Актеры

Народный артист РФ (1994)
Лауреат главного приза «Золотой парус» МКФ российских фильмов в Сан-Рафаэле (1993)
Лауреат приза «Немеркнущая зрительская любовь» (фестиваль «Виват, кино России!») (2003)
Кавалер ордена «За благодеяние» (2005)
Сайт: Актеры советского кино

Родина. Род. Родители
Александр Шалвович Пороховщиков родился 31 января 1939 года в Москве. Род Пороховщиковых оставил заметный след в российской истории. Прадед Александра Пороховщикова — Александр Александрович, дворянин, фабрикант, меценат, строитель и владелец “Славянского базара”, участник сооружения храма Христа Спасителя в качестве архитектора и вкладчика средств в его строительство. Дед - тоже Александр Александрович Пороховщиков - изобретатель первого в мире танка и вездехода, после 1917 года - крупный авиаконструктор, возглавлял КБ. В 1941 году арестован по стандартному обвинению в шпионаже и расстрелян. Спустя 15 лет полностью реабилитирован.
Вскоре после ареста деда, когда Александру было два года, из семьи ушел отец – Шалва Барабадзе, подающий надежды хирург. Отца мальчику заменил отчим Михаил Дудин – военный архитектор, который пришел в семью Пороховщиковых в самый тяжелый момент, за что Александр впоследствии был ему очень благодарен. Из Москвы в 1946 году семья Пороховщиковых-Дудиных уехала в Магнитогорск, где отчима назначили главным архитектором. По настоянию матери, Саша Пороховщиков стал Дудиным (фамилию деда Александр Шалвович взял уже став взрослым – он хотел, ни много, ни мало, вернуть этому доброму имени былую славу).
В семье, где рос Саша Пороховщиков, вопросы собственности и происхождения никогда не поднимались. Лишь рассматривая фотографии из семейного альбома, которых осталось крайне мало, он пробовал выспросить у бабушки и мамы, кто на них изображен. И каждый раз ответ был либо весьма приблизительный, либо: «Подрастешь – узнаешь». Опасно было передавать несмышленому мальчишке подробную информацию о происхождении рода, о заслугах прадеда и деда. Ведь они хорошо помнили ту ночь, когда арестовали, а потом и расстреляли деда…
Правду о своих предках Александру Шалвовичу удалось узнать только спустя много лет, когда появилась возможность получить доступ к архивным документам: «Мне удалось найти много нового и интересного о роде Пороховщиковых. Я обнаружил потомков нашего рода в Париже, Англии, даже в Индонезии. Оказывается, по одной из родственных ветвей в числе моих предков композитор Петр Ильич Чайковский, а по линии патриарха Алексия Симанского я родня нашему патриарху Алексию Второму».
В детстве Саша Пороховщиков мечтал быть путешественником. Разглядывал географическую карту и пытал бабушку: что за линии? Она объяснила: это границы. «Какие могут быть границы?» - думал мальчик. А бабушка, как будто слыша его мысли, говорила: «Запомни, Шурка, раз и навсегда: весь мир – твой! Никто у тебя не может его отнять: ни ЦК партии, ни ЧК. Тебя могут уничтожить, запретить пересекать границы, но это будет насилие. Ну, а границы придумали люди. Я верю: человечество поймет, что границы не нужны, и каждый будет жить, где хочет. Но Создатель родил тебя россиянином». Об этом Пороховщиков не забывал никогда – о России он говорит только с гордостью и любовью: «Я понимаю: сильнее России в мире нет никого. Она сейчас как слон, у которого заболела нога, и он на одно колено упал, а вокруг сразу шавки затявкали. Мне больно, когда в нашей профессии начинают вылизывать иностранных актеров. Даже Алену Делону, однажды приехавшему в Москву, стало не по себе: вокруг него суетились подобострастные чиновники, а рядом сидел никем не замечаемый Смоктуновский. Русские актеры – самые великие!».
Детство аристократа
В детские годы Александр был предоставлен самому себе, и воспитанием его в основном занималась улица. Вот какой случай из детства он вспоминает: «В 8 лет со мной произошел страшный случай. Старшая шпана пошла грабить гортеатр. А меня, мелюзгу, поставили на шухере. А тут мороженое кругленькое продавалось, которое я просто обожал. Я купил эту маленькую штучку, стою на шухере, наслаждаюсь… И вдруг – свистки. Я получаю такой удар, что теряю сознание. Ну, в общем, проворонил я… А наутро пришли какие-то дяди, забрали меня и отвезли на 13-й участок. А 13-й участок – это место такое, куда сливали со всего города гадость. Там по насыпи шел поезд, останавливался и опрокидывал ковши. А под насыпью труба, и, так как земля осела, в трубу уже никакая вода не попадала.
И вот один мне сказал: «Полезешь туда – жить будешь». Такое наказание придумали, значит. Ну, я полез. Два метра пролез. Жуткий запах, мыши дохлые. Назад уже невозможно двинуться. Я от ужаса стал потеть и как будто разбухать. И в этот момент я закричал: «Мама!». С той стороны детишки копошились, они услышали и позвали рабочих, которые неподалеку что-то ремонтировали. Они мальчика опутали веревками, спустили к трубе, кинули мне петлю и выдернули меня, как пробку из бутылки. Первые секунды я ослеп. Шок! А ухо левое у меня и так не слышало, а тут и правое вовсе заглохло…»
Из школы будущий «русский Брандо» приносил одни «двойки» и «тройки», чередующиеся с постоянными жалобами учителей на плохое поведение. Матери предлагалось срочно принять меры, но все попытки «выровнять» сына по советским меркам неизменно оканчивались неудачей: однажды она отвела Сашу к частной преподавательнице музыки, но уже через несколько занятий мальчик сбежал, объяснив матери, что учительница перед занятиями злоупотребляла чесноком, и терпеть это не было никакой возможности.
После смерти Сталина в 1953 Дудины-Пороховщиковы переехали в Челябинск: отца назначили главным архитектором области. Сначала семью поселили на даче около озера Смолино. В это время Александр сблизился с отчимом и подолгу проводил с ним время: «Мы, бывало, с Мишей (так я звал отчима) на лодке уплывем, и, если начинает штормить, Галя (то есть мама) бросалась в воду и плыла за нами».
В Челябинске Пороховщиков окончил школу рабочей молодежи, часто пропуская занятия из-за драк и гулянок в шумной дворовой компании: «Драчун был жуткий! Рос-то на улице. А драки тогда вообще были нормой. Однако существовал неписаный закон чести: не бить лежачего, не драться насмерть. А после побоища противники мирно сидели, выпивали, беседовали. Если кто-нибудь влюблялся в девушку легкого поведения (баруху), он не позволял о ней слова дурного сказать. Влюбленная парочка шла на прогулку, а за ними – толпа «охранников». Вспоминаю то время как самое счастливое в моей жизни!».
В поисках призвания
После окончания школы в 1957 году длинноволосый Александр Пороховщиков поступил в Челябинский мединститут, где вместе с приятелями немедленно создал джаз-банд. Кроме того, Александр продолжал занятия боксом – ему прочили блестящую спортивную карьеру. Однако занятия медициной – а именно хирургией и органической химией – вскоре увлекли Пороховщикова по-настоящему: «Когда готовился к экзамену по анатомии, все время ел булочки. У врача, я так думаю, психология особая. Он всегда у порога жизни и смерти. Его уже не задевает то, что трогает обычных людей. Из предметов больше всего любил органическую химию. С удовольствием экспериментировал над лягушками. У меня их дома целая ванна была. Ни одна лягушка не умерла, за что я поставил себе пять с плюсом. Хирургия безумно нравилась».
С тем временем у Александра Шалвовича связаны самые теплые воспоминания: «Помню, как дежурил в больницах... Анекдоты старушкам рассказывал. Они так хохотали, что одна из-под капельницы с кровати упала. Я едва успел ее подхватить, и мы вместе с ней на утку грохнулись. Слава Богу, жива осталась, выписалась потом. Я всех смешил до потери сознания… Очень льстило, когда больные называли меня врачом. Старушки при встрече улыбались, гладили по макушке. Ощущение было потрясающим. Ведь это так здорово, когда ты помогаешь кому-то, когда у человека глаза начинают блестеть, надежда появляется».
Опыт, полученный за два года учебы в медицинском, оказался бесценным в будущем: «Я всегда стараюсь помочь людям, если могу. И это качество, по-моему, во мне осталось от соприкосновения с медициной. С моей точки зрения, профессии врача и актера очень похожие. Искусство ведь тоже лечит. И есть у него тоже свои противопоказания. Как, например, картины и спектакли, когда люди смакуют самое низменное. Ведь как быстрее всего обратить на себя внимание? Взять и оголиться. А и в жизни, и в искусстве все наоборот. Все голые ходят...».
Медицинское образование впоследствии помогало Пороховщикову и в актерской профессии – еще со студенческих лет ему было достоверно известно, как чувствуют себя старики и пьяницы, известна физиология пограничных состояний, физическое ощущение старости, запах упадка и отчаянья: «Как сыграть старость? Некоторые начинают кашлять: «Кхе, кхе, кхе...». А старый человек – это медленные движения. Он бережет силы, которых у него и так мало. Ходит, едва двигая ногами, шаркающей походкой. Посмотрите на старичков: они все время думают. В глазах – вечность, как у черепахи Тортиллы, которая триста лет прожила. Если молодые люди очень эмоциональны в своих реакциях, то старики просто констатируют. Они уже так мудры, что не тратят себя попусту».
Александр Шалвович считает профессию врача божественной, и теперь даже немного жалеет, что в свое время не продолжил обучение. Но в то время двадцатилетнему юноше казалось, что врачи обречены на незаметное существование и жертвенное служение людям, а его манили слава, успех и признание – хотелось восстановить громкое некогда имя Пороховщиковых. И в музыке, и в боксе Пороховщиков достиг больших успехов, но его амбиции были связаны только с театральной сценой.
В 1960 году – почти двадцать лет спустя – Пороховщиковы вернулись в Москву. Так как мать Александра когда-то училась в ГИТИСе, ей удалось устроить сына мебельщиком-реквизитором в Театр им. Е. Вахтангова. И вот уже в 1960 – 1961 гг. он учится на курсах повышения квалификации актеров театра при ВТО, а в 1962 поступает на вечернее отделение Щуки. Почему на вечернее? Просто на вступительном экзамене абитуриент Пороховщиков подрался с пожарником, который запачкал его идеально чистую накрахмаленную рубашку. С этого момента смыслом жизни Александра Пороховщикова стал Театр. По его собственным словам, в то время в Щуке учились два комика – на дневном Александр Калягин (тоже врач по первому образованию, кстати), на вечернем – он, Пороховщиков. Именно поэтому после окончания училища в 1966 его пригласили в театр Сатиры как острохарактерного комедийного актера.
Дебюты мастера
Дебютом Александра Пороховщикова в театре Сатиры стала роль Белогубова в спектакле «Доходное место» по Островскому, поставленном М. Захаровым. В этом спектакле партнерами актера-дебютанта стали как восходящие звезды советского кино – Андрей Миронов и Анатолий Папанов, так и легенды театральной сцены – Татьяна Пельтцер и Георгий Менглет. Вначале Пороховщикову предназначалась главная роль – Жадова, но сыграл ее Миронов. Эта замена очень раззадорила вспыльчивого актера, и Пороховщиков подумал: «Ну, подождите, я вам выдам!». И в самом деле «выдал», да еще как! Роль Белогубова немедленно стала легендой театральной Москвы, а за кулисы к дебютанту с похвалой приходили корифеи Эраст Гарин и Михаил Яншин. Тем не менее, Пороховщиков вовсе не приписывает феноменальный успех спектакля исключительно своему таланту: «Дело было не только во мне, но и в Миронове, и в режиссуре Захарова. Он ведь поставил как раз историю об этих молчаливых мужчинах в одинаковых костюмах, имя которым – чиновники. А они-то и распознали в героях классической пьесы самих себя. Хрущевская оттепель уже давно закончилась. И всякие идеологические отклонения вызывали подозрения. Мы сыграли «Доходное место» чуть больше десяти раз. Спектакль закрыли». Спектакль закрыли, но слава о молодом, потрясающе талантливом актере расходилась по Москве, как круги от камешка по воде.
Затем была пьеса «Банкет» Григория Горина и Аркадия Арканова. Председатель райисполкома в исполнении Пороховщикова получился настолько остросатирическим, что главный режиссер Валентин Плучек сказал: «Если мы оставим его в таком виде, то спектакль закроют». И из 30 страниц текста он оставил Пороховщикову одну: «Я переживал до слез и сказал, что не буду играть совсем. В спектакле сыграл другой актер и провалился». «Банкет» закрыли вслед за «Доходным местом». Как известно, принципиальность и молодость – не самое лучшее сочетание для актера, поэтому долгое время Пороховщиков появлялся на сцене театра Сатиры только в массовках. Когда у В. Плучека спросили, почему так происходит, он ответил: «Пороховщиков такой актер, что у меня для него ролей нет». Спектакль «Обыкновенное чудо» по пьесе Е. Шварца, в котором Александр Шалвович репетировал министра-администратора и придумал ставшую впоследствии крылатой фразу о «крылышках – бяк, бяк, бяк, бяк», на сцене так и не появился. Когда Пороховщиков заявил, что уходит, Плучек скептически спросил: «Ты думаешь, что где-нибудь лучше найдешь?». Это только укрепило принятое решение. Пороховщиков ушел и фактически оказался на улице.
Наступило мучительное время поисков работы. Правда, его пригласил в Театр Моссовета Ю. Завадский, но руководство театра потребовало, чтобы актер прошел соответствующий экзамен на сцене, так сказать, доказал всем свою «творческую состоятельность», на что Пороховщиков ответил решительным «нет». Вот что вспоминает Александр Шалвович о том «смутном времени»: «Лежал дома на диване, смотрел в потолок. Да и верный «друг» артиста – алкоголь – всегда был под рукой».
Эту драматическую идиллию нарушил звонок из Театра на Таганке: «Вас хочет видеть Юрий Петрович Любимов». Пороховщикову происходящее казалось не просто спасением, но осуществлением какого-то неясного сна, потому что наяву мечтать о таком было бы просто безумством: «Пришел к Любимову. Он отправил меня смотреть спектакль. Шла его легендарная постановка «А зори здесь тихие». У меня горло перехватило от этого спектакля. Вернулся в кабинет к Любимову. Он спрашивает: «Хочешь работать со мной?» Я, естественно, согласился. «Иди – оформляйся», - сказал Юрий Петрович». Так без всяких прослушиваний, собеседований и экзаменов на профпригодность Пороховщиков оказался в легендарном Театре на Таганке... Было это в 1971 году.
К тому времени за плечами у Пороховщикова были работы в нескольких фильмах. Дебют актера в кино состоялся в 1967 году – в фильме «Поиск» он сыграл небольшую роль архитектора. Затем были роли в фильмах «Крах» (1968, реж. В. Чеботарев), «Гори, гори, моя звезда» (1969, реж. А. Митта), «Случай с Полыниным» (1970, реж. А. Сахаров), «Спокойный день в конце войны» (1970, реж. Н. Михалков). Уже тогда за Пороховщиковым закрепился образ сильного, мужественного человека с трагической судьбой. Как правило, это был человек «из вражеского стана» - уж больно не вписывался его врожденный аристократизм и спокойная уверенность в рамки страны и времени, поэтому актеру все больше доставались роли белогвардейцев, немцев и прочих «врагов народа».
Между тем, первая серьезная роль в кино состоялась в 1973 году – в детективе Виллена Новака «Ринг», где Пороховщиков сыграл бывшего чемпиона по боксу, а ныне майора милиции Исаева. Как позже признавался Александр Шалвович, в картине было много автобиографического, материал фильма во многом совпал с воспоминаниями его юности. А через год на экраны вышел фильм Н. С. Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих», где Пороховщиков сыграл одну из лучших своих ролей – председателя губЧК Кунгурова: «Я благодарен Никите Михалкову за то, что он мне доверил эту роль. Ведь мой герой – это не кондовый коммунист, а чекист. И если вы помните, там были сцены, когда они очень сомневались в том, что делали. Те люди искренне верили в идею. Да, она не состоялась, но люди верили, ведь без веры жить невозможно. Поэтому, когда хают то время, я не всегда соглашаюсь. Да, в то время было много страшного, но было много интересного и хорошего».
Аплодисменты, аплодисменты
После ярких ролей в «Ринге» и «Своем среди чужих…» от кино-предложений у Пороховщикова не было отбоя. Даже притом, что актер принимал не все предложения, случалось, что за год ему приходилось поработать в трех-четырех фильмах. Только за пять лет он снялся в 21 картине: «Ярослав Домбровский» (1975, реж. Б. Поремба), «Звезда пленительного счастья» (1975, реж. В. Мотыль), «Капитан Немо» (1975, реж. В. Левин), «Бриллианты для диктатуры пролетариата» (1975, реж. В. Кроманов), «Огненное детство» (1976, реж. Ю. Швырев), «Вы мне писали…» (1976, реж. А. Манасарова), «Талант» (1977), «И ты увидишь небо» (1978), «Ищи ветра» (1978, реж. В. Любомудров), «Особых примет нет» (1978, реж. А. Бобровский), «Поговорим, брат...» (1978, реж. Ю. Григорьев), «Стратегия риска» (1978), «Человек, которому везло» (1978, реж. К. Ершов), «Город принял» (1979, реж. В. Максаков), «Выгодный контракт» (1979), «С любимыми не расставайтесь» (1979, реж. П. Арсенов), «Семейный круг» (1980), «Два долгих гудка в тумане» (1980, реж. В. Родченко), «Крах операции «Террор»» (1980, реж. А. Бобровский), «Тростинка на ветру» (1980, реж. В. Аристов).
Критики единодушно твердили о его богатом творческом потенциале и обвиняли режиссеров в эксплуатации его выразительной внешности, умных задумчивых глаз и атлетического телосложения. Рассказывает А. Пороховщиков: «Так сложилось, что когда я сыграл царского офицера в картине «Ищи ветра», то кроме отрицательных ролей я ничего не получал. Вереницей пошли белогвардейцы. Обидно было, что, скажем, играешь большую роль – и никакой отдачи. Тех, кто сыграл красных, награждали премиями, одаривали званиями. А мы – из другого стана – «отдыхали». Даже зритель…вот чем лучше ты сыграл отрицательную роль, тем хуже он к тебе относится. Меня одна зрительница сумкой била и вопила: «Вы и в жизни, наверное, такой негодяй, как в кино! Что же вы всех лошадей расстреляли»» (эпизод из фильма «Ищи ветра»).
К счастью, не все зрительницы были такими впечатлительными, и к началу 80-х за Пороховщиковым уже прочно закрепилась слава секс-символа. И не только на экране: «Было у меня много увлечений, и в большинстве случаев я ко всем девушкам относился серьезно, даже всех помню, хотя их было очень много! Но в каждой искал ЕЕ и потому от всех не просто уходил – убегал. У меня такие красотки были! Мне жениться все время что-то мешало. Потом я понял, что во всех женщинах я искал свою маму».
В театре ситуация была не такой идиллической: Пороховщикова часто пытались назначить на роли Высоцкого, чтобы подстраховаться на случай его загулов. Актер отказывался, заявляя, что пришел в театр играть, а не подсиживать Высоцкого. Любимов понял и не возражал: «Правда, потом, когда Таганка перестала быть Таганкой, которую любили за дух свободы, когда стали появляться звания, всякие привилегии, заграничные гастроли, то я понял, что надо уходить. И ушел. Сам».
Так Александр Пороховщиков оказался в труппе Театра им. Пушкина. Одной из лучших его ролей там стал Вожак в «Оптимистической трагедии» В. Вишневского. Переход в этот театр оказался для актера судьбоносным – здесь он встретил девушку, которая изменила всю его последующую жизнь.
«Жизнь» равняется «любовь»?
Новой избранницей актера стала 15-летняя Ирина Жукова, которая работала в том же театре. После школы девушка собиралась поступать в ГИТИС на театроведческий, и в 9-м классе пошла в костюмеры, чтобы заработать стаж. Кстати, поначалу Пороховщиков девушке очень не нравился, и в частности, своей репутацией дон-жуана: «Пороховщиков уже тогда считался звездой. Ему было чуть за сорок, он был хорош собой, много снимался и очень нравился женщинам. Поклонницы встречали его у проходной, ждали после спектакля. Самые экзальтированные бежали за его машиной. Пожалуй, во всем театре только я одна относилась к нему равнодушно. Он на меня вообще внимания не обращал – принимал за актерского ребенка, которого не с кем оставить дома, поэтому родители таскают его на спектакли».
А ребенок-то был совсем непростым, и хрупкая внешность скрывала сильную, целеустремленную и вполне сформировавшуюся личность: «Мне было интересно общаться с ровесниками и вообще хотелось какой-то романтической любви, я ходила по театрам... Когда объявила родителям, что буду поступать в театральный, отец сказал: «Ну что ж, иди, если хочешь быть нищей». Он у меня потомственный военный, племянник маршала Жукова, хотел, чтобы и дети продолжали семейную традицию. Брат должен был стать военным медиком, я – военным юристом. «Не слушаешься – значит, будешь зарабатывать себе на жизнь сама». Я так и сделала. Первую зарплату получила, когда мне было пятнадцать, - как сейчас помню, 85 рублей. Но я была счастлива. Еще бы, в таком месте работаю! Это ведь театр легендарный. На этой сцене когда-то великая Алиса Коонен выступала – мне казалось, что за кулисами ее тень можно увидеть. Хотя на самом деле все было далеко не так романтично, как мне представлялось. Я работала костюмером. Приходилось гладить по 7-8 килограммов белья каждый день, носить костюмы и переодевать актрис во время спектакля. Иногда я не успевала все сделать за день и тогда приносила белье домой, и бабушка помогала мне стирать и гладить».
Знакомство произошло случайно: как-то после спектакля Пороховщиков просто поинтересовался у девушки, как ее зовут, и спросил, где она живет. Когда выяснилось, что Ира живет на Комсомольском проспекте, неподалеку от магазина «Дары природы», попросил привезти литровую банку квашеной капустки. Вот с такой романтики начинался роман, который длится уже более 20 лет.
Первое свидание состоялось только через два месяца. Вопреки ожиданиям Ирины, знаменитый актер не повел ее в кино или театр. Была долгая прогулка по Москве, бесконечные разговоры, после которых невозможно было расстаться: «После второй такой прогулки я в него влюбилась по уши – так, как можно только в пятнадцать лет влюбиться в своего первого мужчину. Потом я пришла к нему в гости, где все и случилось – как-то очень деликатно, естественно. Я так его любила, что была к этому готова, только не знала, как это происходит. А для него было откровением, что ребенок может испытывать такие чувства, он считал, что любить способна только женщина опытная, которая знает, что отдает и что получает взамен. Непонятная детская преданность была для него неожиданной, и я не скажу, что он сразу ее оценил, хоть и говорит сейчас, что влюбился в меня с первого взгляда. Он только сказал мне тогда: «Ты больше ни с кем не встречайся, потому что ничего нового для себя не откроешь. Вот если действительно влюбишься в кого-нибудь, тогда от меня уйдешь». Но после этих слов не стал вести себя со мной деликатней или мягче. Он был избалован женщинами донельзя и изменять своим привычкам не собирался».
Если жизнь Ирины изменилась в корне, и она с трудом скрывала от окружающих свое сумасшедшее счастье, то в жизни Пороховщикова вроде бы ничего и не изменилось. Он по-прежнему пропадал в шумных компаниях, никому не давал отчета в своих поступках и жил без оглядки на чужое мнение. Проводя вместе много времени, влюбленные должны были приезжать в театр отдельно и ничем не выказывать своих чувств: «Единственное проявление чувств, какое могли себе позволить, - тайком прикоснуться друг к другу во время спектакля. В «Оптимистической трагедии» был момент, когда на сцене на несколько секунд гас свет, и в это время мы протягивали друг другу руки. Никто ничего не замечал. Потом, конечно, все открылось, и такое началось...»
«Такое» началось летом, на гастролях, когда театр выехал со спектаклями в Барнаул. Жизнь в одной гостинице похожа на жизнь в коммунальной квартире – со всеми вытекающими последствиями, особенно, если речь идет об артистах… Пороховщиков отыграл свой репертуар и безмятежно уехал в Москву, а Ирину незамедлительно вызвали на партсобрание: «Всю ночь я прорыдала у себя в номере. Даже маме в Москву не могла позвонить – не хватало денег, чтобы оплатить междугородный разговор. А что было на следующий день, какие вопросы они мне задавали – вспоминать не хочется. Постановили меня уволить и выслать из Барнаула, можно сказать, по этапу».
Девушку спасла прима театра Вера Алентова, пожинавшая в то время плоды народного признания за роль Екатерины в фильме «Москва слезам не верит». Поэтому к ее заявлению о том, что если девушку вышлют, то она последует за ней, отнеслись со вниманием: «Только благодаря ее заступничеству я и осталась, никогда этого не забуду. Она да еще Саша Збруев – вот два человека, которые нас поддержали. Однажды Збруев и Пороховщиков вместе возвращались со съемок в одном купе и всю ночь проговорили. Как оказалось, обо мне. После этого Збруев позвонил моим родителям, с которыми был знаком, и попросил: «Не мешайте им, у них это очень серьезно». С тех пор хоть родители успокоились».
Этот роман оказался не нужным никому: ни родителям Пороховщикова, которые в роли невестки видели совсем не 16-летнюю неопытную «девушку ниоткуда», ни его друзьям, которым он нужен был холостым и щедрым, ни поклонницам, которые неизменно дожидались его после спектакля у служебного входа, ни… самому актеру, который высоко ценил свою независимость. Что же помогло девушке сохранить эти непрочные отношения? Да просто она любила и верила, а потому проявляла мудрость, непривычную в ее возрасте: «Я была уверена, что Саша рано или поздно оценит мою преданность. Но он в женскую привязанность не верил и к прочным отношениям не стремился. Может быть, он и хотел когда-нибудь иметь семью и детей, но на самом деле для него семьей были мама и папа. Он очень ценил свою независимость. Настолько, что мог подолгу не звонить, зная, что я каждый вечер сижу у телефона и жду. Мог подойти к одной из женщин, которые каждый вечер встречали его у театра с подарками, а потом сказать, что это ничего не значит – просто встретил старую знакомую. Одно время была у него еще такая привычка – часов в десять вечера он звонил мне из какого-нибудь ресторана: «Ира, я здесь с друзьями, ты приезжай, забери меня отсюда». Когда я приезжала, оказывалось, что его уже нет – уехал вместе со всеми. Тогда я хватала такси и начинала искать его по всем ресторанам, где он любил бывать. Иногда находила – он воспринимал это как должное. При этом не могу сказать, что он меня не любил, плохо ко мне относился. Просто привык так себя вести».
Перелом к лучшему в этих странных отношениях наступил только в середине 80-х. Однажды Александр Шалвович завел разговор о своем роде, о предках, и в частности, об аресте деда, который он отчетливо запомнил – не мог понять, почему люди не сопротивлялись, когда их уводили на расстрел: «Мы говорили об этом, и вдруг он сказал: «Если когда-нибудь за мной придут, я буду отстреливаться. А ты что будешь делать?». Оказывается, у него был такой тест – каждой своей женщине он рано или поздно задавал этот вопрос. И каждая, услышав это, испуганно спрашивала: «А что ты натворил?» После этого он с ней больше не встречался. А я не знала, что это проверка, но очень серьезно ответила: «Если ты начнешь отстреливаться, я буду подавать патроны». Потом выяснилось, что это все и решило».
Из «моей девушки» и «просто Иры» Ирина постепенно превратилась в «мою невесту». Если раньше ей приходилось искать его, то теперь Александр Шалвович сам забирал ее из ГИТИСа, где она училась на театроведческом. Переживал, если она задерживалась. Обзванивал знакомых и приходил без предупреждения: «Когда я в очередной раз задержалась где-то и пришла поздно, устроил мне допрос. Тут я в первый раз и спросила его: «Почему ты меня допрашиваешь?» Он ответил: «Ты моя жена»». Дело медленно, но неуклонно шло к свадьбе, но с предложением Пороховщиков медлил.
У Ирины началась самостоятельная жизнь. Ее стали охотно печатать, театральные обзоры и рецензии, подписанные фамилией «Жукова», издавали в Америке, в Эмиратах. Из костюмерного цеха она перешла в литературную часть, затем последовало приглашение в Малый театр...
Официально Александр Пороховщиков и Ирина Жукова зарегистрировали отношения лишь в середине 90-х: «Честно говоря, я уже не верила, что это когда-нибудь произойдет. Я ведь никогда не ставила ему никаких условий, ничего не требовала. Поэтому он и не думал о том, чтобы оформить наши отношения, - привык, что у него есть семья, а то, что мы не расписаны, ему и в голову не приходило. Ну и я стала считать, что это нормально. Но когда он, не предупредив, надел мне обручальное кольцо на палец прямо в ювелирном магазине, я начала рыдать. Вернувшись в Москву, мы сразу же расписались».
Несмотря на обилие женщин в своей жизни, с любовью Александр Шалвович говорит только о двоих: о маме и своей жене Ирине: «Выше мамы в мире просто ничего не существует: ни государства, ни правительства. Всю свою жизнь, все поступки я просматриваю через маму, для меня мама – это ходячая доброта, а без доброты жизнь невозможна…Она была святой». По его словам, именно духовная близость Ирины и его матери и определила выбор: «Когда я встретил Иру, то был поражен: настолько она похожа на мою маму. Не внешне, а внутренне, духовно. У нас огромная разница в возрасте, но мы этого не чувствуем». Как-то Александр Шалвович признался, что его мечта – обвенчаться с Ириной в церкви и внести ее в церковь на руках – так ему хотелось бы искупить свою вину перед любимой женщиной.
Память сердца
Богатый эмоциональный опыт послужил основой фильма «Цензуру к памяти не допускаю» (1991), где Александр Пороховщиков появился не только как исполнитель главной роли, но и как сценарист и режиссер. До этого Александр Шалвович выступил режиссером автобиографических фильмов «9 мая» (1987) и короткометражки «Родина» (1987).
Фильм с самого начала повел себя удивительно: он требовал участия самых близких для Пороховщикова людей – его мамы и Ирины. Если получить согласие Ирины оказалось достаточно легко – она должна была сыграть саму себя – главную женщину в жизни главного героя, то с мамой вышло труднее: в то время она была прикована к постели после инсульта, говорила с трудом. Эта ситуация неожиданно разрешилась самым счастливым и неожиданным образом: «Когда я написал сценарий, подошел к ней: «Галя, прошу тебя сняться в роли моей матери». (За эту идею коллеги сочли меня сумасшедшим: «Ты гестаповец, у тебя мать на ладан дышит, а ты ее на съемки тащишь»). Но мама ответила: «Я согласна». Мы ее погрузили на носилки и в «скорой помощи» повезли на другой конец Москвы. Там съемочный интерьер, комната, где она должна лежать. Суета! Гримеры, осветители, операторы. Мама все выдержала, снялась. Целый день лежала, курила. Вечером я присел отдохнуть, вдруг кто-то меня за плечо трогает: «Ну что, лысый, поехали». Открываю глаза – и едва чувств не лишился: передо мной моя мама. «Заводи, - говорит, - свою «шарманку». Мама встала! И она еще несколько лет жила, сама ходила в магазин. Вот! Существует же Создатель! А когда снимали финал, где мой герой бежит по шоссе, вдруг на фоне неба возник огромный крест. Его вся группа видела. Пока возились, он почти исчез, только чуть-чуть отсняли».
В октябре 1992 года, в день премьеры фильма в кинотеатре «Октябрьский», Пороховщиков едва не погиб в автомобильной аварии. В тот день он возвращался домой на своем стареньком «жигуленке» и на одном из перекрестков столкнулся со встречным автобусом. К счастью, удар пришелся на противоположную от актера сторону, и ему удалось избежать печального исхода. А вот автомобиль ремонту не подлежал.
Между тем, фильм продолжал преподносить сюрпризы своему автору: «После телевизионного показа стали звонить какие-то люди: «Где вы были раньше?! Ваша картина достойна фестивалей, но они уже прошли»». Началось путешествие картины по разнообразным европейским и отечественным фестивалям: фестиваль в Сан-Ремо (четвертое место), Канны, кинофестиваль в Сан-Рафаэле (главный приз «Золотой парус», 1993), «Кинотавр» (главный приз и приз зрителей «За исповедальность»), фестиваль в Бердянске (главный приз, 1999). Успех фильма вдохновил Александра Шалвовича на написание новых сценариев: «У меня рука сама начинает писать, и я сижу по пять-шесть часов не вставая. Мне папа, когда еще жив был, как-то говорит: «Ты же с ума сойдешь, вон глаза кровью налились, исхудал, не ешь ничего». А я не могу остановиться: как будто кто-то свыше водит моей рукой. Так я и в кино снимаюсь: до тех пор не пойду, пока меня внутри не укусит за сердце кто-то. Тогда я готов хоть эпизод, хоть даже бессловесную роль играть».
Странное время
Главная роль в собственном фильме стала тем редким случаем в 90-е годы, когда недюжинный талант Пороховщикова был востребован по-настоящему. В других фильмах ему доставался весьма посредственный материал – роли мафиози, крупных чиновников и прочих «серьезных мужчин», в которых за непроницаемой внешностью супермена угадывалась тонкая и ранимая душа. Впрочем, одно только присутствие Пороховщикова на экране обеспечивало фильму если не успех, то определенный зрительский интерес.
Как и многие другие актеры, Пороховщиков снимался в рекламе, но при этом оставался честным с собой и со зрителями: «Поскольку у меня есть семья, люди, за которых я отвечаю, мне приходится заниматься бизнесом, тратить золотое время на какие-то потусторонние вещи. Зарабатываю деньги, чтобы снимать кино. Раньше мы ездили по стране с концертами. Сейчас приглашают в рекламу. Пару раз я снялся, правда, ролики были смешные и симпатичные. А презервативы и другие противозачаточные средства не хочу рекламировать, хотя предлагают за полминуты съемок шесть тысяч долларов. Жена сказала: «Попробуй только согласись, домой можешь не приходить». Ирочка права, тем более, что я ею безумно дорожу».
В это время девизом Пороховщикова стали слова пушкинского Скупого рыцаря: «Я знаю мощь мою. С меня довольно сего сознания». Неоднократно приходилось принимать не самые удачные приглашения, чтобы заработать деньги на лекарства для тяжело больной матери: «Я мог сняться в двух-трех фильмах в эпизоде только для того, чтобы достать деньги на лекарства для мамы. Роли предлагали замечательные, и я отдавал их мгновенно, просто потому, что я понимал, что направление спектакля идет к дешевому выражению. Я приходил к режиссеру и говорил: «Я не буду работать»».
В 90-х, когда кинопроцесс сводился к бесконечным фестивалям и кинотусовкам, Пороховщиков оказался в стороне. Но это был его выбор: «Фанаберию не люблю. Все эти презентации и фестивали, где бесконечно жуют. Вы мне кино ваше покажите, ваше творчество, за которое вы получаете медали. Я вижу только поцелуи взасос, «ты гений - я гений», в плавках ныряем в море. И все хуже, хуже и хуже становится. Вы меня потрясите хоть своим провалом! Я называю это водопроводным искусством. Но даже в водопроводе, когда включаешь кран, бывает иногда какое-то бульканье, а тут и этого нет! Шаляпин говорил, что в искусстве есть только две точки: или великий взлет, или великое падение - среднего не дано. Надо так провалиться, чтобы сказали: «Вы видели, как Пороховщиков провалился? Не видели? Срочно смотреть!» Это равносильно взлету».
С 2000 года Александр Шалвович стал чаще появляться в кино: в сериалах: «День рождения Буржуя» (2000, реж. А. Матешко), «Черная комната» (2000, реж. А. Звягинцев), «Империя под ударом» (2000, реж. В. Хотиненко), «Под Полярной звездой» (2001, реж. М. Воронков), «Тайный знак: возвращение хозяина» (2003, реж. Н. Эген), «Даша Васильева. Любительница частного сыска» (2003, реж. А. Матешко), «Слепой» (2004, реж. С. Лялин), «Авантюристы» (2005) и полнометражных фильмах: «Женщин обижать не рекомендуется» (2000, реж. В. Ахадов), «Игра в модерн» (2002, реж. М. Коростышевский), «Чердачная история» (2004, реж. Г. Евтушенко), «Рождественские истории» (2005).
Большую часть заработанных денег Александр Шалвович вкладывает в восстановление дома-музея Пороховщиковых в Староконюшенном переулке.
Родовое гнездо
О существовании дома, принадлежавшего когда-то его предкам, Александр Шалвович узнал только в середине 90-х, когда просматривал семейные фотографии. Дом на фото выглядел странно знакомым – мимо него он часто проходил, когда работал в Театре им. Вахтангова и учился в Щуке. Однако никогда не обращал внимания на табличку у входа. А следовало бы, поскольку и эта табличка, и сам дом имеют к нему самое непосредственное отношение: здесь жили Пороховщиковы еще в XIX веке, а хозяином дома был прадед актера.
Разрозненные воспоминания детства обрели очертания и форму: Александр Шалвович наконец понял, куда уходили мама с бабушкой, оставляя его играть на Старом Арбата, и почему возвращались с заплаканными глазами.
С тех пор Александр Шалвович всерьез увлекся историей дома. Он выяснил, что построен был этот особняк в 1871 году. Но он не был основным домом Пороховщиковых. Они жили в кирпичном здании, выходящем фронтоном на Старый Арбат.
После всяческой бюрократической возни и волокиты в 1996 особняк удалось арендовать у правительства Москвы на 49 лет, и началась приятная, но утомительная работа по его восстановлению: «Когда мы взялись за реконструкцию, имели весьма отдаленное представление, в каком состоянии находится этот дом. Снаружи-то он выглядел достаточно пристойно. Когда же копнули изнутри, оказалось, что степень его износа просто катастрофическая».
Однако реконструкция дома – это всего лишь часть фамильного дела Пороховщикова. В последние годы он вплотную занялся поиском материалов для создания в этом доме музея своих прадеда и деда, воссозданием своего родового древа, благо для этого доступны теперь многие закрытые архивы. Он днями просиживал в библиотеках, рылся в архивах: «Мне удалось столько любопытного узнать о Пороховщиковых. Теперь уже у нас есть исторические документы XVI века, рассказывающие о столбовых дворянах Пороховщиковых. А военный сценарист Евгений Месяцев поделился со мной своей находкой: он натолкнулся на бумаги, где упоминались Пороховщиковы, датированные аж XIV веком...»
Фамильная гордость не позволяет Александру Пороховщикову обращаться к заграничным родственникам с предложением принять участие в восстановлении родового гнезда своими капиталами. Хотя некоторые из них приезжали в Москву, видели дом и предлагали свою помощь. «Вот подниму дом из руин, тогда и соберемся все вместе, чтобы отпраздновать возрождение рода. По сравнению с ними я – единственный, кто остался с голым задом из всех ветвей рода Пороховщиковых. И для меня принципиально важно доказать, что я тоже кое-что могу».
Но Пороховщиков мечтает не о статичном доме-музее. Ему хочется воссоздать там атмосферу доброты, наполнить его жизнью, детскими голосами. А для этого – устроить в нем еще и театр детской игрушки... Потому что дом для него – это семья, это радость жизни. «Если тебе в семье хорошо, то и государству, в котором ты живешь, тоже хорошо. Если в семье плохо, то и в государстве плохо. Семейные гнезда ведь в нашей стране разорили, потому всем нам и плохо. Потому что бесцеремонно влезали в жизнь семьи. И никто не знает, где та граница, за которую и переступать нельзя без приглашения».
Александр Пороховщиков о:
Русских женщинах: Я женщин боготворю и считаю, что все вы – создания неземные. Но я в каждой женщине ищу свою маму. И это не эдипов комплекс – не надо путать. Музыка, медицина и женщина вот три начала, которые я понять и объяснить не могу. Что это такое? Мужики бывают похожи, женщины все разные. Как бы ни был глубок мужчина, он все равно примитивен. И исповедуя любовь к женщине, я ставлю впереди Мать, не только свою, а любую женщину, которая рожает детей. Я завидую вам, потому что я – мужик и не могу рожать. Я страдаю от этого. Я бы каждый день рожал, чтобы заполонить детьми весь мир. Сейчас кругом бы эти малышки бегали! И ни одна женщина в мире не сравнится с русской. Она тебе и жена, и любимая, и б...ть, и враг, и друг, но она тебе еще и мать! Возьмет твою лысую голову, положит ее к себе на колени, а ты чувствуешь, что и ее грудь уже рядом – тебе чуть ли и молочка уже не хочется. И пригреешься. Где это в мире еще видано, чтобы пьяный муж бил жену в лицо сапогом, а она утрется и тащит этого своего алкоголика домой, моет и укладывает спать?!
О любви и доброте: Многое приходится познавать через страдания, но в награду приходит озарение в виде Любви. Я живу в любви с самого детства и не признаю ничего, кроме нее. Только любовь спасает. У меня замечательная жена – Ирка. Пока у нас нет детей, поэтому она мне и жена, и дите маленькое. Я отношусь к ней в большей степени как к дочке. И родину, и дружбу, и свои работы я познаю через любовь. Я без любви ни дня не могу, начинаю физически болеть. Мне нужно, чтоб меня кто-то по лысине погладил. Чтобы кто-то по-доброму посмотрел, улыбнулся, и я в ответ улыбнусь. Но у нас нет доброты. У нас даже сказки не пишут. А что такое сказка? Сказка – это наша мечта. Значит, мертвое у нас государство. Мы все время, о чем бы ни говорили, приходим к любви. Ее свет распространяется на женщин, на детей и на стареньких людей, на Родину и на свой народ. У нас этот свет ни на кого не светит: ни на детей, ни на стариков. На Родину давно светить забыли... Любовь не имеет начала и конца, и если люди расстаются, значит, они не любили.

Чужой среди своих     
Александр Пороховщиков: “Рядом могла бы быть и старуха Изергиль, если бы…”
 
Аристократ. Боксер. Полководец. Роли самых мужчинских мужчин тянутся к нему, как ветреные женщины. И он их не отвергает. Нет, он нежно берет их в большие руки тяжеловеса, и получаются ювелирные изделия с харизматичной печатью мастера. Сегодня Александр Пороховщиков отмечает юбилей. Скажу честно — на свои 70 не выглядит.
— Начнем с конца. Сегодняшний день Александра Пороховщикова. Что вы делаете сегодня, Александр Шалвович?
— Живу. Живу — и все. Люблю. Мечтаю. А все остальное (скажем, актерская профессия) — прикладное. Такое у меня философское пребывание и созерцательное. Я и раньше не суетливый был, но сейчас у меня какой-то такой внутренний покой. Люди — я их тоже точнее стал рассматривать. Шелуха ушла.
— Провели ревизию? Я вас правильно понимаю?
— Ну, не знаю… Просто как-то оглянулся назад, задумался. Жизнь-то оказалась очень короткой.
— С таким отношением к жизни вы иначе читаете пьесы и сценарии, которые вам предлагают?
— Я всегда их читал через призму добра. Даже если у самого отпетого негодяя нет добра, я просто не читаю. Так же, как и человек, который в жизни не имеет этого качества, для меня проходит мимо. Поверьте, я не рисуюсь, но сейчас очень злобный век — столько злобы, зависти, мучений. Ощущение — будто задыхаешься.
Мужская профессия — на сцену выходить

— Но оглядываясь назад, о чем в первую очередь вспоминается?
— В первую очередь я вспоминаю маму. Я безумно любил, боготворил ее. Все, что во мне хорошего, — это от нее. Но я, поверьте, ее мизинца не стою в профессии. О!!! Она была безумно талантливый человек. Она всегда говорила мне: “Саш, запомни, если ты людей не любишь, не надо быть актером”.
— А случайно она не говорила: “Саш, не ходи в актеры, не мужское это дело”?
— Не согласен. Эта профессия очень мужская.
— Вот это да! Первый раз слышу такое от артиста.
— Тяжелая, мужская профессия. У нас к ней просто странное отношение.
— И что самое тяжелое для вас?
— Честность и искренность. Без этого актера нет. Можно обладать хорошими данными, но если ты неискренен и нечестен — все, пропало. И подражать можно чему угодно, но только не тому, что я сказал.
Вот я смотрю фильмы режиссера Звягинцева — вроде бы ничего нет, простые истории, никакой машинерии, а пробивает и трогает.
— Вот где была настоящая честность, так это в знаменитой картине с вашим участием — “Свой среди чужих, чужой среди своих” Никиты Михалкова. Начало и финал — такая мощная открытая эмоция героев (Шакуров, Солоницын, Богатырев, вы…), полет, можно сказать. Помните?
— Еще бы! Замечательное время было. Мы в это время все дружили, и Никита Михалков у себя на кухне создавал такую атмосферу, когда не хотелось ерничать, а только петь, стихи читать, быть открытым.
Легко было снимать, ничего играть не надо было. Я вообще, знаете, играть не люблю — вот как есть твое существо и естество твое, так оно и катилось. Фальши не было. И потом — тема… Я даже после съемок хотел Никите предложить продолжить фильм — мы, но уже в другом времени. А потом подумал, что такой герой, как мой, наверняка был бы в 30-е годы расстрелян: прямые и честные тогда не выживали.
— И все-таки… При такой любви и понимании актерства почему вы сначала пошли в медицину?
— Скажу. Не хочу обижать ни одну профессию, но до сих пор считаю, что самая великая из них — профессия врача. Я бы с удовольствием был хирургом по мозгу или по сердцу, но дед был мой репрессирован, бабушка и мама постоянно плакали, скрывали от меня, мальчишки, это. Вырос — рассказали. И тогда я подумал, что если пойду в артисты, быстрее смогу реабилитировать и поднять нашу фамилию.
Для меня есть три вещи, которые я не смогу понять никогда в жизни. Это музыка, женщины и профессия врача. Да, мне очень часто говорят, что я похож на хирурга. Так я скажу: эти две профессии — актера и врача — сродни. Я из медицинского ушел с третьего курса, но элементарные знания мне до сих пор помогают. Вот что такое старость. Пьянство. Головная боль. Как это сыграть?
В любви — как по углям босиком

— Ну и как сыграть старость?
— Нет, это не походка, не подагрические ноги и не шамкающая челюсть. Ритм мышления другой. Ритм отношения к жизни. Это то, чем владели великие русские актеры, — прием айсберга называется: когда видно чуть-чуть, а за счет невидимого, скрытого ощущается колоссальное внутреннее наполнение роли.
Вот я дружил с капитаном подводной лодки. Встречались с ним в Ленинграде, гуляли вдоль каналов. Он курил, говорил мало, ну, может, скажет: “Что-то похолодало”. И так окурок молча гасил в ладонь, как в пепельницу. Я думал: “И как он не прожигает руку?” Однажды попробовал — сам же закричал от боли. А потом в наш дом пришла беда — заболела бабушка (она для меня как и мама), и мы все носились, спасали, и как-то на кухне я курил, думал об этой ситуации и машинально сигарету затушил в ладонь. И — ничего! Тогда я понял — другое наполнение. Можно и тушить, и по углям босиком ходить, не замечая огня.
— Вы объяснили мне, как играть старость. А как играть любовь, чтобы в зале плакали? Как плакали прежде в театре, если верить легендам.
— Сыграть любовь невозможно. Надо любить.
— Послушайте, но невозможно любить актрису!
— Можно. Можно подложить образ своей любимой. Можно и крокодила полюбить. Настоящая любовь, я имею в виду в жизни, это такое чувство, которое дается единицам, крупным натурам. Вот смотришь: женщина любит какого-то хлюпика, а почему-то не здорового красавца. Потому что хлюпик в душе — рыцарь, а верзила — как раз хлюпик. Понимаете?
С Высоцким никогда не дружил

— Никогда не хотели бросить театр? Тем более что вы их часто меняли — Сатира, Таганка, Пушкинский. И подолгу нигде не задерживался.
— В Театре сатиры я впервые столкнулся с ролью, когда я сам себе сказал: “Если я ее не сделаю, уйду из профессии”. Я не рисуюсь. Это “Доходное место” Марка Захарова. Эдакий гигантский болид над театром завис, и мы только пальчиком к нему прикоснулись. Вот тогда через роль Белогубова я понял, что такое актерская профессия.
— И тем не менее ушли же из Сатиры.
— Мне было там трудно. И если я когда-нибудь напишу книжку, что со мной там происходило, мало не покажется никому. И даже Татьяне Егоровой, которая написала, как ей кажется, правдивую книгу о Сатире. Там были и замечательные моменты, и такие, когда можно было просто спиться.
— Простите, Александр Шалвович, но это голословно. Что вы имеете в виду?
— Ну вот премьера “Доходного места”. Я на премьеру позвал много народа. Висит афиша, а моей фамилии почему-то нет. Я ошалел. А сзади кто-то руку так положил мне на плечо: “Ну что, Саша, придем сегодня на премьеру?” Оглядываюсь — Ульянов, Михаил Александрович. “Да я вроде и не занят”, — и показываю ему на афишу, а сам чувствую, что вот-вот рухну. Ульянов читает. Пауза. “Ну, это бывает”… И резко рукой так сверху вниз срывает афишу. “Это, Саш, все чушь! Вечером встретимся”. И обнял меня. После спектакля старые актеры тоже обнимали меня, плакали: “Грандиозный спектакль. Отличная роль”.
— Но, может быть, дело не только в театре, но и в вас? Вы, скажем, обидчивый по пустякам. Вот и с Таганкой в свое время простились.
— Я не обидчивый, что вы. Я очень благодарен Любимову, что он меня пригласил в тот момент, поддержал, потому что я уже и пить начал, и все такое… Я пришел на Таганку и обомлел от его спектакля “А зори здесь тихие”, оформился в труппу, объездил с театром полмира, но… Наверное, это болезнь всякого театра — постепенно содержание уходит и все становится формой.
— А может быть, дело в Высоцком, с которым у вас одно мужественное амплуа: говорят, что вас Любимов хотел ввести на его роли.
— На Таганке мужественных было полно. Любимов мне предложил играть вместо Володи в “Галелее” — Высоцкий запил тогда, Любимов его и уволил. Но эта роль Володи, нельзя играть, считал я. Так же как и его “Гамлета”.
— Вы дружили?
— С Высоцким я не дружил никогда. Более того, когда я пришел в театр, то спросил: “Где мне сидеть?” “Да вот там”, — показала мне милая женщина. Я открыл дверь, и оттуда грудой покатились бутылки, и какой-то человек с гитарой пел хриплым голосом. Потом я стал брать его пленки и слушать и однажды пришел, протянул руку Володе: “Я твой раб до конца твоей жизни. Потому что ты великий человек”. Я никогда в дружбу к нему не лез, но при встрече всегда обнимались: “Здравствуй, Саня”, “Здравствуй, Володя”. А сейчас столько друзей объявилось! Да если бы, послушайте, столько друзей было, он, наверное бы, не умер.
— Все знают, что Пороховщиков крут: может подойти к любому и в глаза сказать: “Мне не нравится ваша роль”. А если к вам подойдет молодой артист и, извините, так прямо влепит: “Ваш Городничий — это черт-те что”.
— Я бы тогда ему сказал: “Покажи”. Мой Городничий… Да разве во взятках дело. Нет — дело в том, что он, как весь русский народ, верит, а его обманули. Прилетел какой-то Хлестаков, наговорил, наобещал, что в Петербург, что женится, а вдруг все и исчезло. Это же ужасно обмануться в своей мечте. Нет, я бы не обиделся. Ведь я же три часа играл перед великим Николаем Черкасовым Скупого рыцаря, потому что его Скупой резко мне не понравился. Он три часа смотрел, слушал, после чего сказал: “В любое время дня и ночи я твой”. Так же мне сказал Смоктуновский, когда мы говорили о его Борисе Годунове.
Рецепт его молодости

— Вот мы с вами уже час разговариваем. А у вас — юбилей, между прочим, серьезная дата. Но удивительно — вы так выглядите, как будто время назад пошло.
— Сам удивляюсь — молодею.
— Дело в молодой жене?
— Не в молодости дело. Рядом могла быть и старуха Изергиль.
— У вас??? Это вряд ли.
— Да, Изергиль с одним зубом, если бы она искренне меня любила, как моя Ирочка. Ведь Ирочка, она фразу сказала, которую я сейчас в сценарий внес: “Я тебя так люблю, что мне кажется, будто я тебя и родила”. Ну кто это может сказать? Только чистый ребенок. Такой человек меня окрыляет. Я просто летаю, а остальное…
Я всегда боготворил маму. И когда я часто думаю: “Вот где теперь мама моя любимая? Где все мои любимые?” Да они все здесь. Вот мы разговариваем с вами, а здесь мама моя, бабушка, друзья. Когда у меня есть время, я закрываю глаза и улетаю в ту юность, где мне было хорошо. И молодею. И многие вещи отлетают как шелуха.
ИЗ ДОСЬЕ "МК"
Дед репрессирован, рос в семье “врага народа”. Учился в медицинском в Челябинске, но не закончил. Стал актером в Москве. Работал в нескольких столичных театрах. Снялся в картинах “Свой среди чужих, чужой среди своих”, “Живая мишень”, “С любимыми не расставайтесь”, “Кадетство”, “Женщин обижать не рекомендуется”, “Ворошиловский стрелок”. Характер независимый.
+++
С женой Ириной.
Московский Комсомолец Ру
Марина Райкина

Автор: Геннадий Фролов
Сайт: Аргументы И Факты
Статья: Александр Пороховщиков:боксер и аристократ

Его герои на экране - сильные, благородные, мужественные люди. К этому амплуа располагает и внешний облик актера: мощная коренастая фигура атлета, какая-то особенная стать в походке, основательная посадка головы, открытый взгляд человека, уверенно стоящего на земле.
- Александр Шалвович, в юности спортом не приходилось заниматься?
- Я был профессиональным боксером, достиг неплохих результатов. Сюжет первого моего фильма "Ринг", где я играл переживающего возрастной кризис боксера, это, собственно, часть и моей биографии.
- Откуда у вас, человека с русской фамилией, грузинское отчество?
- Все очень просто. Мой отец был грузином. Но он исчез из семьи, когда мне было всего два года. Тогда опасно было быть родственником репрессированных. Поэтому я, когда вырос, взял себе фамилию матери. Впрочем, к этому были и другие причины.
- Какие, если не секрет?
- Я узнал, что наш род оставил заметный след в российской истории. Прадед был заметным человеком в государстве, заседал в Думе. Фабрикант, известный публицист, владелец ресторана "Славянский базар", крупный меценат, жертвовал крупные суммы на строительство храма Христа Спасителя. Очень интересная личность. Сейчас вышла книга "Русские Медичи" Михаила Галина. Там о прадеде написано такое, что даже мы, родные, не знали. Дед мой, Александр Александрович, был изобретателем танка, разработчиком первых военных самолетов. Сейчас один человек пишет книгу об авиаконструкторе Поликарпове и говорит, что куда не сунется, везде натыкается на фамилию моего деда. По его мнению, дед был еще и родоначальником судна на воздушной подушке. Но когда в 1941 году его расстреляли, все это было закрыто. И сегодня о нем никто ничего не знает, и до сих пор считается, что первый танк изобрели англичане. Естественно, после смерти деда наша жизнь кардинально изменилась. Жили небогато, даже нуждались, но у меня никогда не было жадности к деньгам. Есть они -значит есть, нет -так нет.
- В советские времена изучать генеалогию предков-аристократов было не принято, да и небезопасно...
- Основные изыскания я проводил уже в последние годы, когда стали доступны многие архивы. Просиживал днями в библиотеках, рылся в документах. Мне удалось найти много нового и интересного о роде Пороховщиковых. Я обнаружил потомков нашего рода в Париже, Англии, даже в Индонезии. Оказывается, по одной из родственных ветвей в числе моих предков композитор Петр Ильич Чайковский, а по линии патриарха Алексия Симанского я родня нашему патриарху Алексию Второму.
- Вы учились в медицинском институте и собирались стать хирургом, но бросили эту профессию и пошли в артисты...
- Я и сейчас хотел бы быть медиком. Не обижая актерскую профессию, скажу, что медицину люблю больше. Но когда расстреляли деда, я понял, что куда не сунься с нашей фамилией, все будет закрыто. И тогда я решил, что актерская профессия наиболее быстро позволит мне вернуть нашей фамилии былую славу.
- Я слышал, вы музей делаете.
- Специально на два года уходил из кино и театра, чтобы заниматься музеем прадеда. Скоро такой музей откроется в Староконюшенном переулке в особняке, который когда-то построил прадед-архитектор. Я арендовал это здание у московских властей на 49 лет, заканчиваю ремонт. Но реставрация все же идет медленно. На какую-нибудь презентацию или пивной праздник деньги сразу находятся, а когда речь идет о российской истории, ее славных людях, тут уж, как говорится, извините...
- Вы поздно женились. Почему так случилось?
- Я очень любил свою маму и подсознательно всю жизнь искал жену, в чем-то похожую на самого дорогого для меня человека. В последние годы мама, очень старенькая, тяжело болела, практически не вставала с постели. Я ухаживал за ней, разрываясь между работой и ее квартирой. Кроме мамы не было в мире человека, который бы знал всю мою историю. Никто больше ничего не расскажет, не скажет: "Шурик, ты знаешь, что твой дедушка вытворял? А ты был такой-то в детстве, когда на горшочке сидел". Когда я встретил Иру, то был поражен: настолько она похожа на мою маму. Не внешне, а внутренне, духовно. У нас огромная разница в возрасте, но мы этого не чувствуем.
- Как развивался ваш роман?
- Когда мы встретились, Ире было всего пятнадцать, а я уже был известным актером. Я никогда не был женат, хотя женщин, замечательных и красивых, было в моей жизни предостаточно. Я в молодости был ходок и гуляка, как почти все мужики. Она пришла в театр Пушкина, подрабатывала костюмером. В меня была влюблена ее лучшая подруга, а самой Ирине, по ее словам, казалось, что она такая невзрачная, что ей ничего и никогда не обломится. Она сейчас говорит, что я ее покорил с первого взгляда. О нашем романе, странном по меркам советской нравственности, судачил весь театр. Мое "аморальное поведение" выносилось на обсуждение парткома, коллектив объявлял Ире бойкот. Вот уже более двадцати лет мы вместе, хотя поженились всего несколько лет назад. Почему я выбрал именно Иру? Я всегда относился серьезно к женщинам, с которыми встречался. С детства мечтал об одной-единственной, любимой. И Ира для меня не только жена, но еще и дочь.
Автор: Надежда Келлер
Сайт: Собеседник
Статья: У нас в роду мужчины обзаводились потомством после 60

Фото: В. Бондарев
«Я не распространялся о своей родословной»
– Дом предков покажете, Александр Шалвович?
– Видите напротив замечательное красное здание позапрошлого века? Это и был дом моего прадеда, столбового дворянина Александра Александровича Пороховщикова, который много чего построил и в Москве, и в Питере. Сейчас в нем ресторан, аптека, квартиры, а в подвале, куда раньше весь Арбат ходил как в уборную, сделали шикарный бильярдный зал. Когда-то красивый забор с резными воротами соединял здание с особняком, где располагался игорный дом. Там в карты играли и проигрывали бешеные деньги. А в небольшом зале моя прабабушка аккомпанировала вместе с Рахманиновым Шаляпину, который давал первый набросок «Бориса Годунова»… Бывший игорный дом, в котором после революции много чего было – библиотека, больница, детский сад, коммуналки, я и получил в 95-м в аренду на 49 лет.
– А как впервые о нем узнали?
– Помню, в детстве бабушка меня приводила на Арбат и говорила: «Шурик, стой здесь». И куда-то уходила – а потом появлялась с глазами, красными от слез. Я все думал: «Куда она бегает, бабулька моя?» А она бегала смотреть на юность свою. Когда ее не стало, мама сюда приходила. А как-то делали про актеров передачу с моим участием – ходили снимали, на углу Арбата и Староконюшенного остановились, и ведущий спросил: «Там доска висит «Дом А. Пороховщикова». Правда, что он ваш? Вы не можете его себе взять?» А в то время – какое «взять»? Бабушка мне всегда говорила: «Сиди тихо, держи язык за зубами». Я никогда и не распространялся о своей родословной. Кто бы знал, что так судьба повернется. Теперь в доме Пороховщиковых будет музей, место общения и встреч. Чтобы люди заходили, грелись душой, ведь злобы столько, что объелись ею. Немыслимо все время слезы видеть человеческие. Даже враги пускай приходят и дружат там...
Я благодарен судьбе, что офтальмолог Святослав Николаевич Федоров, царство ему небесное, мой друг, которому я очень много рассказывал про этот дом, пошел к Юрию Михайловичу Лужкову и поднял вопрос о передаче его мне в аренду. Лужков подписал необходимые бумаги. Потом надо было найти денег, потому что все меня поздравляли, но рубля никто не дал. Но Бог есть! Как-то сидел дома, последние волосы на лысине рвал в ужасе и думал, как же этот бомжатник – там ведь, кроме помойки и бомжей, ничего не было – привести в порядок. Помогли старые дореволюционные фотографии – сейчас, кстати, я их днем с огнем не могу найти, словно чья-то рука свыше мне их бросила. На этих снимках все было четко видно. Половину участка я отдал фирме для постройки четырехэтажного дома. Потом нашли подрядчика, который взялся и за реставрацию дома Пороховщиковых. Другого хода не было. Мне предлагали снести особняк, возвести на его месте высотку, а первый этаж отдать под музей. Я говорил: «Вы себя поставьте на мое место, это уникальный резной особняк, в свое время построенный без единого гвоздя». Потихонечку-потихонечку, и вот мы дожили до того дня, когда дом почти полностью восстановлен.
К сожалению, не всегда работники честно относятся к делу, еще предстоит исправить массу недостатков. Стена отваливается, вода с крыши льется прямо в комнаты – козырьков нет. Я бы никому не пожелал заниматься этим делом. То, что я прошел за 10 лет, пока получал здание, все придумывал и согласовывал с властями, а потом реставрировал, – это тихий ужас!
– Что-то, наверное, уже утрачено навсегда?
– Конечно. В большой комнате особняка когда-то стоял камин – полторы тонны малахита по эскизам Врубеля. Его разобрали и уволокли. Сейчас я уже знаю, где тот камин, но фамилию не назову. Хотя местные мафиозные структуры мне уже предлагали: «Скажите только «фас!» – мы его принесем вместе с ушами нынешнего владельца». Я сказал: «Мне не нужно ни камина, ни ушей – оставьте в покое этого человека».
– Но какие-то реликвии у вас сохранились?
– Самая главная реликвия, детка, – это то, что мне в сердце и в душу вложили. А если говорить о вещах… В советские времена в Риге на колесном заводе, который построил мой дед, решили открыть музей. Хотя в Союзе никто доброго слова про моего репрессированного предка, изобретателя танка, не говорил. Маму попросили что-нибудь предоставить для экспозиции – и она за копейки отдала потрясающие золотые запонки с бриллиантами. Я думаю, сейчас эти запонки давно на рукаве у кого-нибудь – музей на заводе так и не открыли, все оказалось болтологией.
– Надо полагать, теперь вам надо усиленно работать и зарабатывать, чтобы достойно обустроить дворянское гнездо.
– Могу заработать только в кино. Вот недавно получил гонорар за две картины – шторы заказал, 120 тысяч рублей нужно заплатить только за четыре окна в зале. Забор поставить – еще 89. Ну откуда? Воровать не приучен, понимаешь, какая штука… Все, что получаю на съемках, вкладываю в этот дом. Накупил туда мебели за свой счет – у меня дома такой нет. Мы без денег вообще сидим, ведь никто не помогает. Хотя, если брошу клич своим родственникам по всему миру, живущим в Париже, Сан-Франциско и Австралии, дом засверкает, как бриллиант. Но мне стыдно – я нищий по сравнению с ними, единственный Пороховщиков с голым задом, хотя и работаю с утра до ночи.
– Отчего сами в особняке не поселитесь – все-таки центр Москвы?
– Центр там, где моя Ирка. У нас нормальная небольшая квартира на «ВДНХ». Но почти все время проводим на даче. Природа, тишина… Выйдешь утром – никого нет. Тихо, спокойно, бегают мои собаки. А когда перенаселение, у всех проблемы, без конца какие-то сложности.
«Надеюсь, еще посмотрю в глаза своему ребенку»
– На интервью вы пришли с озвучания. Над чем работаете?
– Снялся в многосерийном фильме «Авантюристы», который обещают показать в новом сезоне. Я там генерал КГБ в отставке, отец главной героини, которую играет Олечка Понизова. Не Шекспир, конечно, но, говорят, занятно. По сравнению с другими сериалами, где сплошное пиф-паф.
– Перешли на роли отцов. Наверное, хорошо, что кино позволяет пережить чувства, которых не довелось испытать в жизни. Ведь своих детей у вас нет…
– Пока нет. Но будут! Всю жизнь не до детей было. В молодости пришлось много работать, самоутверждаться. Хотелось не сломаться, выжить. Но в каком смысле? Человеком остаться. На хлеб всегда можно заработать. Вот так, детка… Конечно, и для меня, и особенно для Иры трагично, что у нас нет детей. Тем более она такая молоденькая, добрая, чистая. Я бесконечно перед ней виноват. Но надеюсь, что отцовство будет самым счастливым в моей жизни, потому что я обожаю детей. В свое время и чужого ребенка воспитывал.
– Как это получилось?
– Когда в Театре сатиры работал, на гастролях в Риге познакомился с девочкой Викой, наполовину немкой, наполовину латышкой. Она такая уличная немножко была девка, хотя стихи писала неплохие. И я ей все время говорил: «Зачем ты, детка, глупостями занимаешься? Тебе бы надо во ВГИК, на сценарный». А про себя думал: «Кому я все это говорю, она и про ВГИК-то не слышала». Прошло много лет, как-то мне в театре говорят: «Саша, тебя внизу спрашивают». Спускаюсь – стоит эта девочка в пенсне: «Вы меня не узнаете?» Оказалось, заканчивает сценарный во ВГИКе. Так получилось, что в общежитии института сын известного грузинского режиссера, не буду фамилию называть, пьяненький, ее напоил и изнасиловал. Вика забеременела и хотела выкинуться из окна, потому что мать, когда обо всем узнала, чуть ее не убила. Я посоветовался со своей мамой, и она мне сказала: «Пусть у нас поживет». И уговорила ее рожать. Периодически Вика ходила к своему кавалеру, а ребенка мы с мамой качали по очереди. Все думали: «Лысый совсем с ума сошел, дите какое-то подобрал!» И целый год этот малыш на меня писал и какал. Это потрясающая история – я даже новеллу на эту тему хотел снять. Потом девушка закончила ВГИК и уехала в Латвию. Кстати, сына назвала Сандриком, от Александра, в честь меня. Прошло пять лет – мы с приятелями катались по Прибалтике и решили ее навестить. Я спросил: «Вика, а где сын?» – «На улице бегает». Пришел на детскую площадку. Сандрик подбегает и в лицо мне смотрит. Хотя узнать, конечно, меня не мог. Я рыдал в голос, не мог остановиться.
Красивый парень вырос, гитарист. Потом куда-то канул. Не знаю, жив ли он, жива ли Вика. Ну вот так, все куда-то ушло, словно на другую планету улетело… Ничего не может быть прекраснее рождения ребенка.
– Есть удачные примеры позднего отцовства, в том числе среди актеров...
– Я себя стариком-то не считаю, хоть мне и 66, я как-то даже молодеть стал. У нас в роду мужчины только в 60–65 обзаводились потомством. Очень большие долгожители все были. Только вот дедушку в 41-м расстреляли – не дали пожить человеку. Надеюсь, что еще посмотрю в глаза своему ребенку и успею его воспитать.
– Секретами молодости поделитесь?
– Секрет простой – надо любить. Вот и все. Быть естественным, чаще радоваться. Самое прекрасное в жизни – человеческое общение. Прощать людей надо, какими бы они ни были.
– А спорт?
– Бегаю каждую среду, потому что без этого встану на костыли. У меня полиартрит 40 лет. Спасаюсь только тем, что бегаю и гоняю в футбол, правда, сначала через боль, а потом втягиваюсь, азарт появляется: как мальчишка носишься и целую неделю потом в порядке.
– С такой болячкой, наверное, тянет скорее полежать.
– Вот это смерть. Старость уговаривает: отдохни… Человек ложится недвижимо, скелет остывает – а потом встать не может. А надо наоборот. Я своего отца постоянно дергал: «Вставай, пошли!» Он кричал: «Гестаповец, мучитель, садист!», но это продолжалось минуты три. А потом вставал, шевелился, опрокидывал 50 грамм водочки или коньячка, рассказывал анекдоты о женщинах – и все, живой человек.
– А вы себе 50 грамм позволяете?
– Я могу и больше позволить, если настроение есть. Когда-то по молодости здорово грузил, потом все надоело. Много могу выпить, но никогда не позволю, чтобы водка мною руководила.
– А скольких это дело погубило…
– Да, в основном как раз самых талантливых, незащищенных. Мир жесток, мнет таких. Но я не хожу на похороны, у меня на них аллергия – я уже столько народу схоронил. Все эти слезы и речи – в большинстве случаев липа сплошная.
«Друг у меня только один – жена»
– На Арбате у вас теперь что-то вроде рабочего места. Есть забавные уличные впечатления?
– Иногда подсаживается кто-нибудь, интересные вещи рассказывает. Когда просят автограф, не могу просто взять и расписаться. Я, как бестолковый, начинаю этому человеку персонально писать, чего я ему желаю. Тут и торчу – чтобы документы посмотреть, за строителями приглядеть…
– Вы, должно быть, практичный.
– Оказалось, что практичный. Если что-то нужно – сделаю. Не умею – научусь. Я же профессионал, притом сугубый профессионал. Пять метров пробегу быстрее всех в мире, я тебя уверяю. А вот пять с половиной – нет, хотя и постараюсь научиться. Понятно? Делай свое дело, а какой ты актер и человек – тебе люди скажут.
– У вас, наверное, много друзей.
– Совершенно тебя разочарую – ни одного. Пускай на меня мои товарищи не обижаются, но я вообще не верю, что у кого-то много друзей. Друг может быть только один. У меня был друг – мама, сейчас – Ира, жена. Товарищей много, но это не значит, что я к ним нечестно отношусь. Если бы у Володи Высоцкого было столько друзей, сколько их сейчас объявилось, он бы жил, наверное, до сих пор. Они бы не подталкивали его напиваться, когда он был «зашит».
– С женами можно дружить?
– Женщина, которая в России родилась, выросла в этой атмосфере, тебе и друг, и враг, и самое главное – мать. Ни одна женщина в мире не будет тебя тащить пьяного домой – ты бьешь ее ногой в сапоге, а она утирает лицо. Приводит домой, раздевает, моет.
– Таких сейчас уже нет.
– Есть. В идеале русская женщина – она такая. Ирка намного моложе меня. Голову ей на колени положишь, она ручкой мою лысину погладит – ты не представляешь, какое это счастье. Я благодарен судьбе, что встретил человека доброго. Это окрыляет, дает возможность жить, мечтать, не злобствовать, не завидовать. С годами все больше это ценишь и начинаешь сожалеть о том, как коротка жизнь, что скоро все закончится. Время летит с такой скоростью, как будто его можно схватить.
Но постараюсь еще поковыряться на этом свете. Три раза был от смерти на волосок. Дважды тонул, а один раз чуть не умер от заражения крови. Врачи занесли инфекцию.
Так странно все-таки жизнь устроена… Моя мама как-то подошла ко мне маленькому и спросила: «Шурик, хочешь братика?» – «Братика?! Да ты что! Никогда, никаких!» Я хотел быть один у мамы, эгоист такой… Мама сделала аборт. И у нее сепсис начался. Врач сказал, что ей два дня осталось. Помню, холод собачий. Мороз. Снег. И мы с бабушкой пришли к больнице. Вижу: в окне маминой палаты женщина стоит и смотрит. А через неделю мама домой пришла. Сказала: «Я поняла, что рядом со мной смерть стояла. И подумала: «Как мой Шурка без меня будет?» И смерть ушла». Родители умерли от одной болезни. Если бы у меня тогда были деньги, они были бы живые. Но в смерть я не верю. Жизнь вечна, и тому есть масса доказательств – я два раза там был и слушать никого не намерен, что после смерти ничего нет. Я думаю, мы все еще там повидаемся. Человек не может просто в пыль превратиться, а энергетика, так называемая душа, куда девается? Никто не знает…

Автор: Елена Самойлова
Сайт: Новые Известия
Статья: Самое сложное в наше время – оставаться человеком
Дата публикации: 30.01.2009

Его героев всегда отличает внутренний стержень и благородная стать. В субботу Александру ПОРОХОВЩИКОВУ исполняется 70 лет. Телеканалы отметят это событие сразу несколькими программами, посвященными юбилею. Сам же народный артист круглую дату никак праздновать не планирует. Последние 12 лет актера – потомка знатного рода – больше волнует вопрос восстановления родового поместья XIV века, в котором он планирует сделать музей и театр и открыть их двери навстречу всем талантливым и интересным людям.
– Александр Шалвович, более 15 лет назад вы сняли фильм «Цензуру к памяти не допускаю», в основу которого легла история вашей семьи. Он тогда хоть и победил на многочисленных международных кинофестивалях, но до широкого экрана так и не дошел. Какова судьба картины?
– Она действительно получила награды: главный приз «Золотой парус» на фестивале в Сан-Рафаэле в 1993 году, главный приз и зрительский приз «За исповедальность» на «Кинотавре». И это нас, не скрою, окрылило – захотели отправить картину на «Оскар», в Канны, нас приглашали повсюду. Но неожиданно пропал весь отснятый материал, у нас украли исходники. Осталась только одна копия, у меня, но совершенно неподходящего качества. Тем не менее с ней мы были приглашены в 1999 году на международный фестиваль «Бригантина» на Украину, в Бердянск, где тоже получили главный приз. Вот, думаем, здорово-то как: в 1991 году фильм сняли, а в 1999-м он все еще актуален – зрители встают, овации по 15 минут. Стали еще активнее искать украденные исходники. А год назад они сами нашлись. Случайно выяснилось, что все это время они находились в Белых Столбах, в архиве Госфильмофонда. Как они там оказались, кто их туда притащил – не знаю.
– Планируете ли сейчас выпускать фильм в прокат?
– Мы сделали две копии. Одну – с английскими субтитрами. Так как творческая экспериментальная мастерская «Родина», на которой я снял этот фильм, принадлежит мне лично, имею на нее все права. Поэтому будем принимать участие в фестивалях, на которые нас пригласят. В прошлом году в Смоленске, к примеру, картина получила приз «Золотой Феникс». Так что, могу сказать, зритель по-прежнему с большим удовольствием смотрит фильм. Есть, впрочем, одно «но». Хоть картина и датирована 2008 годом (мы немного ее переделали, перемонтировали), тем не менее на все крупные кинофестивали – и в Венецию, и на «Оскар», и в Канны – мы не попадаем. Они берут только те картины, которые сделаны здесь и сейчас. А на нашу посмотрят – с 1991 года, и не пропустят. Поди доказывай потом, что она была украдена и долгое время пролежала на полке.
– В молодости, до поступления в театральное училище имени Щукина, вы, говорят, были настоящим стилягой. Видели фильм Тодоровского «Стиляги»?
– Фильма не видел, но дай Бог ему успеха, если он хорошо сделан. Видел только анонс – небольшие фрагменты, где главные герои картины толпой бегут радостно по улицам. Вот такого быть не могло – это вранье. Тогда, знаете ли, как только мы, стиляги, появлялись на улицах со своими длинными волосами, начесами и в пиджаках-букле, нас сразу же ловила милиция или народная дружина. И избивали нас, знаете ли, нещадно. Идеология была другая – это касалось всего «инородного». Учась в Челябинском мединституте, я организовал свой джаз-бэнд, в котором играл на ударных. Мы переиграли весь классический джазовый репертуар – от Дюка Эллингтона до Джорджа Гершвина. Писали «на костях»: у меня до сих пор даже есть где-то рентгеновские снимки с записями нашего оркестра. В Свердловске, на каком-то фестивале, мы заняли даже первое место. Но нас за это не похвалили, а наоборот, чуть из института не выгнали. Спасло только то, что мы назвались эстрадным ансамблем. Кстати, если я просто имел хороший слух, то остальные ребята в нашем оркестре были профессиональными музыкантами. Наш трубач Бурков организовал потом знаменитый Челябинский диксиленд. Когда спустя 40 лет после моего отъезда в Москву я попал в Челябинск – привез в город свою картину, забавно было повидаться с ними, вспомнить молодость.
– А как вообще вы относитесь к постоянному переосмыслению советского прошлого, возвращения неких его символов в виде модных течений? Стиляги те же...
– В наше время по определению не может быть никаких стиляг, это просто смешно. А тогда это течение возникло вследствие борьбы с угнетающей идеологией. Люди кидались в крайности: все бриты наголо, а мы начешем коки; они носят обычные брюки, а мы наденем узенькие дудочки, потом – клеши. А когда появились первые джинсы – это же было просто за гранью добра и зла! Сейчас все есть, одежда не вызывает таких эмоций. А вообще в советской истории наряду с жестокостью было и много хорошего. Когда меня спрашивают, где вам было лучше, в том времени или в этом, отвечаю, что, конечно, в том. Это потому, что там я был маленьким, там была вся семья – мама, папа, дедушки, бабушки, любимые собаки. Хотя наша семья, как и многие другие, пострадала от советского режима, тем не менее я вспоминаю то время с теплом. Вот брежневскую эпоху, например, называют застоем. А мне кажется, что застой как раз сейчас – особенно в искусстве, в нашем цеху. В 1980-х шедевры рождались. Один фильм «Покаяние» чего стоит – «Оскар» даже не дорос еще до таких картин. А картина «Летят журавли», а спектакли – какие были спектакли! Я счастлив, что мне, начинающему тогда актеру, довелось участвовать в великой постановке Театра сатиры «Доходное место». Играть на одной сцене с такими великими людьми, как Татьяна Пельтцер, Георгий Менглет, Анатолий Папанов, Андрей Миронов... Шедевры шли на сценах, очереди гигантские стояли перед входом в залы, потому что люди шли в театр почти как в церковь. Сейчас в театре в основном развлекуха. А по телевизору без конца – то «Улицы разбитых фонарей», то «Менты», то погони какие-то, выстрелы, убийства. Насмотришься и кажется, что вокруг одна сплошная зона. И это при том, что вокруг вовсю идет освоение космоса. Недавно видел репортаж о том, что американцы хотят высадиться на Луну и установить там отражатель, вроде гиперболоида, который будет брать солнечную энергию и передавать ее на Землю. Тогда не нужны будут ни нефть, ни бензин – гигантский поток энергии от Солнца с лихвой все это заменит. Просто мурашки по коже! Но дело же в том, что подобное можно использовать как во благо человечества, так и создать на основе этого невероятно мощное оружие. Если наши будут прохлаждаться, то все прозевают. Пусть веселятся, богатеют, крадут миллиардами, но хоть иногда задумываются о том, что будет со страной дальше.
– Вы часто говорили о том, что два самых главных человека в вашей жизни – мама и жена. Жену Ирину вы знаете с тех пор, как ей было 15 лет. В наше время длительные отношения стали нечастым явлением. Как вам кажется, что необходимо паре, чтобы сохранять и развивать отношения?
– Главное – любовь. Это понятие многогранное, близкое с понятиями «дружба», «самопожертвование во имя другого человека». В него входит и уважение, и чистота отношений, и общая позиция в жизни, схожая точка зрения на мир и многое другое. Просто люди должны быть друг другу родными и все. Меня коробит от словосочетания «заниматься любовью». Надо вещи своими именами называть: заниматься можно сексом, а любовью – только любить.
– Вы придерживаетесь своих корней: знаете свою родословную, историю своего дворянского рода, вернули особняк своих предков и восстанавливаете его. Как продвигается работа?
– К сожалению, у нас ничего не возвращают. Я лишь взял в аренду на 49 лет фамильный особняк в Староконюшенном переулке. Долго и кропотливо шел процесс реставрации. Все, что я зарабатываю в кино, вбухиваю туда. Конца и края не видно. Только-только все сделали – и случилось несчастье. В прошлом году рухнул дом, стоявший напротив. Буквально тонны камней сыпались сверху, было полное ощущение сильного землетрясения. А поскольку дом у нас в основном деревянный, он не выдержал – пошли трещины. А что касается вопроса внутреннего наполнения, то потихонечку продвигаемся, материалы накапливаем.
– Слышала, что вы собирались сделать и музей, и театр, и туристический центр?
– Здание отдано под дом-музей: восстановление фамилии, но не только нашей. Мы хотим, чтобы музей был связан с историей известных родов. Мой род, ваш род, чей-то еще – в каждой семье гениальные люди были, на которых Россия-матушка держалась. Будем открывать интересные, иногда незаслуженно забытые имена. У меня уже лежит около 250 заявок только из-за границы.
– А что за театр вы планируете открыть в Староконюшенном?
– В здании есть камерный зал. Построим сцену. Студенты театральных вузов будут что-то показывать, одноактные пьесы будем ставить, приглашать чтецов, музыкантов, творческие вечера устраивать. Уже придумали фестиваль альтернативного искусства под названием «Ежик». И логотип есть: ежик обхватил свою колючую голову и в ужасе скосил глаза. А сбоку – надпись: «Что ж ты, еж, такой колючий? – Это я на всякий случай. Знаешь, кто мои соседи? Волки, лисы и медведи». Будем приглашать всех талантливых людей, выброшенных на обочину жизни. Самые гениальные люди обычно стеснительны и не выбираются из канавы. Им надо помогать: и музыкантам, и художникам, и актерам, и рассказчикам, и просто каким-то интересным людям. Это и будем пытаться делать. Ведь оставаться человеком в наше время – самое сложное. Столько сейчас злобы и жестокости вокруг, что еще больше хочется дышать, улыбаться, радоваться.
– Ваши многочисленные родственники, разбросанные по всему свету, предлагали вам помощь в восстановлении фамильного особняка. Вы отказались. Из-за врожденного чувства гордости?
– Дело не в гордости. Мне просто хочется доказать, что я и сам в состоянии что-то сделать, построить. А что касается характера – знаю только, что все мои родственники были людьми добрыми. Таким же и меня воспитали. К сожалению, с добротой, этим самым большим человеческим достоинством, жить в современном мире тяжело. Ее ведь иной раз даже за глупость принимают. Но ничего, не ропщем.
– Несмотря на возраст, вы прекрасно выглядите – у вас атлетически сложенная фигура. Как поддерживаете себя в форме?
– Конечно, занимаюсь спортом. Хотя у меня и диабет, и ног почти уже нет, но в футбол гоняю, бегаю по возможности. А вообще, хорошо выглядеть человеку любовь помогает. Я Ирку свою очень люблю. Еще люблю мечтать, фантазировать, как в детстве. Поэт один говорил: «Кто не мечтает, тот не живет». Очень правильные слова. Поэтому во мне всегда живут два человека: один, которому под 70, кое-что повидавший в жизни, а второй – маленький наивный мальчик. Первый защищает второго всеми силами, потому что если ребенок внутренний исчезнет, то старику и жить не надо, можно уже нырять вниз.
– Кстати, о стариках. Одна из ваших новых театральных работ – почти бессловесная роль старика Йовича, которого собственные дети вывозят подальше и бросают на дороге, в спектакле «Саранча». Чем она вам приглянулась?
– Когда Роман Козак мне предложил почитать сценарий, я сразу выбрал именно этого персонажа. Мечтал сыграть на сцене роль без единого слова. И вроде бы, тьфу-тьфу-тьфу, получилось. Хоть я почти ничего не говорю на протяжении всего спектакля, но за это время, молча глядя в зал, внутренне проигрываю роли Бориса Годунова, Скупого рыцаря, прокручиваю всю свою жизнь – вспоминаю маму, отца, бабушку. Когда ты об этом думаешь, нутро приобретает содержание, и эта внутренняя работа чувствуется прежде всего во взгляде. Мне говорили, что кто-то в зале даже плакал, глядя на моего героя. Так что я очень благодарен театру за эту роль.
– В пятницу у вас спектакль, прямо накануне 70-летия. Как вы собираетесь отметить свой юбилей? Может быть, начнете прямо на сцене?
– Когда мама ушла из жизни, я перестал праздновать дни рождения. К тому же 70-летие – обычно дело такое: пышно отпразднуют, а на другой день в ящик сыграют. Мне пока не хочется. Я себя еще лет на 40 чувствую, не больше.
– Но наверняка же друзья будут звонить, приходить в гости?
– Насчет гостей – не знаю. Мы все время мотаемся по городу. Сейчас у нас даже дома особенно нет: ремонт – и на даче, и в родительской квартире, и в Староконюшенном. А вот если станут звонить, поздравлять, то буду бесконечно благодарен. Случится выпить рюмочку, хоть я и не пьющий человек, – замечательно. Случится улыбнуться кому-то, поцеловаться, обняться, буду только счастлив...
Автор: izvestia.ru
Сайт: Известия
Статья: Пять главных полководцев актера Александра Пороховщикова

Вот почему и предлагали ему все чаще роли военных. И хотя сам Александр Шалвович признает, что по натуре он все-таки больше лирик, даже в новом сериале "Кадетство" у него - роль начальника Суворовского училища. Так что в преддверии 23 февраля мы не случайно обратились к Александру Шалвовичу с просьбой вспомнить пять самых великих, на его взгляд, полководцев.
1. Александр Македонский
"Конечно, он идет в первую очередь. Гениальный полководец, который намного опередил свое время, достоин того, чтобы о нем говорили исключительно в превосходной форме. Мало того, что он был великим полководцем, так он еще и вошел в историю как мыслитель. Не случайно ведь он много общался с Аристотелем, с которым изучал не только различные науки, а гармонию духовного существования в целом. Македонский даже в свои военные походы обязательно брал ученых. И хотя многие называют его жестоким завоевателем и самовластным деспотом, гениальность его как полководца не подвергается сомнению... Хотя, конечно, Чапаеву все равно стулья ломать не стоило".
2. Александр Суворов
"Его обязательно надо вспомнить - ведь с ним неизбежно связаны все наши исторические корни. Жизнь Суворова, как известно, была нелегкой, как у всякого неординарного человека, выбивающегося из окружающей среды. Он много раз бывал ранен, бывал в немилости у российских правителей. Но остался в истории не только как полководец, не знающий поражений, но и как создатель военной доктрины и новой стратегии и тактики войны.
3. Георгий Жуков
"Уникальная фигура в российской истории. Увы, сейчас маршалу приписывают много негатива, забывая при этом: что если бы не Жуков, нас всех не было бы на свете. Понятно, так просто обсуждать или осуждать кого-то, сидя в уютной комнате с чашечкой чая. Но понять и принять величие его - для этого тоже требуется подготовка".
4. Наполеон
"Конечно, невозможно не упомянуть Наполеона. В данном случае комментировать что-то даже бессмысленно, но он остался в истории не только "бонапартизмом", "наполеономанией" - манией величия в большей степени страдали все, кто пытался ему подражать. А военачальник-то он все же гениальный.
5. Русский солдат
"И, наконец, хочу сказать о самом главном полководце, благодаря которому продолжается жизнь, - о Русском солдате. Простой Русский солдат нередко влачит нищету, он забит, иногда забыт, но при всем этом - по большому счету - остается сильным, добрым, чистым, нравственным, терпеливым. И армия русская - добрая, а доброта - удел только сильных людей.
Лично у меня Россия всегда ассоциировалась с таким животным, как слон. Когда слон здоров, к нему не приблизится ни один хищник. А стоит захворать - тут же вокруг стая шакалов. Только ловить им нечего, не будет им обеда. Между прочим, сериал "Кадетство", в котором я сейчас снимаюсь, именно тем и заинтересовал меня, что речь там идет о патриотизме, о самом настоящем. Молодые мальчишки делают свой первый шаг в жизни, совершают серьезный выбор. И наша задача - помочь им в этом".
Фильмография Александр Пороховщиков
/Alexandr Porohovschikov/
Актерские работы:
•  Гори, гори, моя звезда [1969]
•  Случай с Полыниным [1970]
•  Спокойный день в конце войны [1970]
•  Бой после победы... [1972]
•  Ринг [1973]
•  Свой среди чужих, чужой среди своих [1974]
•  Бриллианты для диктатуры пролетариата [1975]
•  Капитан Немо [1975]
•  Ярослав Домбровский [1975]
•  Огненное детство [1976]
•  Ералашный рейс [1978]
•  И ты увидишь небо [1978]
•  Поговорим, брат... [1978]
•  Стратегия риска [1978]
•  Человек, которому везло [1978]
•  Ищи ветра... [1979]
•  С любимыми не расставайтесь [1979]
•  Выгодный контракт [1979]
•  Город принял [1980]
•  Два долгих гудка в тумане [1980]
•  Крах операции "Террор" [1980]
•  Тростинка на ветру [1980]
•  Избранные [1982]
•  Наследница по прямой [1982]
•  Лунная радуга [1983]
•  Завещание Профессора Доуэля [1984]
•  Возвращение с орбиты [1984]
•  Канкан в английском парке [1984]
•  Первоцвет [1986]
•  Тайны мадам Вонг [1986]
•  Мафия. Дело N22 [1989]
•  Все впереди [1990]
•  Живая мишень [1990]
•  ...Цензуру к памяти не допускаю [1991]
•  Тридцатого - уничтожить! [30-го уничтожить!] [1992]
•  Воля [1992]
•  Тридцатого уничтожить [1993]
•  Хаги-траггер [1994]
•  Мытарь [1997]
•  Ворошиловский стрелок [1999]
•  День рождения Буржуя [2000]
•  Империя под ударом [2000]
•  Женщин обижать не рекомендуется [2000]
•  Обскур [2001]
•  Под Полярной звездой [2001]
•  Дальнобойщики. Зеленые бригады. Лебедянь. [2001]
•  Тайный знак [2002]
•  Удар Лотоса - 2: Сладкая горечь полыни [2002]
•  Чердачная история [2004]
•  Авантюристка: СМЕРТЬ В НАСЛЕДСТВО [2005]
•  Слепой [2005]
•  Кадетство [2006]
•  Викинг [2007]
•  Право на надежду [2008]
•  День зависимости [2008]
Режиссерские работы:
•  9 мая [1987]
•  ...Цензуру к памяти не допускаю [1991]
•  Сладкая горечь полыни [2002]
•  Удар Лотоса - 2: Сладкая горечь полыни [2002]
Сценарист:
•  ...Цензуру к памяти не допускаю [1991]