Описание фильма

"Барышня и хулиган"   

	сюжет и комментарии	интересно

Сюжет и комментарий

Место действия рассказа итальянского писателя Эдмонда д'Амичиса перенесено в дореволюционную Россию. Рассказ подвергся существенным переделкам. Маяковский сделал акцент на противоречиях в характере героя: сочитание анархо-индивидуалистического бунтарства с трогательной самоотверженной любовью к учительнице.

   Как и многие люди начала ХХ века, Маяковский был охвачен ощущением смерти старого.  Так жить и творить больше нельзя! - восклицали то тут, то там, и жаждали новых форм, нового искусства, новой жизни. В живописи и поэзии возникали всё новые и новые причудливые направления. Футуристы, имажинисты, абстракционисты... Мейерхольд искал новых форм в театре. Маяковский примкнул к кубофутуристам, а потом вплотную занялся сотворением революционного искусства.  Маяковский оказался на коне. Он пламенно воспевает новую власть. И использует для этого новые революционные формы. Вместе Мейерхольдом Маяковский призывает закрыть Большой театр. Высмеивает дамские стишки Есенина. В кинематографе нападает на Якова Протазанова: «Наша кинематография насквозь старая, - говорит он на одном из диспутов. - С этим Протазановым лезут столетние древности кинематографии. Со всех сторон лезут столетние эстетические пошлости, и никакой связи с советской современностью эти пошлости не имеют…»     Но так ли уж сам Маяковский оказался далёк от того, что ругал и высмеивал? Так ли легко было по-новому говорить в кинематографе, в искусстве, которое только определялось как искусство?  Обратимся за ответом к фильму, снятому в 1918 году. «Барышня и хулиган», сценарий Маяковского, он же играет главную роль. Поэт пока ещё не набил в кинематографе руку и потому может неожиданно проговориться, раскрыться с неожиданной стороны.  К тому же сам 18-й год весьма примечателен. Кровь льётся рекой, а в искусстве вдруг стало можно всё. Старой цензуры уже нет, новой - ещё нет.

   Маяковский здесь оказывается киноактёром выразительным и колоритным. Но это вряд ли можно назвать неожиданностью. А вот имя режиссёра и оператора картины Евгения Славинского вызывает, по меньшей мере, удивление. Ведь Славинский был оператором у Протазанова на «Пиковой даме»! То есть у человека, с которым лезут, по слову поэта, «столетние древности кинематографии».  Но, может быть, сценарист оговорился, и всё остальное будет уже по революционно-кубофутуристически? Увы. События развиваются, скорее, по-есенински.

   Посудите сами, хулиган, которого играет Маяковский, влюбляется в приехавшую учительницу. Учительница начинает преподавать в какой-то странной школе. Тут и старики учатся и дети. Что-то похожее на Школу Рабочей Молодёжи из советских фильмов. Да и сюжет спустя годы повторится по-своему в «Весне на Заречной улице».  Хулиган начинает посещать занятия учительницы. Один из учеников оскорбляет барышню. Хулиган в лице Маяковского наказывает обидчика. Но за того вступается бородатый отец с ножом за поясом. Он подговаривает дружков, и хулигана убивают в неравной драке. «Саданули под сердце финский нож», - как писал Есенин…

Умирающего хулигана приносят умирать в белой рубахе в дом. Приходит священник. Прибегает учительница и целует хулигана. Тогда он берёт у священника крест, целует его и, положа себе на сердце, умирает. Смотрите сами. И всё это при известном, неоднократно провозглашённом атеизме Маяковского!  «…Положили меня в русской рубашке под иконами умирать»!.. Есть в фильме и ещё одна молитва: барышня молится у креста, а хулиган целует её одежды. Есть в картине и ещё одна параллель с «пошлым» Протазановым. Вглядитесь в эти кадры. На пути учительницы - лужа. Хулиган, не задумываясь, скидывает с себя пиджак и бросает к её ногам. Учительница перебегает по пиджаку лужу. Ничего не напоминает?.. То же самое сделает герой Кторова спустя восемнадцать лет в протазановской «Бесприданнице».

Фильм «Барышня и хулиган» несёт в себе отпечаток раннего Маяковского. Его предчувствие трагичности своей судьбы, жертвенности. Гибель из-за несчастной любви к женщине, сходится с одной из версий причины самоубийства поэта. Кадры с вскинутой навзничь, запрокинутой головой умирающего хулигана напоминают страшную фотографию, сделанную 14 апреля 1930 года после рокового выстрела.