"Дикое поле"
| Название фильма: | Дикое поле |
|
|
| Страна-производитель: | Россия — Казахстан | ||
| Английский: | Дикое поле | ||
| Жанр: | драма | ||
| Режиссер: | Михаил Калатозишвили | ||
| В ролях: | Олег Долин, Роман Мадянов, Александр Ильин, Александр Ильин-мл., Ирина Бутанаева, Владимир Яворский, Константин Быков | ||
| Год выпуска: | 2008 | ||
| Наша оценка: | 
|
||
| Купить | |||
|
|
|
|||||||||||
Сюжет и комментарий
Молодой врач по имени Митя приезжает на работу в казахстанскую степь. Его новым домом становится поселок в двухстах километрах от Алма-Аты. Местные жители начинают приходить к новому доктору не только за медицинской помощью. Они рассказывают ему о своих проблемах, радостях и несчастьях. Постепенно Митя проникается любовью к своим соседям. Сам главный герой ждет невесту, которая должна приехать к нему из большого города. Вскоре девушка действительно приезжает, но, как оказывается, ненадолго.
Этнографический экшн из казахстанской жизни. Молодой врач по имени Митя приезжает на работу в казахстанскую степь. Его новым домом становится поселок в двухстах километрах от Алма-Аты. Местные жители начинают приходить к новому доктору не только за медицинской помощью. Они рассказывают ему о своих проблемах, радостях и несчастьях. Сам главный герой ждет невесту, которая должна приехать к нему из большого города. Вскоре девушка действительно приезжает, но, как оказывается, ненадолго.
Степной шестикрылый
Текст: Вадим Зельбин
"Дикое поле" рассказывает историю доктора, живущего в степи, где назревает что-то нехорошее: корова съела скатерть, по окрестным курганам шляется то ли маньяк, то ли шестикрылый Серафим.
Доктор Дмитрий Васильевич (Олег Долин) — добрый малый с умной бритой головой и темными грустными глазами, выдающими непростую душевную организацию — кукует бобылем посреди азиатской степи в полузразрушенном хуторе-больнице с удобствами во дворе и видом на Тянь-Шань. Читает Гиппократа, сушит полынь, инспектирует пустой почтовый ящик на предмет послания от дамы сердца (Даниела Стоянович), реанимирует местных алкоголиков методом прижигания живота (с лекарствами беда) и выслушивает от пациентов-пастухов (Александр Коршунов) истории личной жизни — совершенно, признаться, дикие. Между тем в степи назревает что-то нехорошее: корова съела скатерть, по окрестным курганам шляется то ли маньяк, то ли шестикрылый Серафим, потеет и волнуется мент Рябов (Роман Мадянов), а районное начальство (Юрий Степанов), доставляющее на "Ниве" пакетики гумпомощи от американцев, толкает монолог о богооставленности русской нации.
"Дикое поле", состоящее из двух простых, но больших вещей — космоса над головой, земли под ногами и, в качестве бонуса, мазанки-хутора-юрты посередине, примыкает к той замечательной линии евразийского кинематографа, которая начинается с "Земли" Довженко и заканчивается в районе Внутренней Монголии, где уже не фильм осваивает пространство, а само пространство порождает фильм: важный факт, который монгольские режиссеры, на радость фестивальным отборщикам, прекрасно в свое время уяснили. К этой линии, однако, фильм Калатозишвили примыкает где-то посередке в полном соответствии с географией ("Поле" снимали в Казахстане) и литературной основой — сценарием Петра Луцика и Алексея Саморядова. Скифов-мифографов, западной, однако же, закваски.
То есть, с одной стороны, азиатского пространства, из которого оператор Петр Духовской сотворил нечто такое, что хочется без конца копировать в качестве заставки на рабочий стол, оказалось бы вполне достаточно, чтобы полтора часа удерживать благодарных зрителей в состоянии глубокой медитации. С другой, к этому пространству прилагается мессидж-быль, где корова, слопавшая скатерть и ожившие мертвецы органично рифмуются с богооставленностью русской нации и прочей луцик-саморядовской небывальщиной в духе "собака лает, ветер носит". Калатозишвили, как режиссер, проявил себя просто на отлично, не дав сильного крена ни в шаманский Восток, ни в христианский Запад. В отличие, скажем, от "Эйфории", тоже дикой и степной, но где большое пространство явно превалировало над никчемным "не возжелай жену ближнего", исчезающим из памяти очень быстро (в "Диком поле", кстати, тоже есть любовный треугольник со стрельбой, но, скажем так, эпизодический). Вырастить на диком поле, по которому отправилась в свободное путешествие страна, осмысленный, съедобный мессидж — большая задача новой киномифологии, которую Луцик с Саморядовым поставили перед русским фильмом в 90-е. Прошло десять лет, в воздухе опять запахло путешествиями, и к ней начали возвращаться заново. И второй, после "Эйфории", шаг сделан, кажется, в верном направлении.
С сайта film.ru
На краю ойкумены
Независимая газета
Актера Олега Долина, сыгравшего главную роль, критики признали лучшим актером. Петр Луцик и Алексей Саморядов (к сожалению, давно ушедшие), получили посмертный приз «Кинотавра» за лучший сценарий. Мы уже никогда не узнаем, каким мог бы получиться этот фильм, если бы его снял тот, кто собирался, – Петр Луцик.
Наверное, когда говоришь или пишешь про фильм, надо говорить и писать про то, каким он получился, а не про то, каким бы он мог получиться. Но «Дикое поле» – отдельный случай. Тут Михаилу Калатозишвили не повезло. Хотя наверняка он сделал все что мог.
Луцик был исключительным и единственным. Его умение творить эпос – настоящий, не вымученный умственными усилиями ради непривычной, новой эстетики – ни повторить, ни сымитировать невозможно. Как режиссер Луцик снял единственный фильм – «Окраина» – один из лучших фильмов постсоветского кино. Эта картина о деревенских мужиках, отправившихся искать справедливость, и тех, кто продал их землю, сделанная в утрированной стилистике советского черно-белого кино, так и осталась недооцененной. Это был эпический сказ о богатырях, в котором многие увидели угрозу (последний кадр фильма – монументальная Москва полыхает в пожаре, затеянном правдоискателями), но такую же угрозу можно было увидеть и в русских былинах, и в «Слове о полку Игореве». Не было в нашем кино до тех пор ничего не то что похожего. Вторым режиссерским опытом Луцика должно было стать «Дикое поле».
С 2000 года сценарий ходил из рук в руки, пока не осел у Михаила Калатозишвили и не превратился в трагическую и смешную ленту. Врач Митя (Олег Долин), выпускник городского мединститута, живет на заброшенном степном хуторе, куда не докатились, кажется, ни власть, ни достижения цивилизации, зато осталась от предков животная вера в силу – и собственную, и потустороннюю. Маленький кусок большой страны в диком поле, не видный ни из одного города.
Здесь дуют сквозные ветры, они приносят то запах цветущей степи, то бывшую невесту главного героя, то каких-то пришлых людей. Приносят – и уносят. Ни запахи, ни невесты, ни пришлые люди здесь не задерживаются. Чужие здесь не ходят, а если приходят, то несут несчастье. Приехала невеста – сказала, что выходит замуж за другого. Приехали пришлые люди – все как один полегли непонятно за что и за кого в кровавом бою. Появился на холме силуэт, долго-долго то пропадал, то вновь материализовался из пряного степного воздуха. Спустившись в хутор, силуэт оказался живым недобрым человеком, всадившим скальпель в живот главному герою. Тот самый скальпель, которым герой, врач Митя, хотел человеку помочь.
Здесь главная и единственная власть – участковый Рябов (Роман Мадянов), который любит приговаривать: «Тревожно стало в степи». И окидывает степь хозяйским глазом. Это на первый только взгляд здесь нет порядка. Просто порядок здесь – свой. Здесь умеют воскрешать из мертвых и делают это запросто, словно всю жизнь только и занимаются тем, что воскрешают. А может, и правда все время воскрешают – мы-то видим крохотный отрезок эпоса, которому если и есть край и конец, то уходит он в самую вечность.
Пропитые люди, населившие дикое поле, – богатыри, да-да, те самые, из былин или еще откуда, только без шлема и щита. Потому и беззащитны на первый взгляд, их единственная защита – земля, для которой они и есть самые корни, самая основа. Кто на ком держится – еще вопрос. Не зря ведь того персонажа, которого из мертвых воскрешают, для этого дела по пояс в землю закапывают. Пусть до утра, говорят, постоит – к утру оклемается... И правда оклемался!
В сценарии «Дикого поля» одним из полноправных героев была вечность. В фильме она вежливо уступила место актуальности. Когда врач из района Федор Абрамыч (Юрий Степанов) в ответ на Митину просьбу прислать ему лекарств и бинтов произносит короткий монолог: «Нет у меня лекарств, Дмитрий Васильевич, И, наверное, не будет. Угля не будет, бензина не будет, ничего не будет! Вот деньги, вперед за два месяца, берите, берите, денег больше тоже не будет!» – в фильме это получается очень злободневно. И когда тот же Федор Абрамыч обещает спросить у Бога, не отвернулся ли он от России, а если отвернулся, то почему не убил всех разом, – тоже примеряешь это на сегодняшний день.
Для сценаристов кусочек Дикого поля в фильме – край ойкумены, глухая околица цивилизации, где, кажется, кончается здравый смысл. Как во всей России всегда, во веки веков. А может, придет хороший человек, умный, образованный – доктор, например, – и спасет? Как жить в России и не надеяться, что кто-то спасет?
То, что такой человек появляется в фильме, – колоссальная удача для нашего кино, давным-давно лишенного положительного героя. Не бригадира Потапова, не розово-кудрявого Александра Невского, а настоящего, по-чеховски спокойного и умного, этакого доктора Дымова – наивного, как дитя, и сильного, как степной мужик. Этот герой сыгран Олегом Долиным практически безупречно. Худой, коротко стриженный человек с черными говорящими глазами. Он приходит, очевидно, для того, чтобы смешать здешнюю первобытную силу с нездешним умом. И постепенно становится таким же богатырем, врастающим в землю.
В версии Калатозишвили последняя сцена фильма, в которой раненого доктора всем миром тащат на исцеление, пропитана оптимизмом и верой. Доктора, наверное, вылечат, и он будет и дальше нести свою миссию. Но в сценарии, который Петр Луцик писал для себя, ничего похожего на оптимизм нет. Дикое поле безнадежно. Ему не нужна культура, ему не нужен интеллект. И поэтому доктор Митя обречен.
У Калатозишвили получился кусок жизни здесь и сейчас. Задуманный эпос не прошел. Режиссер сделал кино про нас. Это тоже немало.
Екатерина Барабаш
Без морфия и алкоголя
Известия.RU
Главный герой "Дикого поля" - молодой врач Митя, Дмитрий Васильевич. Он оказался в голой степи в то время, когда вся страна стала напоминать бесчувственное, насквозь продуваемое, сквознячное, пространство. У Мити практически нет лекарств, даже бинтов, однако над домом в степи поднят выцветший флаг с красным крестом...
Митины пациенты трясутся то на грузовиках, то на телегах. Подручными средствами, никому не отказывая, к любому обращаясь по-свойски - "брат", "друг", он вытаскивает обитателей дикого поля из лап смерти. Приходят к доктору и просто поговорить, ведь в понимании народа он - врачеватель всех ран, в том числе и душевных.
"Дикое поле" - тихое, почти медитативное кино, без деклараций о высокой духовности. Просто Митя каждый день честно выполняет свой долг. Не колется морфием (и где бы он взял морфий?), как булгаковский доктор Поляков. Не напивается от тоски, как чеховский доктор Астров. Не набрасывается на редких в округе женщин. Хотя любимая девушка приехала к Мите в эту Тмутаракань лишь однажды - и то чтобы попрощаться...
Скажите, когда в российском кино вы в последний раз сочувствовали положительному герою? За одно только словосочетание "положительный герой" сегодня можно ретроградом прослыть. Тем не менее Михаил Калатозишвили не побоялся упреков в традиционализме и снял фильм, в котором нет плохих людей. Там все люди - русские. Не по крови, а по духу. Режиссер с грузинской фамилией смог в казахской степи создать многомерный образ России, страны, где все без границ - и милосердие до святости, и тупая, бессмысленная жестокость. Надежда у нас произрастает только из отчаяния, другой почвы для нее нет...
На мой взгляд, крайне удачным стало решение оператора Петра Духовского применять на съемках 32-й объектив. Он чуть шире человеческого глаза, и потому на экране возникает таинственное сочетание огромного пространства и маленького человека. А музыку Алексея Айги, кажется, исполняет сама степь - то эхо в горах заплутает, то ветер по земле прошумит...
Часть профессиональных зрителей, знатоков кино, посчитали, что своей выдающейся работой режиссер обязан прежде всего сценарию Петра Луцика и Алексея Саморядова. После безвременного ухода этих талантливых ребят из жизни (Алексей погиб в 1994 году, Петр умер в 2000-м) сценарий "Дикого поля" хотели экранизировать многие, но как-то не складывалось. За это время 19 (всего-то!) страниц текста, посвященных самому фундаментальному вопросу жизни - во имя чего живет человек, - обросли мифами и легендами. Однако следует помнить, что Петр Луцик, решив освоить режиссерскую профессию, для дебюта выбрал другой свой сценарий - "Окраина". Разговоры о том, будто следующим фильмом Луцика должно было стать "Дикое поле", тоже неубедительны. За пару дней до рокового Петиного инфаркта мы с ним пили кофе в Доме кино и он рассказывал о совсем другом проекте...
Не надо завидовать Михаилу Калатозишвили. Не надо пытаться принизить его успех. Давайте порадуемся тому, что на наши экраны выходит замечательное кино. Не так уж часто теперь это случается.
Вита Рамм
Хуторок в степи
Мужики, участковый, доктор и зоотехник, две ненужные бабы — вроде стандартный набор «почвенного» госзаказа. Ан нет, служивый. Нам, наконец, показали кино, и после него больше ничего не надо. Западло пересказывать про корову в реанимации, про сорок дней тоски, про «от чего лечим? — в основном от запоя», про молнией по голове ударенного, который помер-помер, но через некоторое время ожил.
Степь красивая, доктор ещё красивее, от текста слов ржут даже иностранцы, отнюдь не со степным акцентом говорящие по-русски. А всё равно заходятся и закрывают лицо руками, чтобы никто не видел, как от смеха у них текут слезы. Старый сценарий новее и живее всех живых. Для Луцика и Саморядова смерти нет, как для дней хирурга Мишкина или записок юного врача.
Через десятилетие фильм пронёс ту свободу, которую убивали все эти десять лет. То трагическое веселье, которое вроде ушло вместе с Мерабом, Иосифом, Виктором и Венедиктом. Но мы выживем, и не на почве, а на почве алкоголизма. Мы — без креста и даже без венчика из роз. В степи — ковыль, а у нас участковый отстреливается за телегой, надев китель на голое тело. И ведь попадает, сука, в нужное место и даже голову убитого врага отрезать не даёт. Иначе сядешь, сука.
Если Луцик и Саморядов помре-помре, но после медведя вдруг оживут и вернутся, то за «Окраиной» и «Диким полем» последует фильм «12». И это будет Александр Блок со всеми его стихами, а не Н.С. Михалков, спасибо Калатозишвили. Это грянет буря и музыка революции.
С сайта Кинокадр Ру
