленькое любовное настроение - вечный каркас жизни, который держит историю о смерти. О том, что молодые люди живут, под собою не чуя страны. О том, что душу обрести куда труднее, чем имидж. О том, как старательно очередное потерянное поколение рисует на лице ту красоту, которую хотело бы увидеть внутри себя. Так, за декоративным фасадом возникает почти публицистический пафос.
Как ни странно, но то, что "Нирвану" снял документалист, ощущается в общем настрое фильма. Игорь Волошин уже успел стать и культовым автором для поклонников, и красной тряпкой для недоброжелателей. Он стартовал жестким документальным фильмом "Месиво" о героиновом "торчке", пытающемся слезть с иглы. Потом были триумфальная "Сука", сделанная из стрингерских съемок в Чечне, "Губы", соединившие в одну метафору театр глухонемых и дубляж иностранных картин, и прошлогодняя короткометражка "Коза" - стилистическая заявка на полнометражную игровую картину, которая зависла где-то в недрах европейских кинофондов. Сейчас Волошин снимает новый фильм, более личный и реалистичный по сценарию с лаконичным названием "Я".
Ирина Любарская
В мертвом-мертвом городе с мертвыми людьми
Текст: Елена Тихонова
На экраны выходит фильм "Нирвана" — лучший дебют кинофестиваля Кинотавр. Это такая история любви, герои которой — наркоманы, живущие в вымышленном Питере фриков и готов. Film.Ru беседут с режиссером Игорем Волошиным об ацтеках, милиции и волшебном зелье в мертвом городе.
на фото - Игорь Волошин и Ольга Сутулова
Мертвый город Петербург населяют панки, готы, эмо-киды, завсегдатаи фестивалей аниме и получившие самостоятельную волю сценические наряды Мадонны и Кайли Миноуг.
В этот город из Москвы, где даже "правила дорожного движения не меняются", сбегает медсестра Алиса. Она селится в коммуналке "со следами былого величия" в виде пятиметровых потолков и соседями — парой тихих наркоманов. Тихий наркоман Валера Мертвый удивительно легко для парня с синими волосами уговаривает Алису согреть его пирсингованное тело. Но тут некстати возвращается из клуба, где зарабатывает на дозу обоим, довольно громкая Вэл и устраивает сопернице скандал с дракой и угрозами типа "еще раз — и тебя больше не будет". Как это часто бывает — скандал оборачивается крепкой девичьей дружбой, в становлении которой не последнюю роль играют передоз одной и навыки другой в оказании первой помощи.
— Как получился такой фильм? Я знаю, что начальный сценарий очень сильно отличался.
— Сельянов (Сергей Сельянов, глава компании СТВ — прим. Film.Ru) мне дал сценарий, сказал: "Давай снимем фильм по-быстрому, за две недели". Там все вообще происходит в обычной коммунальной квартире. Бюджет был, соответственно, небольшой. Получилось не так быстро и не то, что было. Я с уважением отношусь к изначальной истории. Она меня зацепила на чувственном уровне. В итоге, когда ко мне попал этот скрипт, я его видоизменил, переписал имена, дописал какие-то вещи, но в принципе основную структуру не трогал, потому что эта история была очень человечно исполнена — речь шла про живые чувства и живых людей.
— Как вы пришли к идее такой стилизации?
— Как говорят студенты во ВГИКе, снимая непонятно что и споря со своими мастерами: я так вижу. Вот это именно тот случай: я так вижу. Я ехал в машине, хотел позвонить Сергею Михайловичу и сказать, что я не буду это снимать. У меня есть свои истории, которые меня ждут, одну я сейчас снимаю. А потом вдруг увидел все в таком вот виде. Просто таким мне представляется мир современного человека — мертвым, внутренне и внешне, в прошлом и в будущем. И вся эта история разворачивается в мертвом городе с мертвыми людьми, которые оживают только тогда, когда им больно.
— Легко продюсеры согласились на такое преобразование, требовавшее бюджетных влияний?
— Я работал с выдающимися продюсерами, которые вложили в деньги в то, что представляет собой риск для проката. А все это, костюмы, парики, денег стоит. Это максимально продюсерский фильм. Они верят тому, что ты им обещаешь.
— От каких визуальных образов вы отталкивались?
— Я говорил: мне нужны инопланетяне, люди, которые ходят в несуществующих нарядах, в которые одеваться невозможно. Это такой своеобразный фильм-репортаж, фильм, снятый в последние времена, когда все оставшиеся на земле люди вот такие, в них ничего удивительного нет, и их очень мало. Такие они, потому что когда духовный мир пуст, человек становится внешне ярким. Это глубокая тема, которую можно отдать на растерзание киноведам.
Для меня также очень важны люди в своем первобытном проявлении. Художникам по гриму и по костюмам я говорил: вот этот человек должен быть ацтеком. Ацтеки — одни из самых известных кровожадных племен. Говорил: вот эти ребята — милиция — должны выглядеть как гестаповцы, потому что они единственные люди, которые остались социально адаптированными. Их форма почти не изменена, но, тем не менее, над ней тоже потрудились.
— Да, она у вас очень узнаваема.
— Мы так сделали, чтобы зрители поняли, что речь идет о столкновении с правоохранительными органами, которые жестки, чтобы они не думали, будто это метафизическая служба. Нет, милиция — это физическая служба, очень реальная.
Если вспоминать других персонажей, то вот Ларус — это образ сатаны.
— А при создании образов главных героинь чем руководствовались?
— Главная героиня, Алиса, должна была быть такой дивой, киношной дивой, в первую очередь. Все, что касается кино, его истории, должно было в ней аккумулироваться. Для меня она также должна была являться человеком-охотником, хищником, пытающимся найти себя и уничтожающим другого.
— А Вэл?
— Вэл — слабый, жалкий человек, она жертва.
— Актрис вы сами выбирали?
— Да. Я вообще все выбирал. Машу Шалаеву знал давно, лет семь назад мы познакомились, и я давно думал, что вот это человек, которого нужно снимать. Все эти годы ее снимали в каких-то дурацких фильмах, и я ждал момента, когда мы поработаем месте. Ольга Сутулова мне понравилась, когда я увидел по телевизору, как она интервью давала.
— Зачем Алиса себе героин вкалывает в финале?
— Для нее это единственный способ увидеться со своим близким человеком. Она поступает по канонам сказки, где надо выпить зелье, чтобы попасть в другой мир, а вовсе не потому, что хочет получить кайф. Алиса использует героин как трамплин в тот мир, где находится ее любимый человек. Правда, сказка грустно заканчивается.
— Не боитесь, что станут говорить, будто вы образ наркотиков романтизируете эти всем антуражем?
— Не боюсь, потому что у меня есть правда. Я же не снимал фильм про наркотики. Вообще, тема этого фильма — сам этот фильм, а не наркотики и не то, как люди живут. Это такая палитра для разбора, принятия или неприятия, абсолютное искусство, на мой взгляд. Для меня заниматься искусством — прежде всего. И когда мне несут сценарий, я не могу его просто экранизировать, он сразу у меня во что-то превращается.
— Так кино это, значит, не для всех? Не массовое?
— Прокат покажет. Я думаю, что массовое. Массовое, но искусство.
— Почему "Нирвана"? Вы говорите не про наркотики, а название меж тем отсылает.
— Во-первых, мне это само слово нравится. Во-вторых, мы помним, что дословный его перевод — "распад", "затухание". У многих почему-то ассоциации с "нирваной" совершенно иные — счастье, эйфория, кайф. У меня оно отсылает к разложению личности человека, ее духовной составляющей. Человек все время очень одинок и разрушен.
— "Нирвану" 1998 года с Кристофером Ламбертом видели?
— Не видел. О существовании фильма узнал, только когда уже снял этот.
— Вообще, от каких-то фильмов отталкивались, что-то вспоминали в процессе работы?
— У меня есть багаж насмотренных вещей, но чтобы я апеллировал к чему-то — такого не было. Мне как раз наоборот было трудно в поисках и создании интересных образов, трудно, потому что нечего было показать постановщику, художникам по костюмам. Всегда же гораздо проще, когда можешь показать, что мне надо вот так и так.
— Сцена, где Алиса и Вэл шрамам меряются — сознательная цитата той классической из "Смертельного оружия", кажется, в которой Мел Гибсон с Рене Руссо?
— Мне вот вчера про это сказали. Оказывается, что чукча совсем не читатель. Я не видел. Если б видел, может, быть не сделал такую сцену. Не знаю.
— Вы раньше в музыкальных группах участвовали. Как на вас повлияло музыкальное прошлое.
— Я же на музыке повернут. И в первую очередь, наверно, ушами внутренними и внешними слышу именно ритм произведения, а потом уже понимаю все остальное. Для меня важно услышать ритм музыки, под которую будет идти дальше действие, и ритм самого произведения. Я понимал, как оно будет смонтировано еще до того, как оно написано, знал, какая музыка у меня будет звучать еще до того, как мы фильм снимать начали.
С сайта Филм Ру
Смерть в павлиньих перьях
Новые Известия
Несколько дней назад картина Игоря Волошина «Нирвана» обзавелась новой наградой – главным призом Севастопольского кинофестиваля. Причина, похоже, не только в ее художественных достоинствах, но и в том, что она выразила подсознательные настроения зрителей. Подсознательные – потому что никто, кроме самого режиссера «Нирваны», не признавался, что живет с постоянным ощущением конца света и передает его всеми доступными способами.
В данной связи вспоминается, что тяжкий «Груз-200», вышедший в прошлом году, получил признание только у критиков, гордо противопоставившим его потоку «позитивной» кинопродукции. Однако на этом фоне «Груз-200» был проигнорирован остальным кинематографическим сообществом. С тех пор ситуация изменилась – призы собирают и безрадостный «Шультес», и мрачная «Нирвана»...
Молодая женщина с популярным в кино именем Алиса (Ольга Сутулова) переезжает из суетливой Москвы в Питер, снимает себе комнату и устраивается медсестрой по вызову. В той же квартире, помимо хозяйки, живет пара наркоманов – барменша Вэл (Мария Шалаева, недавно сыгравшая девушку Алису в «Русалке») и торчок Валера Мертвый (Артур Смольянинов). Вэл поначалу ревнует Алису к Валере и пытается с ней расправиться, но в результате женщины проникаются друг к другу симпатией. И даже выкупают общего бойфренда у наркодилера, которому он задолжал 10 тыс. долларов. После этого Валера прихватывает остаток денег и сматывается, Вэл умирает от тоски, пневмонии или передозы (причину можно выбрать по своему усмотрению), Алиса же, предварительно посадив себя на иглу, возвращается в Москву. Вот и все перипетии «Нирваны».
Скудость сюжета сочетается с почти полным отсутствием социальной конкретики. «Москва» и «Петербург» – всего лишь знаки, за которыми на экране стоит пара словесных клише и строго дозированное число видов. О Москве говорится, что это суетливое место, в котором все гонятся за деньгами, о Петербурге – что он стоит на костях. Древняя столица представлена на экране ночным клубом, новая – несколькими интерьерами и безлюдными панорамами. Названная сумма Валериного долга – чистая абстракция, поскольку ни о доходах героев, ни о плате за жилье, ни о цене дури, не говоря уже о стоимости нарядов, причесок и макияжа, не сообщается ровно ничего. Где персонажи росли, как формировались, есть ли у них мама с папой, братья с сестрами или все они сироты казанские – тоже неведомо. Валера, правда, говорит Алисе, что родом из деревни и лепечет про «коровок», но нет никакой уверенности, что он способен отличить корову от божьей коровки. Практически ничего не известно и про саму Алису, красивую и полную сил бабу в расцвете лет, – зачем ей перемена мест, зачем Петербург и зачем этот убогий доходяга? Спасибо, что еще можно понять, почему в него вцепилась Вэл, которую актриса, визажисты и дизайнеры превратили в лягушку с перьями – ей-то менее завалящий мужичонка просто не светит. С другой стороны, после исчезновения этого паразита никто не мешает двум работящим и полюбившим друг друга девушкам слиться в экстазе – кроме, разумеется, режиссера, который решил довести историю до несчастного конца. Впрочем, в созданной им экранной атмосфере хеппи-энд был бы еще хуже.
Режиссер хотел создать на экране условный мир с условными персонажами, ведущими между собой условные литературные разговоры. Для этого нужно было избавиться от социальной конкретики, которая присутствовала в сценарии Ольги Ларионовой. Но для обычного постановочного кино эта задача практически неразрешима: реальность, которую гонят из кадра, лезет обратно во все щели. С аналогичной проблемой пытался справиться советский кинематограф. Точнее, та его часть, которая была замешана на большевистской идеологии. Разница лишь в том, что режиссеры типа Пырьева и Александрова стремились воссоздать на экране вычищенную реальность, чтобы придать ей мажорное звучание, а Волошин создает на экране антиутопию вместо утопии.
Идеальными вместилищами фантазий молодого режиссера был бы символический театр, где допустимы самые невозможные диалоги, дягилевского типа балет или абстрактное пространство компьютерной анимации. Неизбежные следы действительности, будь то пачка баксов, мосты на Неве и милицейская форма на второстепенных персонажах, плохо вяжутся с прикидами от кутюр, фирменным макияжем, литературными разговорами о смысле жизни, сказочными наркодилерами, крестиками в зрачках и прочими пижонскими штучками. Самый показательный в этом смысле эпизод – когда Алиса, услышавшая, что Вэл при смерти, бежит в больницу. Тут вроде бы самое время посочувствовать подругам, но именно в этот момент режиссер начинает любоваться пробегом, снимая его рапидом на крупном плане.
Словом, хотелось бы надеяться, что в следующем фильме Волошин приведет свой замысел в полное соответствие со сценарием и возможностями кинематографа и покажет уже не отдельные грани своего таланта, а талант целиком. Того же стоит пожелать и другим способным дебютантам этого года в полнометражном игровом кино, чьи реальные достижения заметно ниже потенциальных возможностей.
Виктор Матизен