Описание фильма

"Сад"   

	сюжет и комментарии	интересно

Сюжет и комментарий

Экранизация пьесы Антона Чехова "Вишневый сад".

Имение помещицы Любови Андреевны Раневской. Весна, цветут вишневые деревья. Но прекрасный сад скоро должен быть вырублен, а имение продано за долги. Чтобы расстаться с поместьем навсегда, барыня и ее дочь Аня приезжают из Парижа, и здесь встречаются все поколения обитателей дворянского гнезда. Герои фильма принадлежат трем разным эпохам: одни живут вчерашним днем и поглощены воспоминаниями о давно прошедших временах, другие заняты сиюминутными делами и стремятся извлечь прибыль даже из воздуха, а третьи обращают свои взоры далеко вперед, не видя, что творится у них под носом.

Фильм-участник ММКФ-2008.

    Новый взгляд на экранизацию пьесы А. П. Чехова "Вишневый сад". Чехов настаивал, что "Вишневый сад" - очень смешная комедия, спорил со Станиславским, увидевшим в нем элегию прощания. Овчаров взял за основу этот тезис и прочитал пьесу как фарс. Мастеру можно быть благодарным: он взял на себя труд экспериментально доказать правоту Станиславского.

   Спектакль Художественного театра положил начало традиции играть Чехова как меланхолическую драму неизбежного ухода старого мира перед очередной сменой всех вех в России. Чехов мог только предчувствовать дальнейшее. Мы это дальнейшее знаем. Овчаров широко пользуется этим знанием: он намечает проекции персонажей пьесы в недалекое будущее. В Епиходове начинает угадываться помесь Шарикова со Швондером. В Гаеве - слюнявые либералы с кашей в голове и полным отсутствием конструктивных идей. В Пете - конечно же, убежденный революционер, который, скорее всего, от своего же романтизма и погибнет.      Фигуру Лопахина и прежде проецировали в будущее, видя в нем зачатки русского капитализма. Овчаров о будущем русского капитализма знает лучше Чехова и уже не настаивает на приходе нового хозяина жизни. Лопахин у него - фигура скорее лирическая, недотепистая, он готов все состояние бросить под ноги Раневской. И одновременно ясно, что это состояние свалилось на него примерно так же, как на современных "новых русских": дурные бешеные деньги, которыми легко сорить. И разумеется, он чуточку опьянен открывшимися возможностями. И ясно, что скоро его пустят в расход. Возможно, Епиходов-Швондер, который в фильме торжествует победу.

   Все теперь разложено по историческим полочкам. И можно смеяться над тем, что казалось грустным. Овчаров использует стилистику немого кино с поясняющими титрами в трогательной рамочке с виньетками. Мизансцены фронтальны, как в комедиях дочаплинской поры. Пьеса, которая погружала нас в элегию прощального цветения вишни, как в пучину ностальгии, всерьез и надолго, теперь пролетает за полтора часа, как цепь картинок в комиксе. Шарлотта дрессирует собачек и садится в шпагат. Гаев невнятно бормочет про многоуважаемый шкаф, который в ответ показывает ему язык. Петя истерически взвизгивает. Епиходов пытается заткнуть пальцем прохудившийся кран в раскаленном самоваре. Фирс в старом пудреном парике - последняя живая тень прошлого - укладывается умирать в заколоченном доме под сенью веревки с петлей (выразительная работа Игоря Ясуловича). И у каждого есть социальная роль - настолько ясная, словно и ее обозначили титром.

  Получается, что больше всего в этом новом "Вишневом саде" мешает именно Чехов. Он не сумел написать его достаточно смешно - как мечталось ему, "чтобы черт ходил коромыслом". Он написал так, что Станиславский, говорят, плакал, репетируя. Кто из них был прав, теперь стало яснее.  Сергей Овчаров замечательно талантлив. Он и в этом фильме щедр на выдумку, выстраивая свой колоритный фарсовый мир. Но он поставил перед собой задачу слишком неподъемную: сокрушить одну из самых пленительных и долгоживущих театральных легенд, которая родилась в январе 1904 года в день премьеры "Вишневого сада" в МХТ. Она родилась вопреки воле Чехова, но исправно заставляла множество поколений театралов ходить на его пьесы, чтобы снова и снова замирать в ожидании поэтического "звука лопнувшей струны". Звука, который  сам Чехов  почувствовал и включил в свои ремарки. Контекст, в котором существовала пьеса на протяжении века, стал вровень с ее текстом, вошел в него и в наше его восприятие. Весело смеяться над всем этим ни у кого не получалось.   Спасибо Овчарову: он ясно показал, что это и невозможно.

   Но еще раз: он талантлив. Даже поставив перед собой экстремально сложную задачу, он сумел свести концы с концами: к финалу из цирка, из комикса, из конспекта все-таки высеклась чеховская элегия. Эту едва тлевшую в фильме ноту с первого кадра поддерживала Раневская - единственный здесь персонаж с душой и сердцем.  Возможно, Чехов-драматург и тут одержал верх не только над Чеховым-критиком, но и над Овчаровым-комедиографом: все равно все заплакали.