Описание фильма

"4 месяца, 3 недели и 2 дня"   

Название фильма:	4 месяца, 3 недели и 2 дня
Страна-производитель:	Румыния
Английский:	4 luni, 3 saptamini si 2 zile
Жанр:	драма
Режиссер:	Кристьян Мунджу
В ролях:	Анамария Маринка, Лаура Василиу, Ади Карауляну, Люминта Георгиу, Влад Иванов, Александр Поточан
Год выпуска:	2007
Наша оценка:
	Купить

	сюжет и комментарии	интересно	кадры из фильма

Сюжет и комментарий

1987 год, Румыния, до падения коммунистического строя остались считанные годы. Две университетские подруги Отилия и Габита пытаются решить проблему нежелательной беременности. Отилия и Габицэ живут в одной комнате в студенческом общежитии. Они учатся в университете в маленьком румынском городке в последние годы коммунистического режима. Отилия снимает номер в дешевой гостинице.  Гэбицэ беременна, аборты запрещены. Обеим девушкам предстоит впервые пройти через подобное испытание. 

    Фильм  снискал триумф на последнем Каннском МКФ, где, невзирая на участие в конкурсе всего цвета современной мировой режиссуры, победил сразу в трёх номинациях. Автора можно было бы, конечно, заподозрить в следовании западной моде, а значит, и в стремлении предложить нечто заведомо беспроигрышное. Как в идейно-тематическом, так и в сугубо эстетическом плане. Только вот, скажем, стремление добиться оператором  эффекта слегка дрожащего, «нервического» изображения не имеет ничего общего ни с установками датской «Догмы», ни со стремлением по-новому ухватить «жизнь врасплох» ряда иных европейцев, ни с лихорадочными картинами быта, рисуемыми постановщиками из Азии. А уж что касается обличения режима Чаушеску, над которым румыны, как все помнят, расправились стремительно и беспощадно…

   Отрадно отметить отсутствие в «4 месяцах, 3 неделях и 2 днях» как нигилистического пафоса, так и всё-таки постыдного стремления возложить вину за беды людей исключительно на партийно-правительственное руководство. Фильм Мунджу, входящий в цикл с горько-ироническим заголовком «Сказки золотого века», ценен тем, что нацелен на выявление истинных мотивов человеческого существования, а не всего преходящего, сиюминутного, наносного. Люди ничуть не изменились за прошедшие две тысячи лет. И та же проблема подпольных абортов стояла остро и за океаном. Настоящая жизнь протекает независимо ни от чего, принося свои трагедии. А социально-политические реалии как таковые остаются неким фоном, пусть и внося свою специфику – касается ли это застольных споров, надзора со стороны официальных органов или же, напротив, повального увлечения импортным ширпотребом. «Вот что мы сделаем. Давай никогда не будем говорить о том, что было», – и последовавшая за фразой пауза содержит в себе столько боли и страдания от испытанного унижения, что это, право, не выразить словами.

Такого не было со времен триумфа молодого Эмира Кустурицы: чтобы в Канне, где собираются сливки мирового кино, побеждал фильм начинающего режиссера из маргинальной киностраны. Такой сенсационно модной страной стала Румыния, а таким режиссером - Кристиан Мунчжиу. Писать эту фамилию, с которой явно придется не раз иметь дело в будущем, следует именно так: Мунчжиу (что подтвердил мне и сам режиссер), а не в других транскрипциях, которые используются в России.
Впрочем, совсем неожиданным рывок румынского кино назвать нельзя: на поверхность вышло то, что подспудно копилось и было скрыто от глаз публики - но не экспертов. Уже не первый год фильмы из этой страны (например, "12.08: К востоку от Бухареста" и "Смерть господина Лазареску") привлекают внимание критиков и фестивалей, да и дебютная картина самого Мунчжиу не без успеха показывалась в параллельной каннской программе. Тем не менее нынешняя победа принесла румынам совсем другой статус в киномире. Похоже, Золотой пальмовой ветвью дело не ограничится: фильму пророчат приз европейского кино, который будет вручаться в декабре, а возможно, и "Оскара".
Редкий случай, когда кино примирило всех -- и эстетствующих критиков, и достаточно широкую публику, и даже циничные издания кинобизнеса: газета Variety с несвойственным ей пафосом назвала фильм Мунчжиу "ошеломляющим достижением, исполненным чистоты и честности". События происходят в провинциальном городе за два года до падения режима Чаушеску. Отилия (Анамария Маринка) и Габита (Лаура Василиу) делят комнату в университетском общежитии и вполне отвечают популярному в те годы слогану о том, что дружба - понятие круглосуточное. Отилия готова на все (еще не зная, что это "все" значит), чтобы помочь Габите, которую угораздило "залететь", избавиться от нежелательного плода - что в тогдашней Румынии считалось преступлением. Габита пребывает в состоянии ступора - в то время как Отилия всеми мыслимыми способами добывает деньги. Проведенный мониторинг выводит на самого "дешевого" из спецов по нелегальным абортам. Но бесплатным бывает только сыр в мышеловке, а бедный или скупой платит дважды. Абортмахер, узнав, что Габита преуменьшила срок беременности, принуждает девушек доплатить сексуальными услугами. Комната отеля, где намечена противозаконная операция, превращается в камеру моральных и физических истязаний. К тому же Отилия вынуждена на время покинуть Габиту из-за дня рождения матери своего бойфренда, который превращается для нее в очередную пытку. Вся картина складывается в череду ложных целей и компромиссов, которыми заполнена жизнь при социализме - впрочем, не только при нем.
Кристиан Мунчжиу рассматривает свой фильм как первую часть цикла "Сказки золотой эпохи". Велик соблазн увидеть здесь метафору соцлагеря, где царит двойная мораль, где жизнь человека почти ничего не стоит, а служащего режима можно подкупить за пачку Kent. Однако от любого намека на дидактику режиссера (и оператора Олега Муту) спасают цепкое чувство реальности, энергия и кажущаяся простота съемочного метода. Каждый эпизод снят практически одним кадром, зафиксирован камерой жестко и в то же время без насилия, он становится фрагментом той философской картины жизни, которую другие режиссеры пытаются выстроить умозрительно, на чем обычно и горят. Каждая деталь безошибочно говорит об эпохе социализма, причем так, что намеки прекрасно понимают и люди, не пережившие этот опыт.
У историков кино есть теория, согласно которой "новые волны" катятся по определенным траекториям, так вот, кажется, сейчас волна докатилась до Румынии. Она никак не дойдет до России, где аналогичные двадцать постперестроечных лет прошли в смаковании "чернухи" и в объятиях гламура. Румыны прожили эти годы как-то иначе, придя в итоге к мудрому взгляду на прошлое - без идеализации, но и без демонизации тоже. Они делают цивилизованное, реальное, актуальное кино, которое имеет много шансов оказаться еще и нетленным.
Андрей Плахов

Магия цифр и нестреляющее ружье
Время новостей

Две студентки-подружки делят комнату в общежитии. Одна беременна и просит другую пойти договориться с врачом о подпольном аборте. В их стране - Румыния, 1984 год, у власти Чаушеску - аборты запрещены. Но у девушки уже такой срок, когда аборт и при более толерантных режимах приравнивался бы к убийству: четыре месяца, три недели и два дня. В Румынии в восемьдесят четвертом году за такое полагалась высшая мера всем «участникам проекта».
Для обеих героинь убывающий ряд цифр - 4, 3, 2 - чуть не стал роковым. Для тридцатидевятилетнего режиссера Кристиана Мунджу, дебютировавшего в формате полнометражного игрового кино, обернулся триумфом. Фильм показали в самый первый день каннского конкурса, но он не затерялся среди именитых участников юбилейной программы главного фестиваля мира. «Золотая пальмовая ветвь» терпеливо дожидалась именно его.
Фраза «главный приз получил румынский фильм про аборты» тут же стала расхожей, но очень мало что объясняющей. «Четыре месяца, три недели и два дня» - точно такой же фильм про аборты, как Kill Bill про восточные единоборства. И если уж вспоминать Тарантино, со времен «Криминального чтива», то есть последние пятнадцать лет, главные фестивальные призы вряд ли получали картины, с такой степенью обоснованности претендующие на то, чтобы определять кинематографическую моду на десятилетие вперед.
Можно было бы прогнозировать, что фильм Кристиана Мунджу введет моду на простое кино, если бы такая категория, как простота, поддавалась бы имитации и тиражированию.
Изумленный возглас: «Как это сделано?» чаще всего раздавался после спецпоказа картины в рамках последнего ММКФ.
Действительно непонятно, как. Как камерная драма - почти все действие происходит в гостиничном номере (не в общежитии же этим заниматься?!) и состоит из одних разговоров - может держать зрителя в таком напряжении. Неуловим момент, когда фокус смещается с одной девушки на другую, и главной героиней оказывается уже не та, что беременна, а подружка. И ясным становится то, что фильм совсем не про бесчеловечный режим, загонявший аборты в подполье и ставивший тем самым под удар жизни тысячи женщин, а про страх одиночества, который в двадцать лет ощущается так же сильно, как в тридцать, сорок и пятьдесят.
В какой-то момент, примерно в середине фильма, героиня оставляет подругу, лежащую недвижно на кровати (шевелиться после «процедуры» запрещено), и идет на день рождения к матери своего молодого человека - приглашение получено давно, отказать неудобно.
Бухарестское застолье 84-го, если судить по фильму, очень похоже на те, что можно было тогда же увидеть в Москве: много спиртного плюс изыски домашней кулинарии. И люди похожи: умеренно фрондирующие столичные интеллигенты, дающие понять подружке сына, что она из простых и не их поля ягода.
«Зачем ты ввязалась в это?» - спрашивает мальчик после того, как они уединяются в его комнате и девочка рассказывает об эпопее с абортом. «Чтобы было кому помочь мне, если со мной что-нибудь случится», - отвечает она, и это очень мало похоже на разговор двух влюбленных, которые, как предполагается, умрут в один день, а до этого будут жить долго, счастливо и заботиться друг о друге.
В мире фильма Кристиана Мунджу люди всегда будут вынуждены заботиться о себе сами, только не всем хватит зрелости это понять. Эта картина об осознанном одиночестве сильного человека.
Герои настолько погружают зрителя в свой мир, что почти не позволяют заметить того, сколь виртуозно манипулирует режиссер пространством экрана.
Между тем абсолютно аскетичная по визуальному ряду драма переходит в триллер, и параллельно изображение становится изысканно-прихотливым. А режиссер, уже всецело владея загипнотизированным им зрителем, то и дело подбрасывает крючки-зацепки, на которые в результате не ловится ничего: фильм Мунджу - убедительное опровержение царившей в драматургии прошлого века идеи, что висящее на стене ружье обязательно должно выстрелить.
Героиня похищает у врача-подпольщика, крайне неприятного типа, нож, и дальше ждешь, что она обязательно пустит его в дело: отомстит за то, что помимо денег ей пришлось расплатиться еще и собой. Но нож так и остается лежать на дне ее сумки. Врач забывает на гостиничной рецепции паспорт (всем визитерам при входе положено сдавать документы), и думаешь, что из этого выйдет какая-нибудь детективная история, но истории не выходит...
В картине еще много подобных ходов: обманных троп, ведущих в никуда - как в жизни, где ружья могут стрелять, а могут и нет, улицы оборачиваются тупиками, и каждый родившийся в конечном итоге предоставлен только себе.
Лариса Юсупова

Одиночество в реальном времени
Независимая газета

В российский прокат вышла одна из самых ярких лент этого года, главный фильм последнего Каннского кинофестиваля, картина «4 месяца, 3 недели и 2 дня» румынского режиссера Кристиана Мунгиу. Это фильм про Румынию на излете режима Чаушеску, про незаконный аборт и про то, что случалось с каждым, кто жил в те времена.
Две студентки, соседки по комнате в общежитии, куда-то собираются. Зачем-то берут с собой скатерть. Одна заметно нервничает, другая ведет себя спокойно. Та, что спокойнее, одалживает какую-то значительную сумму денег у своего жениха. Все очень подробно и как-то по-деловому. Оказывается, ее самая близкая подруга забеременела и срочно надо избавиться от плода. Потому что по-другому – никак.
Каждый кадр подчинен логике поступков. Монтажные склейки скупо следуют заданной логике необходимости. Действуя в манере жесткого, предельно натуралистичного триллера, Мунгиу драматизирует недраматичную фактуру. Камера следует за Отилией, она мечется и чего-то хочет. Кажется, здесь все закончилось, все доживает, все медленно разлагается, а на окнах дохнут мухи. Запах гнили и равнодушного упадка – это Румыния, 1987 год, на излете режима Чаушеску. А девушке срочно надо избавиться от нежелательной беременности. Но Габита боится, и поэтому Отилия все делает за нее. Она пытается снять номер в гостинице, но все номера здесь заняты. Она снимает номер в другой – он на двоих и будет стоить дороже, чем они рассчитывали. Отилия встречается с человеком, который может помочь ее подруге Габите сделать нелегальный аборт. В простой до ужаса комнате отеля Габиту избавляют от плода.
Отилия идет в гости к своему жениху на день рождения его матери. В ее сумочке только что убитый почти что ребенок – пятимесячный зародыш, она выкинет его в мусоропровод, зайдя в подъезд по дороге. Вряд ли ей когда-нибудь захочется такое вспоминать. Мрачный, темный город – пугающая пустота одиночества. Столкновение с реальностью в первый раз – крайне болезненное ощущение.
На фоне семейного праздника Отилия сидит, как будто где-то в другом месте. Там, где полчаса назад деловой мясник Бебе разделывал молодую девушку, ее подругу, извлекая щипцами почти что ребенка. А здесь ее ждет объяснение с женихом – конечно, им надо расстаться. Парень ничего не может понять – как, почему? Но она теперь другая, она теперь знает нечто ужасное – голую жуткую действительность, настоящий ад. Одиночество, беспомощность и ужас – это называют опытом. Она вдруг стала взрослой.
Тот же самый ад есть в балабановском «Грузе 200». Театрализованный балабановский фильм и внимательная, до комка в горле дотошная работа Мунгиу, по сути, сделаны на одной волне. Обе о том, что 20 лет назад время остановилось где-то между догнивающим прошлым и ничем. Фильм Мунгиу тоже вызывает шок – но не шок отвращения, а шок узнавания. Балабанов пытается расправиться с демонами прошлого, а Мунгиу рассказывает вечную историю.
Пристальное внимание к деталям имеет практически гипнотическое воздействие, но натуралистичным «4 месяца, 3 недели и 2 дня» назвать все-таки нельзя. Это нечто большее, чем натурализм, – это натурализм на грани сюра, реальность на грани сна. В него погружаешься практически сразу, этот сон становится твоим. И распутать этот клубок воспоминаний, придумок, событий, снов не представляется возможным. Предельно точная режиссура Мунгиу заставляет забыть о присутствии камеры – камеры нет. Повествование практически безусловное и ведется в реальном времени.
Габита, Отилия и Бебе в номере заштатной гостиницы. Крепкий, лет сорока самозваный доктор в таком перестроечном румынском свитере деловым и опытным взглядом быстро определяет, что срок беременности совсем не тот, что ему назвали, что студентки его обманули. И гостиница не та, о которой договаривались, и денег у них вдруг не хватает. Придется доплатить натурой. А девушки молоды, им страшно. Они просят, уговаривают, плачут – им некуда деться. Паутина недопонимания, страха, ужаса, объяснений, просьб, ужаса, ужаса, ужаса, боли, стыда клеит липкой лентой, обездвиживает. И время замирает, почти физически ощущаются подергивания секундной стрелки. Что-то похожее мутное всплывает в сознании – никаких абортов, другое, но тоже липкое, стыдное, страшное. Что-то такое, что никогда не будешь вспоминать, что-то, что даже забудешь, но что приснится паутиной, в таких же подробностях. С этими мертвыми мушиными тельцами на подоконнике. Что-то, что случалось с каждым.
Андрей Щиголев