"Изгнание"
Название фильма: | Изгнание |
|
|
Страна-производитель: | Россия | ||
Английский: | Изгнание | ||
Жанр: | драма | ||
Режиссер: | Aндpeй Звягинцeв | ||
В ролях: | Кoнcтaнтин Лaвpoнeнкo, Aлeкcaндp Бaлуeв, Дмитpий Ульянoв, Mapи Бoнeви, Игopь Caвoчкин | ||
Год выпуска: | 2007 | ||
Наша оценка: | |||
Купить | |||
|
|
||||||||
Интересно:
Сценарий Олег Негин, Андрей Звягинцев, Артем Мелкумян
Оператор Михаил Кричман
Композитор Андрей Дергачев, Арво Пярт
Продюсеры Дмитрий Лесневский, Anthony Rey
Производство компания "REN Film"
Премьера 4 октября
Дополнительная рецензия:
Закрытый показ
Время новостей
«Изгнание» -- второй фильм Андрея Звягинцева, триумфального дебютанта, получившего за свой первый фильм в Венеции в 2003 году сразу двух «Золотых львов» -- главного и дебютного. Мировая премьера его следующего фильма состоялась в этом году в Канне, «Изгнание» тоже получило награду: «Пальмовой ветви» за лучшую мужскую роль удостоился Константин Лавроненко. Но критика отнеслась к картине очень неоднозначно, что, впрочем, для Звягинцева не новость -- «Возвращение», с восторгом принятое фестивальной венецианской публикой, на родине режиссера понравилось далеко не всем. Однако для Звягинцева и его продюсера Дмитрия Лесневского отсутствие хвалебного хора, возможно, и досадно, но не принципиально, они декларируют позицию внутреннего спроса, снимая то кино, которое считают важным для себя и искусства. Затрагивая темы куда более, с их точки зрения, существенные, чем те, которыми занята культура сегодняшняя. К сожалению, жанр предпремьерных заметок и интервью не предполагает подробного разбора фильма -- и сам Звягинцев отказывается публично обсуждать смыслы картины, мотивируя свой отказ желанием дать зрителю возможность самому увидеть и прочесть все, что заложено в ней авторами, без предуведомлений и заведомо сформулированных оценок.
Зрителю предлагается история, развивающаяся вне времени и вне конкретного пространства. Однако каждый увидит в ней то, что сможет. Мне, например, показалось, что действие происходит в некой, приблизительно балканской стране, где общественная жизнь не имеет мейнстрима, где существование размыто прошлыми катаклизмами и уцелело на первый взгляд только частное пространство семьи. И вот конкретная семья, состоящая из отца, матери и двоих детей младшего школьного возраста, удаляется из города в сельский рай, где сохранился родовой дом, где ходят по горам библейские отары овец, где люди занимаются патриархальным трудом... Но очень скоро выясняется, что, несмотря на изумительные пейзажи, все эти долы и поля, закаты и рощи лишь внешне напоминают о безмятежности и покое, а на самом деле излучают тревогу и смуту. «Изгнание» -- это изгнание из райского сада, жизнь вне любви, вне главных ценностей, вне Божьей воли, и в этом мире не возможна идиллия. Напряжение, присутствующее в картине с первого кадра, лишь нарастает, постепенно полностью захватывая всех персонажей, заставляя подозревать вину за каждым. Семейная драма главных действующих лиц -- Алекса и Веры -- дублируется в судьбах других персонажей: и брат Алекса, Марк, как выясняется, уже пережил окончательное крушение, хотя поначалу и не осознает тяжести уже вынесенного ему приговора; и соседская пара, несмотря на внешнее благополучие, не чувствует себя счастливым семейством, пряча неудовлетворенность жизнью за бытовыми мелочами. Не смиряется только Вера -- на эту роль была приглашена шведская актриса Мария Бонневи, сыгравшая свою героиню обреченно-женственной и безгласной жертвой этого мужского мира людей с каменными сердцами, не доступными для настоящих живых и горячих чувств.
Режиссер сознательно отказывается от внешних мотивировок, от каких-либо объяснений в первой - и лучшей - части фильма, где интрига еще только раскручивается. Во второй, финальной части, где идет объяснение случившемуся, психологические подробности кажутся уже лишними. Разгадка разочаровывает - сюжетные перипетии, открывающие все, что стояло за молчаливым напряжением борьбы двух жизненных стратегий, на мой взгляд, сводят трагическую завязку к недоразумению.
Однако все это, признаюсь, мои собственные догадки, почти не совпадающие с режиссерским замыслом, который Звягинцев в частной беседе все-таки формулирует, но до поры до времени стремится от публики скрыть.
Интересно в этом плане сравнить позиции двух режиссеров, чьи картины по воле случая столкнулись в российском прокате. Никита Михалков, фильм которого вышел самым широким экраном, не только в самом произведении открыто декларирует свою позицию, но, как будто не доверяя будущему впечатлению, всячески артикулирует не только замысел, но и тот вывод, который, по его мнению, публика должна сделать после просмотра. Андрей Звягинцев принципиально умалчивает о своих целях, более того, делает все, чтобы в процессе смотрения зритель не получил никаких подсказок, рассчитывая на индивидуальное восприятие каждого и втайне надеясь на совпадение своего художнического посыла с волей и потребностью тех из зрителей, которых в результате сможет счесть своими соавторами.
Алена Солнцева
С любовью, только с любовью
Роман КУЛАНИН
При упоминании фамилии Звягинцева разговоры заходят о чем угодно — о фестивальных наградах, об эпигонстве Тарковского и прочем. Про сами картины — «Возвращение», а теперь и «Изгнание» упоминают на уровне сюжета да сводят к шутке про обратную последовательность названий. И общие реакции какие-то диаметрально противоположные — либо бронебойное восхищение, либо плевки и зуботычины. И, если «Возвращение» навеки останется в отечественной киноистории как венецианский триумф, то с «Изгнанием» не так все просто, тут и любимый многими «синдром второго фильма», и уже обретенный режиссером определенный статус, давший ему куда большую свободу. Остается только попытаться выяснить, как Звягинцев со всем этим разобрался.
Прежде чем очертить сюжет, надобно заметить, что, помимо упомянутого тщательно переработанного «по мотивам Сарояна», повествование тут брезгует линейностью и норовит заполнить без малого два с половиной часа спорного характера временными отношениями. Это — для всеоружия. Сам же сюжет в лучших традициях европейской классики можно пересказать в двух словах — господин Лавроненко, почетный отец и муж, узнает, что его жена, шведская гражданка Мария Бонневи, ждет ребенка, да не от него. Нравственные и моральные императивы не просто прилагаются — а занимают собою всё оставшееся огромное пространство картины. И чем там всё закончится, уже не столь важно, хотя попытка померяться с дамой под паровозом всё же зафиксирована. Далее — по известному маршруту, от классики литературы к классике кинематографа.
На актеров пришлась если не самая трудная, то, пожалуй, самая ударная часть постановки. Лавроненко, отыгравший десяток ролей в кино, но так и оставшийся отцом из «Возвращения», продолжает выступать Альтер-эго режиссера, одновременно, похоже, являясь его доверенным лицом в хрупкой структуре повествования. Участие и, одновременно, безучастие его героя в драматической коллизии выполнено по высшим театральным формам, что, как уже известно, оценили в Каннах. Так что, формально, перед нами — лучший актер отечественного кино — и разбираться в нюансах его игры сама по себе отдельная тема для разговора.
Гораздо сложнее дело обстоит с Бонневи. Режиссер, выбрав для своей истории накал с замахом на Федора Михайловича или Андрея Арсеньевича, если от этого кому-то станет легче, с главной женской ролью оказался удивительно прозорлив. Честь, ум и совесть — все эти души прекрасные порывы в картине играет актриса, не говорящая по-русски, и остается только догадываться, как удалось так удачно синхронизировать русскую речь с движением губ шведки, ибо этот разрыв почти незаметен.
Некоторые уже отметили схожесть Бонневи с другой шведкой — Лив Ульман, намекая на высшую апелляцию к Бергману, но, кажется, дело обстоит куда проще, для сугубо мужской компании фильма (женщин в картине, если не изменяет память, всего двое) нужен был значимый противовес, эдакий человек вне контекста, как и её героиня Вера. Вот и совмещение реальности настоящей с реальностью кинематографической.
Третье действующее лицо — Александр Балуев, загадочный до поры дядя Марк, наоборот, выглядит реверансом в сторону российской аудитории, в пику европеизированным героям. И, в этом плане, попадание стопроцентное, цитатное «и это правильно» напоминает уже не театральные подмостки, но разговор после второй поллитры, поэтому неудивительно, что достаточно примелькавшийся в последнее время Балуев выглядит здесь единственным своим. В остальном — детский сад, буквально — некоторые кадры переполняются детьми. Видимо, увлекшись библейскими референциями, Звягинцев решил пойти в лоб, тем самым дословно реализовав метафору «дети — цветы жизни». Затем, но не в последнюю очередь, появляются многочисленные животные — даже мухи есть, слава Богу, не балабановские.
И все же вторым, после режиссера, героем «Изгнания» являются вовсе не прекрасные актеры, а камера Михаила Кричмана. Начав работать вместе с режиссером еще на «Черной комнате», со временем Кричман стал что кисть и палитра для художника, инструмент для создания кадра, столь действенный, что, видимо, тандем третьей картины предугадать несложно. Пожалуй, в отечестве он один из немногих операторов, которые могут похвастаться, что продолжают дело Альмендоса, Стораро или Нюквиста — каждый план, каждое движение камеры внушает уважение, и происходит то редкое ныне явление, когда история развивается не героями, а камерой. Сам Звягинцев говорит по этому поводу точнее: «он — мои глаза». Хотелось бы каждому режиссеру пожелать таких глаз.
Еще один постоянный соратник — Андрей Дергачёв, автор саундтрека к «Возвращению», на этот раз оказался немного не у дел. И, хотя он числится ответственным за звук к картине — музыкальным камертоном здесь выступает небезызвестный Арво Пярт. Сказать, что это многое дало — значит покривить душой, потому что единственный, зато рефренный трек повторяется с частотой, свойственной пафосным голливудским картинам. Зато — значимое имя в титрах.
Рассказывать об «Изгнании» можно очень долго — попытаться разобрать многочисленную символику, все эти «лазурные хлебницы», библейские паззлы, пересохшие родники, универсальные имена, хотя проще совсем уже обратиться к Лотману и прочей семиотике. Важно другое, что, несмотря на кажущуюся вычурность, цитатность — за которыми, по мнению некоторых, скрываются пустота, холодность и отсутствие собственных идей — фильм, достаточно сложный и противоречивый, не скрывает, что его сделали с любовью к собственному делу. И скромные для проката 50 копий — лишнее тому подтверждение. Он, в отличие от нетленки Никиты Сергеевича, оказался не для всех и не для каждого — слишком большая цена заплачена за его универсальность, да и так называемый человеческий фактор, выразился в некоторые промахи, не ушедшие от зоркого взгляда зрителей и критиков. Важно другое, что Звягинцев, обреченный успехом первого фильма, попытался сделать что-то равносопоставимое. Получилось или нет, неизвестно кому решать, главное, что получился совершенно другой фильм, не пережевывающий предыдущий, а продолжающий. И это правильно.
До встречи в кино.