Актеры

Это имя - знаковое. Так же, как имена Вячеслава Тихонова, Олега Табакова, Василия Ланового. И актеров более старшего поколения, уже ушедших: Ростислава Яновича Плятта и Евгения Александровича Евстигнеева. Еще назову имена двух женщин, причастных к этому великолепному телесериалу: Татьяну Михайловну Лиознову и Екатерину Градову. Забыть Микаэла Таривердиева и Роберта Рождественского тоже было бы большой несправедливостью. Не знаю, как вы, уважаемый читатель, а я смотрел этот телесериал раз семнадцать. Теперь - к делу.


Автор: Владимир Нузов
Сайт: Вестник
Статья: ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ АРТИСТ - ЭТО ТРУЖЕНИК

Леонид Сергеевич, какие вопросы вы бы не хотели от меня услышать? О Мюллере, наверное?
- Каждый, буквально каждый норовит спросить о значении этой роли в моей актерской судьбе, о фашизме, сталинизме и других "измах". Мне надоело говорить обо всем этом, поэтому давайте поговорим о другом.
Договорились. Вы уже не так молоды, Леонид Сергеевич. Родителей, наверное, нет в живых?
- Возраста своего я не скрываю: родился 17 декабря 1928 года в Киеве. Родители были долгожители: отец умер несколько лет назад, когда ему было за 90, маме к моменту кончины - около того. Но вместе они не жили с 1937 года, когда отца арестовали, осудили, а нас, "семью врага народа", сослали в город Малмыш Кировской области. Жизнь была сломана. Маме было 27 лет, ей сказали: разведись, жить будет легче. Развелась, но жить легче не стало: в ссылке голодали и холодали. Спустя четыре года вернулись с мамой в Киев, а через несколько дней началась война. Мы еле-еле успели эвакуироваться, немцы заняли город едва ли не на другой день. Мы оказались в южном Казахстане, в городе Чимкенте.
А что стало с отцом?
- Ему дали 10 лет с правом переписки. Приговор "без права переписки" означал, если вы знаете, расстрел. Отец, когда освободился, хотел вернуться к нам, но мама воспротивилась: " Я его никогда не любила". Это меня страшно огорчило, потрясло. Я, помню, спросил маму: "Как же тогда я родился?" Отец нашел себе вторую жену, хорошую женщину, которая продлила ему жизнь на пару десятков лет.
Мама с папой познакомились на рабфаке, она училась на экономическом факультете, он - на юридическом. Они были кристально чистыми людьми - сейчас это, возможно, звучит смешно. Они верили в светлую идею, в революцию. Отцу предложили работать в НКВД - его брат, мой родной дядя, занимал в НКВД Украины очень высокий пост, он и предложил. Мама же советовала отцу пойти по линии адвокатуры: тогда, мол, тебе придется людей защищать, а в НКВД тебя заставят заниматься совершенно другим делом, далеким от защиты. Отец не послушался, пошел служить ТУДА. Носил один ромб, что соответствовало чину армейского генерала. Ну а в 1937-м его, как я уже сказал, посадили. Поэтому меня после школы в приличные вузы взять не могли (замечу, что три последних класса средней школы Леня Броневой одолел за год. - В.Н)., а в институте Театрального искусства в Ташкенте, местном ГИТИСе, в анкете о родителях не спрашивали. Это мне все мама втолковала. Туда я и пошел и, закончив институт в 1951 году, стал артистом. Где я только не работал! В Иркутске, Грозном, Оренбурге...
Я родился в Оренбурге и жил там до 1958 года, когда уехал учиться в Москву. Жили мы в двух шагах от областного драматического театра имени Горького, в труппе которого вы состояли. Я помню вас в спектакле "Семья", в котором вы играли Володю Ульянова...
- Все правильно. Хорошо помню Оренбург, тогда он назывался Чкалов. Позвольте мне задать хотя бы один вопрос интервьюеру, то есть поменяться с вами ролями: почему Чкалов переименовали обратно в Оренбург? Вы как урожденный оренбуржец должны это знать.
Город Оренбург основан примерно в середине 18-го столетия, при каком царе - не помню. В 1938 году, когда погиб Валерий Чкалов, его и переименовали в Чкалов, хотя Валерий Павлович никогда в Оренбурге не жил, ни разу туда не приезжал и даже, думаю, над ним не пролетал. Возможно, переименовали потому, что в Оренбурге незадолго до гибели Чкалова открыли два военных училища: летчиков и штурманов. Училищу летчиков в 1938 году присвоили имя Чкалова, заодно, одним махом, - и городу. Чкалов к этому училищу отношения не имел, он окончил Борисоглебское училище летчиков. Где-то на Волге, под Нижним Новгородом, есть город Чкаловск, бывшее село Василево, в нем-то Чкалов и родился. Итак, название Чкалов было ни к селу, ни к городу. Поэтому в 1957 году Оренбургу вернули историческое имя. Равно как в иные времена Андропову вернули имя Рыбинск, Брежневу - Набережные Челны, даже Ленинграду вернули его историческое имя, которое не всем нравится, в том числе и мне.
- Подозреваю, что в школе вы были отличником... Я хорошо помню ваш город, облдрамтеатр, как его сокращенно называли, его главного режиссера Юрия Самойловича Иоффе. Вторым режиссером театра была чудная женщина Щеглова - забыл, к сожалению, ее имя, а ее дочь, Ольга Высотская, была актрисой того же театра. Воспоминания о городе Чкалове голодные, нищенские, но все равно - светлые, потому что была молодость, были надежды. Оттуда я, как и вы, но годом раньше, уехал в Москву, поступил в школу-студию МХАТ, окончил ее за два года. И опять меня угнали в провинцию, на сей раз - в Грозный. Я вечером играл Сталина, а утром распродавал свои теплые вещи - там они после Оренбурга оказались не нужны.
Скажите, Леонид Сергеевич, а есть такое понятие: провинциальный театр, провинциальный актер?
- Право, не знаю. Я много лет проработал после провинции в Москве, вошел в коллектив Театра на Малой Бронной легко, хотя не у всех так получалось. В провинции актер вкалывает гораздо больше, чем в столице, приходится готовить по 4-5 спектаклей в год, потому что зрителей больше чем на 15-20 спектаклей не наберешь. Дальше - пустой зал. А в Москве люди барские: выпускают в год один спектакль, максимум - два. Покойный Андрей Александрович Гончаров (многие годы - главный режиссер театра имени Маяковского - В.Н). мог готовить один спектакль пять лет. Я был членом Художественного совета театра на Малой Бронной, где схлестнулся однажды с одним артистом. Он, обращаясь к коллегам, говорит: "Да что вы его слушаете! Он же провинциал!" Думал меня оскорбить, а я принял это как комплимент. Провинциальный артист - это труженик, рабочая лошадь! У него нет никаких приработков: ни в кино, ни на местном телевидении и радио, где вакансий внештатников никогда нет. Можно только драмкружок вести на заводе. В Иркутске мне удалось организовать драмкружок только потому, что я пообещал за те же деньги - 60 рублей в месяц - создать еще и хор. Аккомпанировал хору на аккордеоне, привозил его в Москву. Я не хочу жаловаться, это не в моих правилах, но хлебнуть мне пришлось сполна.
Но потом-то вы оказались в порядке: звания, награды, слава...
- Чтобы получить почетное звание, надо было пройти девять кругов ада. И первый, самый страшный круг - партбюро театра. Если они тебя зарежут, твое дело никуда не идет, если же они за закрытыми дверьми проголосуют "за", то дело идет выше: в райком партии. Одновременно оно попадает в горком профсоюзов. Дальше - в ЦК профсоюза работников культуры и Горком партии. Вслед за этим - в отдел культуры КГБ, может, я назвал его неправильно. Из него бумаги приходят в ЦК КПСС, где несколько секретарей ЦК ставят свои подписи. После всей этой канители дело идет в Президиум Верховного Совета. Поскольку я всегда был беспартийный, все это проходило довольно сложно, занимало годы. Народного артиста СССР я ждал четыре года! А "Народного артиста РСФСР" получил благодаря Борису Николаевичу Ельцину. Мы выступали в Кремлевском дворце съездов, я читал "Стихи о советском паспорте" Маяковского. После концерта за кулисы пришел тогдашний Первый секретарь МГК Ельцин в сопровождении чиновников. Красивый, вальяжный, метра под два ростом. Я заметил, что на левой руке у него не хватает пальцев. Кто-то из артистов его спрашивает: "Борис Николаевич, ну как вам тут, в Москве?" Он махнул так рукой и говорит: "Не спрашивайте!".. И вдруг обращается прямо ко мне: "Вы - сибиряк?" Я отвечаю: можно сказать - да, работал много лет в Иркутске. Тогда он поворачивается к сопровождающим, среди которых я узнал министра культуры РСФСР Мелентьева: "Почему он до сих пор не народный артист России?" Буквально через два дня я уже был им!
Потом стали Народным артистом СССР, да? Помогали коллегам?
- Конечно, подписывал прошения на жилье, что-то еще. Но ходить никуда не ходил - стал затворником, ворчуном. Вот в молодости любил шутку, был человеком открытым, покладистым.
Что же - вас считают человеком с тяжелым характером?
- Думаю, да. Говорят, я невыдержанный, вспыльчивый, очень эмоциональный. Но я не выношу несправедливости... Наверное, характер не лучший, а лучше что же - молчать, улыбаться или врать? Я не люблю отмалчиваться, вылезаю, за что часто получаю по голове. А меня столько раз надували, в том числе и у вас, в Америке... Не хочу называть никаких имен, Бог с ними.
Нет уж, пожалуйста, назовите: страна должна знать своих героев.
- Хорошо. Это Эммануил Г. из Бостона. Как он издевался надо мной! Устроил расписание концертов так, что я из Майами должен был лететь в Бостон, в тот же вечер - обратно. Я же не Валерий Чкалов или космонавт какой-нибудь, чтобы летать туда-сюда. Я артист, к тому же - немолодой. Мне нужно перед тем как выйти на сцену отдохнуть, привести себя в порядок. Залы на встречах-концертах были переполнены, он за выступление платил мне 250 долларов. Мне казалось: хорошо, я ведь в этом ничего не понимал. А ребята в Москве меня потом засмеяли: "Молодец, дал на себе разбогатеть шкуродеру!"
Кто ваши ближайшие друзья, Леонид Сергеевич? С Татьяной Михайловной Лиозновой поддерживаете отношения?
- Нет у меня ближайших друзей, к сожалению, - врать не буду. Тятьяна Михайловна - умнейшая женщина, замечательный режиссер, но отношений я с ней не поддерживаю. Она сейчас к тому же больна, даже на вручение премии "Тэффи" не пришла.
Спрошу вас еще об одном режиссере, с которым вы едва ли не четверь века проработали в Театре на Малой Бронной: об Анатолии Васильевиче Эфросе.
- Он собрал в театре очень сильную труппу: Станислав Любшин, Олег Даль, Валентин Гафт, Александр Ширвиндт, Алексей Петренко, Елена Коренева. Можно было поставить любой спектакль, а они стали постепенно уходить, остались Дуров да я.
Я сыграл роль Сократа в пьесе "Сократ" Самуила Алешина, и тут звонит (дело происходит уже в 1988 году) Марк Анатольевич Захаров: " Давно хотел пригласить вас на роль Крутицкого в "На всякого мудреца довольно простоты". Я смело так высказываю ему свое видение проблемы: "Марк Анатольевич, вообще приглашают на роли короля Лира, Отелло или Арбенина. А Крутицкий - что за роль!" Он пригласил меня к себе в Ленком, изложил трактовку роли, из которой я понял, что все, включая Островского, неправильно эту роль понимали! Станиславский играл замечательно, но играл маразматика, точно так же играл Плотников и многие другие актеры. Марк Анатольевич все вывернул наизнанку: "Он идиот? Да он умнее всех! Он видит всех насквозь! Не надо фальшивых интонаций, не надо пресмыкаться, держитесь достойно!" Больше десяти лет уже идет в Ленкоме этот спектакль, сплошные аншлаги, битковые залы. В Ленкоме на все спектакли битковые залы.
Многие идут, замечу, на Броневого. Вчера, например, вы в каком спектакле были заняты?
- В "Королевских играх" Гриши Горина и Марка Анатольевича Захарова. Острая музыкальная трагикомедия, захватывающее, казалось бы, зрелище. Спектакль был целевой, приглашены были работники одного крупного медицинского учреждения. То ли сослуживцы стесняются друг друга, то ли что-то другое, но играть было очень тяжело, потому что в зале - ледяное молчание. Закрыли занавес - бешеные овации, цветы, но кому от них легче? И это - не в первый раз. Социологи, психологи должны изучить этот феномен: почему публика на целевых спектаклях цепенеет, боится показать эмоции. Словом, вчера я ушел больной со спектакля... Примерно так, при гробовом молчании, поскольку в зале сидела Фурцева и два ее помощника, принимали когда-то у Эфроса "Три сестры" в театре на Малой Бронной. Замечательный был спектакль!
Если уж мы заговорили о Чехове, вспомню "Чайку". Сколько их сейчас поставлено! Какие дикие трактовки! У Льва Додина по сцене почему-то ездят на велосипедах, театр превратился в цирк. А лучшие "Чайки" поставили, на мой взгляд, те же Эфрос и Захаров. Марка Анатольевича я считаю выдающимся режиссером, который может поставить все: от рок-оперы (нынешним летом 20-летний юбилей отметила поставленная Захаровым рок-опера "Юнона и Авось". - В.Н) до тончайшего психологического спектакля.
Все-таки спрошу, не удержавшись, о Мюллере. Он положительный герой или отрицательный?
- Возьмите любого человека, можно ли о нем сказать: положительный он или отрицательный? Все гораздо сложнее. Так и в Мюллере: есть все. Он отрицателен только в одном, но, разумеется, в главном: что на его рукаве фашистская свастика. Для нормального человека это отвратительно. А с точки зрения ума, умения анализировать, общаться с людьми - у него можно поучиться. Повторяю: он отрицательный тип. Я никогда в жизни, в театре ли, в кино, не играл ни одного образа так, чтобы быть его прокурором. Некоторые наши артисты играют именно так, а хорошие американские актеры - никогда.
Вы с ними связаны как-нибудь?
- Внимательно слежу за их работой, это суперпрофессионалы. Я никого из них лично не знаю, но вот передо мной фотография Лайзы Минелли. Мы с ней тоже не знакомы, но она через кого-то передала эту чудную фотографию с надписью: "Дорогой Леонид, нахожусь в Москве. Пробуду несколько дней, но, к сожалению, не смогу вас увидеть. Ваша Лайза".
Последний, однако весьма важный вопрос. Вы верующий человек, Леонид Сергеевич?
- Да, верующий. Но я не понимаю, почему в любой религии некое церковное заведение должно быть посредником между человеком и Богом. Я многих спрашивал об этом, мне "объясняют": "Деньги-то им надо зарабатывать! Собирают понемногу у миллионов верующих, поэтому кругом роскошь и золото". Я возражаю: у католической церкви нет золота, все скромнее. Меня просвещают: да, скромнее, но там есть свои прегрешения... Словом, я верую, но не для публики. За себя нельзя у Бога просить, я прошу за жену, дочку, внучку.


Автор: Марина Давыдова
Сайт: Известия
Статья: ЛЕОНИД БРОНЕВОЙ: "Я СОВСЕМ НЕ ПОХОЖ НА ТЕХ, КОГО ИГРАЛ"

Леонид Броневой может все - cпеть по-украински, поговорить по-узбекски, сыграть на рояле, отстучать пальцами на столе самый замысловатый ритм, вывести голосом скрипичный концерт Вивальди. Но употреблять по отношению к нему слово "лицедей", так казалось бы идущее его легкому таланту, можно лишь до той поры, пока не познакомишься с ним лично. Тут сразу же выясняется, что свой "легкий" талант он воспринимает как тяжелую ношу. Он несет его как крест. Те, кто видел его только в театре или кино, могут сами решать, много ли в Броневом от Мюллера, Велюрова или Крутицкого. Те, кто знает его лично, не могут не заметить его сходства с Альцестом, героем знаменитой пьесы Мольера "Мизантроп", бесконечно требовательным к себе и придирчивым к окружающим. Среди коллег он слывет человеком со сложным характером. Правильнее назвать его человеком со сложной судьбой. Во вторник Леониду Броневому - 75. Накануне юбилея он дал интервью Марине ДАВЫДОВОЙ.
- Послушайте, разве можно в таком возрасте устраивать дни рождения? Это же смешно. Алексей Герман сказал, что в 30 останавливаться надо. Пусть Сергей Безруков празднует. А мне куда! Так ведь нет. Только и слышишь отовсюду: дайте интервью, дайте интервью...
- Я сейчас все объясню. С вами случилась страшная вещь. Дело в том, что вы ньюсмейкер.
- Это еще что такое?
- Это газетный сленг. Это значит, что ваша жизнь интересна широкому кругу людей.
- Но я же не Пугачева, не Киркоров, не Галкин. Мне совершенно не нужна вся эта звездная круговерть.
- Как же вы с таким отношением к мирской славе продолжаете быть артистом? Это ведь очень суетная профессия.
- Она не только суетная. Она не мужская. Не может перед мужчиной стоять задача - все время нравиться. К тому же это очень зависимая профессия: зависишь от зрителей, от авторов, от режиссеров, от партнеров, от пожарных. Никогда нельзя добиться конечного результата. А если его добился - нельзя зафиксировать. Вот в спорте можно. Был когда-то чернокожий бегун, пробежавший стометровку за 9,8 секунды. Некоторые говорили: ветер дул в спину и все такое. Но никто пока не переплюнул. И это было зафиксировано. А у нас все субъективно. Вы любите Пикассо, а я, скажем, нет. Где критерий?
- Критерий-то ладно. Художник в конце концов может рисовать то, что ему хочется, не особенно задумываясь о сиюминутном успехе. А артист должен задумываться над этим изо дня в день. Если современники не поймут, потомки точно не оценят. И в этом первородный грех в актерской профессии.
- Но менять-то ее поздно. Вы знаете, сколько мне лет?
Узбекский я так и не выучил
- Вы, если я не ошибаюсь, пытались стать юристом, а не актером?
- Жизнь родителей - а соответственно и моя - сложилась так, что при советской власти я никем другим и не мог стать. Отец работал в органах. Получил в 1937-м десять лет. Правда, с правом переписки. Не расстреляли то есть. Я закончил шестилетку в Киеве. Потом 2 класса при Киевской консерватории по классу скрипки. Там было две противоборствующие школы - профессора Бертье и профессора Магазинера. О, это были незаурядные личности! Потом в ссылке, где мы оказались после ареста отца, сдал за год программу 7-го, 8-го, 9-го классов экстерном. Получил аттестат зрелости и говорю маме: "Я пойду в летное училище. А если не возьмут, то пойду в дипломаты или в артисты". Тогда она положила передо мной анкеты для поступающих (они были огромные, многостраничные) и говорит: "Ты все не читай, прочитай только эту графу". И я читаю: "Находились ли вы или ваши ближайшие родственники в заключении или на оккупированных территориях?". "Ты что-нибудь понял?" - это мать спрашивает. "Понял. Мы не находились ни в заключении, ни на оккупированной территории, а Сталин недавно сказал, что сын за отца не отвечает". "Ты такой же дурак, как и твой отец, - сказала мать. - Это клеймо будет лежать на тебе до конца дней. Я выяснила, что тебя, может быть, примут в театральный институт. Там с анкетами легче. И не в Москве, туда тебе нельзя на пушечный выстрел приближаться, а в Ташкенте". Вот я и поехал в Ташкент и поступил в театральный институт. Там были очень хорошие преподаватели - Инна Вишневская, Костя Березин, профессор Григорьев, профессор Мокульский.
- Это, я так понимаю, был ГИТИС в эвакуации?
- Ну да. А кроме того, Ташкентским драматическим театром руководил тогда Александр Иосифович Гинзбург (он троюродный брат Александра Галича, я это недавно узнал). Его "Отелло" я посмотрел, наверное, раз 20. Там играли три величайших узбекских актера, с которыми не сравнится никакой Голливуд. Отелло - Аброр Хидаятов, Яго - Шукур Бурханов, Дездемона - Сара Ишинтураева. На узбекском языке играли, но все понятно. Воздействие необычайное. Это был второй мой институт. Неформальный. Жизнь была голодной, поэтому я учился и работал. Стал переводить стихи узбекских поэтов.
- Вы что, знаете узбекский?
- Нет, откуда. По русскому подстрочнику. Ночами сидел, штук 50 перевел. На хорошем уровне было одно или два.
- Вы про хороший уровень перевода?
- Поэзии, поэзии. Потом я устроился диктором в Ташкентский радиокомитет. В 6 часов утра мы открывали эфир: я и мой приятель - молодой узбек. Он читал по-узбекски, а я по-русски. От себя рубильничек - ты уже в эфире, на себя - можно кашлянуть. Первое время ужасно путался. И вот однажды приятель не пришел. Ко мне вбегает начальство и говорит: "Ты можешь по-узбекски начать передачу?" Я говорю: "Не знаю, мне надо потренироваться". "Некогда тренироваться, через 3 минуты эфир. Давай - поехали". До сих пор я помню то, что произнес. (Очень бойко и с выражением говорит по-узбекски).
- Здорово!
- Вот именно. Узбекский язык, как и многие восточные языки, очень красивый. Только послушайте: чемодан по-узбекски - чемадон. Во множественном числе - чемадонлар. Если падеж какой-то - то чемадонларнин. Если что-то еще - чемадонларнингиз. А еще бывает - чемадонларнингизнир. Это же прелесть. Хоть узбекский надо было выучить, дураку. А то я никаких языков не знаю.
Потом работал в закусочной. Там старичок-скрипач был и пианистка, а меня взяли с аккордеоном. Там я выучил все военные песни, все песни Вертинского, Лещенко и Козина, все воровские и бандитские песни, потому что я не только играл, но еще и пел - с семи вечера до двух ночи. Каждый день в этой закусочной была драка, а примерно через день кого-то убивали. Туда приходили фронтовики с орденами, кто без руки, кто без ноги. Такие лица! Старик-скрипач хотел брать с них деньги, а пианистка сказала: "Вы что, с ума сошли? Они же с фронта". И мы с них денег не брали. Отдельно всегда сидела другая компания. Тоже довольно интеллигентная - воры в законе. Платили огромные деньги старичку и вели себя очень прилично. Эти заказывали Козина, Лещенко, Вертинского. Но иногда бывала и третья компания - отмороженное хулиганье. Они наматывали тридцатник красного цвета на вилку или на нож и метали их на сцену. Только знай уворачивайся. Это так они заказ делали. "Мурку!" - орут. Как-то раз это хулиганье сцепилось с фронтовиками. И вы знаете, фронтовики им здорово накидали. Через пару дней пришел один молодой красивый человек в сером костюме. У него был такой значок - три карты: тройка, семерка, туз. Я спрашиваю: кто это такой? Мне говорят: это самый главный вор-рецидивист, авторитет, его все боятся. Он может легко убить человека. Убить - и пройти мимо. Такое ведь мало кто может. Он что-то сказал хулиганью и ушел. С тех пор они никогда не трогали фронтовиков. Никогда. А старичок нас с пианисткой надувал: брал 50% себе, а 50% отдавал нам. Как-то раз мы устроили забастовку. Пианистка говорит: "Как вы можете! Леня поет за вечер десятки песен, вы должны платить нам больше". В результате выбили себе 60%.
- Так вы были богатым человеком по тем временам?
- Что вы, совсем нет. Самое острое воспоминание моей жизни -¬ физиологическое. В перерыве между лекциями выходили во двор института, а на втором этаже жил директор. Его жена варила в это время бульон с курицей, и мы, как собачонки, ходили и вдыхали, вдыхали этот запах.
Я был похож на Сталина больше самого Сталина
- Меня всегда почему-то не любили театроведы. Особенно когда я работал у Анатолия Эфроса. Если вы откроете рецензии тех лет, то увидите, что меня или пинают, или, что еще страшнее, не замечают вовсе. Это подобно удару ниже пояса. Словно бы тебя и нет. Вот недавно вышла статья в журнале "Признание". Вы знаете такой?
- Нет.
- Очень красивый журнал. И там театровед Фирстова некая написала статью обо мне. С таким пиететом. Я даже ей позвонил и сказал, что ничего подобного никогда о себе не читал. Обо мне никогда не писали так тепло, даже восторженно. Вы уж укажите ее фамилию - Фир-сто-ва. Остальные ругали.
- Может быть, вам это просто мерещилось?
- Неужели я буду вам врать в 75 лет? Вот зритель - да. Зритель меня принимал всегда чудесно. Любой зритель - солдатский зал, колхозный, интеллигентский.
- В чем же причина?
- Может, это идет от самого большого критика, с которым я как-то не так поздоровался.
- Вряд ли. Думаю, вы просто немного выбивались из общего эфросовского строя. Вы артист совсем иного толка, с более острым рисунком. Есть в вас что-то такое кафешантанное. Вы всегда находили общий язык с Эфросом?
- Творческие отношения были нормальные. Он меня уважал как актера, а я перед ним преклонялся. А вот человечески была несовместимость. Такое же случается. Не зря космонавтов подбирают по совместимости. Но на репетициях с ним было потрясающе. Я научился у него одной очень важной вещи. Самое трудное в жизни, особенно в жизни актера, - самоограничение. Не вылезать на передний план, даже если ты очень яркий. Можно играть Отелло и так надоесть зрителю, что он только и будет думать, когда же ты уйдешь со сцены. А можно играть маленькую роль и создать образ. Я так Дорна стараюсь в захаровской "Чайке" играть. Тихо, без напора, на нюансах. Это такое наслаждение. В молодости я этого не понимал. Я играл романтические роли - Теодоро в "Собаке на сене". Или в спектакле "Вей, ветерок" - она умирает, я ее на руки, лодка плывет. Еще Мересьева играл, Ленина, Сталина.
- Ленина? Сталина? Как на вас счастье-то такое свалилось?
- Не знаю. Не знаю. Никогда не был членом КПСС. Никогда не якшался с КГБ. Вы только подумайте. Дядьку, родного брата отца, - он был замнаркома внутренних дел Украины, носил три ромба (это сегодня генерал-полковник) - застрелили в кабинете. Он основал пресловутую ВЧК с Дзержинским, воевал в Первой конной, дал деньги от НКВД на создание колонии Макаренко. Отца арестовали. Нас с мамой сослали. Причем отец потом, уже выйдя на свободу, очень гордился, что ему вернули орден Красной Звезды. Посмотри, говорил, у меня 36-й порядковый номер, а у Орджоникидзе - 37-й. Так и остался фанатиком. Я с ним жутко ругался. И вот после всего этого я играю вождей революции.
- Вождь был еще жив?
- Нет. Дело было в 1955 году, в Грозном. Сталин уже умер, но сталинизм еще нет. На Сталина я вообще-то, как видите, не очень похож, но у меня был такой грим... Я был лучше всех Сталиных. Я когда первый раз вышел на сцену - вдруг пушечный выстрел. Я решил: что-то взорвалось. Оказывается, просто все встали - там деревянные сиденья, и они хлопнули. Овация не прекращается. Потом они сели - опять грохот. И тишина. С Лениным я говорил свысока. А он, наоборот, чуть ли не заискивающе. Как-то раз выхожу на сцену, и вдруг - полная тишина. Сыграл сцену, пришел в гримерную. Прибегает помреж. Я ему говорю: "Дорогой, что со мной такое случилось, может, расстегнулось у меня что-то?" Он говорит: "Господи, я забыл тебя предупредить. Есть закрытое письмо Хрущева о разоблачении культа личности. Это целевой спектакль. Его сейчас смотрит КГБ. Я тебя должен еще огорчить. Больше Сталина играть нельзя, но ты эту роль все равно играть будешь. Снимешь весь грим. Наденешь тужурку, пенсне, папку возьмешь. А Ленин скажет не "попросите Сталина", а "попросите референта". И с тем же текстом. И вот еще что. Не знаю, как сказать. Мы же были представлены к Сталинской премии...". "Ну и что?!" - "Накрылась!"
- Ужас!
- Ленина играл позже, в Воронеже. В "Третьей патетической". Играл трагическую фигуру - Ленин все понял, но поздно. Уже был болен, ВКП(б) и соратники были против него, и он один своим решением ввел нэп. Я очень серьезно играл. Стремился к предельной естественности. Прием у зрителей был потрясающий. Меня даже представили к званию "Заслуженный артист", но я сбежал из Воронежа в Москву - в Школу-студию МХАТ. И мне все в театре говорили: "Ты что, с ума сошел? Зачем тебе второе образование? Ты уже Ленина играл". Но меня было не остановить.
Грибов заботился обо мне, как нянька
- А в самом деле, почему вы решили поступать в Школу-студию?
- Посмотрел спектакль "На дне" с Грибовым. Я эмоциональный был и сразу же написал ему письмо, не ожидая, что он ответит. А он ответил: приезжайте в Москву. Приехал, стою с чемоданчиком в Камергерском у входа в театр. Он выходит. Я говорю: Алексей Николаевич, здравствуйте, я Броневой, я вам писал. Он говорит: отлично, давай начинай читать. Я спрашиваю: что, прямо здесь? Он говорит: да, ты меня сейчас проводишь до дома и читай. И я начал читать финал "Тараса Бульбы". Сначала тихо, потом как заору на всю улицу. Подошли к дому. "Ладно, - говорит, - сейчас отпуск, они все на дачах, я всех через два дня соберу. У тебя жить есть где?" - "Есть". - "Деньги есть?" - "Есть". Переночевал две ночи на Казанском вокзале, жрать было нечего, конечно. Ну, ничего. Перебился как-то. Голод, кстати, от язвы желудка очень помогает. На третий день прихожу. Смотрю: подъезжают - Массальский, Топорков, Блинников, еще кто-то, Радомысленский. А Грибов бегает, ну просто как нянька. Вызвали. Вхожу - сидят. Страшно ужасно. И я опять пошел "Бульбу" читать, но уже смягчил немного. Я тогда на вокзале многое переосмыслил. Потом Топорков говорит Сарычевой: "Вроде бы у него какой-то украинский акцент? Вы же Качалову, перед тем как его Станиславский на роль Берендея утвердил, исправили южный акцент. Может, поработаете и с ним?". Тут я не выдержал. Как Топоркова зовут, не знал, и говорю: "Уважаемый товарищ, в каких местах вы у меня обнаружили украинский акцент?". "В тех, где говорите от лица Тараса Бульбы". - "Но Гоголь же не написал, с каким акцентом говорить". В общем, поспорили. Сорок минут я потом сидел в коридоре, ждал ответа. Наконец вылетает Грибов, радостный: "С тебя пол-литра, тебя взяли сразу на третий курс".
Жил я в общаге на Трифоновке, опять нищета наступила. Грибов видел, как я тяжело живу. Как-то раз говорит: "Давай сделаем "Злоумышленника" Чехова на двоих. Ты - следователь, а я - этот, который гайки отвинчивал". Мы сделали и раза два в неделю играли по заводам. Я получал рублей 15. Вы шутите?! Стипендия была 29 рублей. Меня за это однокашники очень не полюбили.
- Вам никто не говорил, что вы немного похожи на Грибова? Не только внешне, но и актерски.
- Похож? Я, кстати, и Чебутыкина репетировал в студии Художественного театра, это же его роль. Может быть, потому он так ко мне и отнесся.
Если бы я встретил Захарова 40 лет назад
- Больше всего я не хочу, чтобы казалось, что я жалуюсь. Эти интервью проклятые, все время идешь, как по жердочке, и кажется, что вот-вот свалишься в пропасть. Чуть вправо - ты упал туда, где хвастовство, чуть влево - туда, где жалобы.
- Но вы ведь не жаловались пока.
- Как же? А на критиков?
- А когда вы играли в спектаклях Захарова, вас ругали критики?
- Нет, никогда.
- Может быть, дело просто в том, что в эстетику Захарова вы вписываетесь органичнее, чем в эстетику Эфроса? Может быть, вы с Захаровым нашли друг друга?
- Послушайте, а это мысль! Да, да, конечно. Вы знаете, между артистом и режиссером обычно антагонизм. Это естественно. Но с Захаровым у меня впервые в жизни (хотя он человек очень непростой) сложились душевные отношения. Он еще хочет что-то сказать, а я уже все понял. Я что-то хочу предложить, а он уже все схватил. Но я его нашел только 16 лет назад. Почему не 40? Мы бы столько вместе сделали.
- Странно. Вы же жили в одном городе.
- Не знаю, не знаю почему. Не звал он меня раньше. А 16 лет назад позвал. Сам позвонил. К вашему сведению, никто сам не звонит, секретаршам поручают. Позвонил и говорит: "Я хочу пригласить вас на роль Крутицкого". Я отвечаю с привычной прямотой: "Марк Анатольевич, разве приглашают на роль Крутицкого? Приглашают на короля Лира, на Арбенина, на Отелло. А что такое Крутицкий?" Он говорит: "Приходите ко мне в театр, я вам объясню". И объяснил, что и Станиславский, и Плотников, и Лебедев играли неправильно. И сам Островский тоже ошибся. Если Крутицкий - маразматик и кретин, Брежнев в последние годы своей жизни, тогда зачем Глумову так хитрить? Нет, это человек большого интеллекта, которого даже его друзья-реакционеры выгнали из Генерального штаба. Это такая бестия, такая сволочь. Он изгнан, но все нити политические и экономические в его руках - все схвачено. Никому раньше в голову не приходила такая трактовка. Я фотографии Станиславского смотрел: полного идиота изображает. А Захаров глубже все решил.
Мы "Мудреца" уже 15 лет играем. Интересно, как меняется реакция зрителей. Раньше, когда я произносил название своего сочинения "Трактат о вреде реформ вообще", зал, явно демократический, воспринимал это насмешливо. Теперь на этой же фразе - гром аплодисментов. То есть, я так понимаю, что зал за Крутицкого?
Я ненавижу свои глаза, свои руки, свое лицо
- Вы, судя по всему, идеалистический человек. Тем не менее вам всегда удавались роли циников и мерзавцев. Откуда вы все это в себе черпаете?
- В молодости я играл в карты, на бильярде, выпивал, гулял. Сейчас смотришь, такая огромная жизнь за тобой. Моя ли это жизнь?
Я дал вам свое фото двухлетнего, вот примерно в таком возрасте я вылез как-то на балкон своего дома на Крещатике. На противоположной стороне начиналась улица Ленина, и к параду перед 1 Мая туда съезжались машины. Косиор, Якир - все туда съезжались. Стоят войска, все замерли. И вдруг, смотрю, выстроили помост, и примерно 700 или 1000 детей маленьких стоят на нем с цветами. И маленькая девочка одна на вышечке деревянной. Они поют. Я даже запомнил мелодию и слова. Она начинает: "Вчера була у Сталина. И вим мене признав. И ци чаривни квиточки мини подаровав. У тих чаривних квиточек чаривна сила е. Бо це дарунок Сталина, що силу всим дае". И весь хор детский: "А-а! А-а!". Она: "Що силу всим дае!". Потом - она: "А-а! А-а!". Хор: "Що силу всим дае". А я между решетками смотрю и думаю, как же это прекрасно! Через какое-то время немножко подрос, и всех этих людей расстреляли. И я все пытался понять, как увязать эту девочку, ее пение чудесное и весь этот ужас. Я до сих пор увязать не могу. Просто первое - мое романтическое впечатление от жизни, от ее красоты, а второе - это настоящая жизнь.
Вы знаете, оттого что я все время получал роли негодяев, я буквально сходил с ума. Через много лет, уже после того, как я сыграл Мюллера, я приехал в Киев на два выступления. Нашел там свою музыкальную школу. Захожу - переменка, все бегают. И мне навстречу идет мой учитель Алексей Петрович. Ему лет 80 уже. Я его сразу узнал, а он меня нет. Я говорю: "Здравствуйте, я Леня Броневой". Он вспомнил меня, обрадовался: "Ленечка, господи, как хорошо, что ты приехал. Давай я соберу сейчас всех учеников с 1-го по 6-й класс по классу скрипки". И действительно собрал. Я вышел перед ними и говорю: "Ребята, вы меня знаете по этому фашисту проклятому, но я совсем не для того к вам пришел, чтобы рассказывать о нем и об этой своей роли. Я тут учился. Я окончил два класса. На скрипке я не могу уже играть. Вы же знаете, если даже день не позанимаешься - то все. А я не держал ее в руках 30 лет. Но сейчас я сяду за рояль и голосом спою вам за скрипку первую часть Концерта Вивальди, которую я выучил во втором классе. А аккомпанемент - это, считайте, будет оркестр". Сел за рояль и спел им. Показать? (Долго и вдохновенно поет скрипичный концерт Вивальди). Что творилось с этими детьми! Они вцепились в меня. Повисли на мне... Вот была минута счастья.
Откуда, откуда вы так точно поняли, что я идеалист?
- Да сразу видно. Я бы сказала, что ваш максимализм, принимаемый иногда за вредность, есть производное от идеализма. Идеалисты, с точки зрения обывателя, всегда бывают немножечко вредными.
- Я не вредный. Это просто защитная реакция на жизнь. Она сформировалась от многих скитаний, от бед. Я столько ездил - из провинции в провинцию, из провинции в провинцию. У меня уже защитный панцирь. Это во-первых. А во-вторых, я рожден с ужасным чувством неуверенности в себе. Мне не нравятся мое лицо, мои уши, мои глаза, мои руки. Я ненавижу все это в себе. Наверное, потому, что мне очень нравился Грегори Пек. Я смотрел "Римские каникулы" и думал: "Господи, как же везет людям. Такой прекрасный, такой милый человек и так талантлив". Весь мой максимализм - он же на меня и направлен. Я не похож на тех, кого я играл.
- Вы не любите свою профессию, потому что это всегда немного душевный стриптиз. А я свою - потому что очень неприятно лезть к людям в душу и обо всем их расспрашивать. Но тем не менее вы продолжаете играть, а я продолжаю работать в газете.
- Да, да, конечно. Вы уже приняли этот путь и, значит, как человек цельный - надеюсь, цельный - должны его продолжать. И я должен. Я артист поневоле. Но я же артист.
Автор: Ольга Шаблинская
Сайт: Аргументы И Факты
Статья: Леонид Броневой: играл в домино, чтобы прокормиться

«Чуть не стал Гитлером»
— ЛЕОНИД Сергеевич, вас не приняли однажды в известный театр… Причем резюме было престранным…
— Да, все это правда. Меня не приняли в «Современник». Вышел Табаков и сказал: «В вашем творчестве не чувствуется личностной темы». Я даже не стал выяснять, что он имел в виду. Сказал только :»Спасибо вам большое, дорогие коллеги, за то, что я с вами учился, за вашу помощь в трудный для меня момент». Я ведь приехал в Москву показаться на одолженные у друзей деньги. Потом, когда я уже стал играть в Театре на Малой Бронной, Табаков приходил пригласить меня в свой театр. Я его ка-ак матом послал! Тоже мне, «личностная тема»! Я до сих пор не могу понять, что это такое, существует ли она вообще и есть ли эта личностная тема у кого-то вообще! Надо спросить у всех, кто там сидел — у Ефремова, Волчек. Не хотели брать, могли бы сочинить какую-нибудь другую причину:»Не нужен ты нам, и все!» Было бы хотя бы честнее.
— А как вы относитесь к тому, что многие зрители даже не называют вас по фамилии, а просто «Мюллер.» Может, это и есть «личностная тема»?
— Да, меня и на улице, когда узнают, говорят: «Смотри-ка, Мюллер пошел». Я не знаю, личностная ли это тема, но иногда бывает обидно: я сыграл больше ста двадцати ролей в театре и в кино, а у зрителей в основном ассоциируюсь с моим героем из «Семнадцати мгновений»… Но, с другой стороны, конечно, приятно, что у меня есть роль, которая стала «визитной» карточкой. Ведь бывает так в жизни актера, что он может сыграть массу ролей и ни одна из них не западет в душу людям.
— А ведь вы могли и не стать любимцем публики, если бы не послушались своей жены.
— Да, это точно! Мне же сначала предложили сыграть не Мюллера, а Гитлера. Сделали фотопробу, похож, кстати, очень сильно. Но моя жена сказала:»В крайнем случае я согласна на Мюллера, но не на Гитлера!» Но вы не подумайте, что только из-за этого я отказался от первого предложения. Нет, конечно же. Просто если бы Гитлер был выписан психологически так же тонко, как Мюллер… А то в фильме Гитлер какой-то постоянно орущий человек, это, на мой взгляд, зарисовка, карикатура, а не человек. А Мюллер — другое дело.
— Правда ли, что блестяще сыгранный вами нервный тик Мюллера — результат того, что вам был тесен мундир?
— Абсолютная правда. Действительно, мне сшили мундир, наверное, на два размера меньше, чем надо, и он резал постоянно вот здесь, на шее. Из-за этого я все время дергал головой. Лиознова поэтому и спросила меня: «Что это вы делаете?» — «Да мне мундир режет». — «Я не к тому, что вам режет! Не сделать ли это нам краской в самых «нервных» местах ?» И она нашла эти места… Кстати, это очень понравилось Захарову. Он говорил потом актерам: «Видите, как можно без слов передать нервное состояние человека?»
-Мне известно, что за полгода до съемок «Семнадцати мгновений весны» вы выучили не только свою роль, но и роль Тихонова, причем достаточно необычным способом…
— Ну откуда вам все это известно? Я ведь действительно выучил не только свою роль, но и слова Тихонова с помощью своей жены. То она читала монолог Штирлица, а я Мюллера, то наоборот. Монологи были огромные, и ничего нельзя было выкинуть, все были очень хорошие. Так что я просил жену помочь. Читали, конечно, ночами, днем-то на работе, и она, моя бедная, так вымоталась… Но мне надо было знать текст Штирлица — тогда я мог точно отреагировать, выбрать правильную интонацию, жест.
— Вам, по-моему, везет на роли сильных мира сего, ведь помимо Мюллера вам довелось еще играть и Ленина со Сталиным.
— Да. И не обошлось без курьезов. Однажды после спектакля «Кремлевские куранты», где играл Сталина, я чуть не умер… Вы знаете, что такое молчание зрителей при его выходе на сцену, если до этого зал просто взрывался аплодисментами?! Помню, на первых спектаклях мне казалось, что пушки стреляют (а это было в Театре имени Лермонтова, где были деревянные сиденья, и оттого, что все резко вставали, стоял ужасный грохот). Такие овации! Бо-оже мой… И вдруг, представляете, на одном спектакле — тишина. Абсолютная. Конечно, с меня пот градом. Пробормотал что-то, помню, и ушел. Лег за кулисами. Что произошло? Первая мысль была: наверное, у меня расстегнулась ширинка. Все. Это расстрел.
-?!
— Да-да, не удивляйтесь, во времена так называемого культа личности Сталина за это расстреляли бы в два счета. Но с ширинкой-то оказалось все в порядке и с гримом тоже. Подошел ко мне Тиханович — главный режиссер. Я говорю: «Что же это такое я сделал сегодня?» — «Да ничего ты не сделал! Там просто КГБ сидит — они получили закрытое письмо, разоблачающее культ личности Сталина. Это был целевой спектакль, вот никто и не хлопал при твоем выходе».- «Предупреждать же надо! Меня чуть удар не хватил». Тиханович удивился: «Ну не всех же предупреждать. Тем более ты беспартийный». — «Постойте… А как же наша Сталинская премия?» -«Все, тю-тю наша премия. Накрылась!» Я спрашиваю: «И как мне теперь играть послезавтра?»- «Так и играть! Только никаких усов». А Добротину, который Ленина играл, сказал: «А вы скажите, что просите зайти к себе не товарища Сталина, а референта». Так я и играл — с тем же текстом, но уже референта, немножко подхалимничая.
Беспокойный актер
— ЭТО правда, что когда вас не взял на гастроли какой-то театр, вы, чтобы прокормить семью, играли в домино?
— Правда. Меня не взял на гастроли Театр имени Пушкина в Москве. Я очень просил: «Ну возьмите меня с собой, мне надо кормить дочь, жена недавно умерла. Пока вы будете давать спектакли, я объеду все села с концертами, я же гармонист. Привезу вам целую кучу грамот благодарственных». Но режиссер меня посылал к директору, директор к режиссеру, и так бесконечно. Когда театр уехал, у меня не было ни копейки. Зарабатывал на Тверском бульваре рубль в два дня… Это, конечно, смешно, но все-таки две буханки хлеба по пятнадцать копеек, пакет молочка или творожку. А вы знаете, какие правила в домино? Если ты выиграл, то не имеешь права покинуть скамейку. Но я нарушал этот закон неписаный. Выиграю рубль и ухожу. «Ах ты, …»- меня матом как пошлют. Я им объяснял, в чем дело, и потом мне начали прощать то, что с выигрышем я уходил.
— Режиссеры жалуются, что уж очень беспокойный вы актер: сначала требуете полнейшей экспозиции сценария, потом целый день идет трактовка роли, далее — бесконечные звонки с предложениями, замечаниями…
— Ну конечно. Я самоед. Чем больше я играю, тем больше мои требования к самому себе. В молодости был легкомысленным: дали красивые сапоги, замаршировал браво, и все прекрасно. Сейчас все совсем по-другому: долго обдумываю роль, слова, в общем, начинаю жить ею. Другим я прощаю огрехи — никогда не клеймлю, не делаю замечаний, если только сами не спросят. А к себе бес-по-ща-ден.
— Инна Чурикова как-то сказала, что у нее в «Ленкоме» бывали моменты, когда она чувствовала, что не нужна Захарову: он, бывает, так увлекается текущей работой, что забывает о тех, кто не занят в ней. У вас таких моментов не было?
— Вы понимаете, актер — мнительный, нервный человек. Бывало, тоже щемило, когда не играл. Одно время был задействован только в спектакле «Мудрец». В одной передаче меня спросили: «Что бы вы сделали, если бы были режиссером, а Захаров — вашим актером?» Я пошутил в ответ: «Дал бы играть ему столько, сколько он мне». После этого Марк Анатольевич надавал мне столько ролей… Говорит: «Жаловались? Пожалуйста!» — «Я не жаловался! Я пошутил! » — «Нет. В каждой шутке есть доля шутки». Я молчу, играю. Потому что нельзя признаваться в собственной слабости: никого не волнует, что ты себя плохо чувствуешь. У нас жестокая профессия — в любом возрасте нужно соответствовать молодым. Поэтому я никогда не прошу второй состав.
— Леонид Сергеевич, существует аксиома, по которой актер и вообще творческий человек не может быть счастлив в личной жизни. Вы с этим согласны?
— Ни в коем случае. Нельзя же так идеализировать человека творческой профессии. Ему, как и всем, нужна хорошая семья, уютный дом. У меня, например, прекрасная жена, самый дорогой для меня человек на свете.
«Балерина не ответила взаимностью»
— Свою первую любовь помните?
— Нас с мамой эвакуировали в Чимкент в сорок втором. Мне тогда было четырнадцать лет, и я выступал в самодеятельности во Дворце пионеров. Там была одна девочка, которая занималась балетом. Я так влюбился… Просто безумно. Но балерина эта не ответила мне взаимностью, я ей не понравился. Мне было тогда очень тяжело.
— А потом часто влюблялись? Вы влюбчивый человек?
— Да-а, был страшно влюбчивый. В молодости гулял. Плохо, наверное, хвастаться, но сильно гулял. Потом отсек все это, когда женился. Уже лет тридцать я — семьянин. Появилась какая-то внутренняя ответственность за человека, который рядом со мной. Я часто уезжал на гастроли и при желании мог бы иметь много удовольствий. Но никогда не позволял себе этого. У нас с женой очень доверительные отношения, я не смогу чего-то скрыть от нее. Если сказал бы, что изменил, она бы плакала. Нет, лучше я буду абсолютно чист перед ней.
«Жена провожала меня домой»
— НО ведь сейчас очень распространено мнение, что физическая измена — не измена.
— Это неправда. Почему же не измена? Что, вместо меня кто-то другой изменял, что ли? Глупо. Получается по этой новомодной теории, что человек не в состоянии управлять собственным телом и тело существует отдельно от моей души, моих чувств.
— Расскажите, как вы познакомились с Викторией Валентиновной?
— Я играл американского корреспондента в «Мятеже неизвестных» по пьесе Генриха Боровика. Молодой был, симпатичный. Тогда джинса еще дефицитом была, а я играл в спектакле в джинсовой рубашке, а потом в смокинге, с бабочкой. Пел, танцевал в спектакле. Вика ходила на все мои спектакли и каждый раз провожала меня домой. Я, помню, думал: «Что это такое?! Меня хотят окрутить? Я молодой, хочу гулять!» Дело, конечно, не только в том было, что я «хотел гулять». У меня умерла жена, оставив четырехлетнюю дочку. Я был нищий, жил в коммуналке в Среднем Кисловском переулке. Только раскладушка и тараканы — все, что у меня было. Подумал, что Вика решила, что раз я актер, то обеспеченный.
— И долго ваша жена вас так провожала?
— Пять лет. (смеется). Ну шучу, конечно. Это мы расписались через пять лет — меня ведь нелегко женить было. Вика провожала меня, провожала, а потом понравилась мне. Она худенькая-худенькая была, в сиреневом платьице все время ходила… Скромная очень. Замечательный человек, я без нее теперь и жизни не представляю.
— Я знаю, ваша супруга по профессии инженер.
— Она чертежник. Уже много лет, правда, не работает. Но ведь чего мне стоило, чтобы она ушла из своей конторы! Два года я ее уговаривал: «Вика, ну я уже могу тебя обеспечить». — «Нет!!! Как я оторвусь от коллектива?!» Еле-еле уговорил. Я теперь иногда по утрам шучу: «Ну что, на работу пойдешь?» — «Не-е-ет!» — «Почему же тогда так сопротивлялась?» Говорит: «Дура была!» Вот ведь какое советское воспитание!
— Говорят, путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Ваша жена хорошо готовит?
— Готовит-то она хорошо, но утверждение это — полная ерунда. Может, к сердцу какого-нибудь мужчины и лежит путь через желудок, но не к моему. Я ведь человек самоограничения, плюс к этому мне нельзя наедаться — играю без второго состава. Утром — чашку кофе, в обед — немного бульона и второе, вечером — бутерброд. И несмотря на это, Вика постоянно таскает тяжеленные сумки из магазинов. Я недавно с нее клятву взял, что она не поднимет больше пяти килограммов — у жены больные почки. И тут она приносит опять с рынка килограммов пятнадцать на себе. Я устроил такой скандал! «Ты совершила клятвопреступление! Куда ты все это несешь? Ты же знаешь, что мне бутерброда с кофе достаточно!» Ой, знаете, мне просто невыносимо представить даже, что ее, такую хрупкую и худенькую , сумки волокут — не она их, а они ее. Моя жена видит, что я много работаю, вот и старается меня побаловать — повкуснее накормить. Да и вообще все ее мысли только обо мне. Ждет меня каждый раз после спектакля, сидит и смотрит в темное окно, моя бедная. И мои заботы только о ней. Всегда думаю, как бы туфельки ей красивые купить, кофточку, чтобы она могла хорошо выглядеть, если куда-то пойдем.
— А цветы дарите?
— Всегда. Я знаю, что она любит гвоздики, поэтому у нас всегда на кухоньке цветы. Я иногда шучу: «А ты же не любила цветы». — «Потому что у меня вазочки не было». Раньше мы скромно жили и приходилось цветы в банку ставить. Зато теперь есть несколько красивых вазочек.
— Леонид Сергеевич, женщины сейчас становятся все более самостоятельными. Бизнесвумен, женщины-политики… Да и что там говорить, в отношениях с мужчиной представительницы прекрасного пола часто берут инициативу в свои руки.
— Что ж, женщине приходится быть сильной, если у нее слабый муж. Сейчас ведь какое время? Не каждый мужчина может содержать свою семью, помогать безработным родственникам, понимаете? Поэтому женщинам и приходится работать, как лошадям. Кому-то же надо кормить семью! Это что касается материальной стороны вашего вопроса. А насчет инициативы в отношениях… Так ведь всегда было. Властная женщина — мягкий мужчина, сильный мужчина — уступчивая женщина. Если оба по характеру лидеры или, наоборот, мягкотелые, то такие отношения долго не протянутся.
— А как вы относитесь к гражданскому браку?
— Знаете, нерасписанными жить, наверное, можно, но возникает столько проблем чисто бытового плана. Например, даже в гостинице раньше не селили в один номер. А в психологическом плане быть мужем и женой не только из-за совместного быта, но и перед законом, обществом, церковью тоже очень важно. Кстати, насчет росписи. Мы с Викторией Валентиновной поженились в день первого съемочного дня «Семнадцати мгновений весны». Не успели даже выпить шампанского, как подошла машина: «На съемку!» Жена заплакала даже, а я говорю: «Не расстраивайся, это хорошая примета».
— Могли бы вы дать молодежи совет, как выбрать себе такого спутника жизни, чтобы раз и навсегда, без разводов.
— Я слышал, что для того, чтобы люди могли с уверенностью жениться, надо взять два билета на поезд «Москва — Владивосток» и обратно. Всю дорогу вдвоем в одном купе. И все будет ясно — как человек ест, как он одевается — раздевается, насколько он аккуратен. Здесь все очень важно. А когда вернетесь в Москву, уже ясно будет, жениться или нет.
-А вы брали такой билет?
— Нет, я на слово поверил своей жене. И не ошибся.
— Анекдоты любите?
— Да, очень. Особенно, как вы сами понимаете, про сладкую парочку Штирлиц-Мюллер. Вот, например, один из любимых. Штирлиц выстрелил в Мюллера. Пуля отскочила. «Броневой»,— подумал Штирлиц. Ведь это даже не анекдот, а зрительский комплимент, правда?



Автор: Белов
Сайт: sem40.ru
Статья: Табакова я послал на три буквы!

«Зарабатывал деньги игрой в домино»
— Меня всё время куда-то не брали. Однажды не приняли в театр «Современник». Олег Табаков сказал: «В вашем творчестве не чувствуется личностной темы». Я даже не стал выяснять, что он имел в виду. Сказал только: «Спасибо вам, коллеги, за помощь в трудный для меня момент». Ведь я приехал в Москву на занятые у друзей деньги. Позже, когда я уже стал играть в Театре на Малой Бронной, Табаков приходил пригласить меня в свой театр. Я его матом послал! До сих пор не могу понять, что такое «личностная тема», существует ли она вообще и есть ли у кого-то... Не хотели брать, сочинили бы какую-нибудь другую причину: мол, не нужен ты нам. Было бы честнее. Мы же актёры!
А однажды не взяли на гастроли Театра имени Пушкина. Я очень просил: «Ну возьмите меня с собой, мне надо кормить дочь, жена недавно умерла. Пока вы будете давать спектакли, я объеду все сёла с концертами, я же на гармошке играю! Привезу вам целую кучу грамот благодарственных». Но режиссёр меня посылал к директору, директор — к режиссёру, и так до бесконечности.
Театр уехал, а я остался без копейки. Пришлось зарабатывать игрой в домино на Тверском бульваре. Получалось что-то около рубля за два дня... Это смешно, но всё-таки две буханки хлеба, пакет молочка или творожка. А знаете, какие правила в домино? Если ты выиграл, то не имеешь права покинуть скамейку. Но я нарушал этот закон. Выигрывал рубль и уходил. Меня материли на чём свет стоит. Я объяснял, как есть. И доминошники мне прощали то, что я уходил с выигрышем.
Кстати, однажды и жена не пустила меня сыграть в «Семнадцати мгновеньях...» роль Гитлера! Мне же сначала предложили сыграть не Мюллера, а фюрера.
Сделали фотопробу — похож. Но Вика сказала: «В крайнем случае я согласна на Мюллера, но не на Гитлера!». К мнению жены я прислушался. Иначе представьте себе, что Гитлер был бы сыгран так же психологически точно, как Мюллер... В фильме Гитлер постоянно орёт. Это, на мой взгляд, карикатура, а не человек. А Мюллер — другое дело.
«Я был секретарём-машинистом»
В середине 30-х годов сын генерала НКВД, племянник заместителя Наркома внутренних дел Украины Лёня Броневой мечтал стать журналистом-международником. Но в 1937-м его отца арестовали как врага народа, а дядю-генерал-полковника, одного из основателей НКВД, героя Первой конной — застрелили прямо в кабинете. Леонида с матерью сослали в Кировскую область.
В 1944 году Леонид экстерном окончил десятилетку, причём одновременно с учёбой подрабатывал учеником пекаря, секретарём-машинистом, трудился в пошивочном цехе кукольного театра. Пришло время определяться с основной профессией. А так как путь в журналистику был заказан — мешало клеймо сына врага народа, он решил попытать счастья в Ташкентском институте театрального искусства имени А.Н. Островского. Там не требовали заполнять никаких анкет...
«А ты сыграй без слов!»
— В пятидесятом году, после окончания института, меня распределили в Магнитогорский драматический театр имени Пушкина. Оклады там были мизерными. Денег едва хватало на пропитание. Чтобы как-то свести концы с концами, я организовал хор и сам аккомпанировал ему на аккордеоне. И вот однажды мне дали роль! Я был счастлив, пока не узнал, что она без слов... Режиссёр принялся объяснять, что у меня всё впереди, что роль с текстом сумеет сыграть каждый, а ты попробуй обратить на себя внимание без поддержки автора... Как я пережил это — не знаю. Но потом часто вспоминал об этом эпизоде.
Для съёмок «Семнадцати мгновений...» мне сшили мундир размера на два меньше, чем требовалось. Чёрный воротник впивался в шею. Из-за этого я всё время дёргал головой. «Что это вы делаете?» — спросила меня Татьяна Лиознова. «Да мне мундир шею режет». — «Я не к тому, что вам режет! Не усилить ли это в самых нервных местах?» И она нашла эти места... Приём очень понравился Марку Захарову. Он говорил потом актёрам: «Видите, как можно без слов передать нервное состояние человека!».
Умение Броневого создать законченный психологический портрет высоко ценится режиссёрами. Одна из последних работ такого плана — портной в «Шизофрении» (1998 г.). Текст этой роли актёр сочинил сам, за исключением одной фразы, ставшей крылатой. Ему никак не удавалось придумать ответную реплику на слова Александра Збруева, игравшего сотрудника КГБ: «От скромности вы не умрёте». Броневой позвонил Григорию Горину, и тот с ходу разрешил его затруднения, придумав ответ: «С вашего позволения, я хотел бы умереть от старости».
«В день свадьбы уехал на съёмку»
— Помню, играл я американского корреспондента в «Мятеже неизвестных» по пьесе Генриха Боровика. Тогда джинса ещё дефицитом была, а в спектакле я играл в джинсовой рубашке. Потом переодевался в смокинг с бабочкой. Моя тогда ещё будущая жена Вика ходила на все спектакли. И каждый раз провожала меня домой. Я думал: «Что это такое? Я ещё не нагулялся, а меня хотят окрутить?!». Дело, конечно, не только в том было, что я хотел гулять. Я тогда уже был вдовцом с четырёхлетней дочкой на руках. Нищета, коммуналка в Среднем Кисловском переулке, раскладушка и тараканы — вот всё, чем мог я похвастать за пределами сцены. Я думал, что Вика решила: раз я актёр, то обеспечен по полной программе. Но она всё провожала и провожала... И в конце концов понравилась! Через пять лет мы расписались. Замечательный человек, я без неё теперь и жизни не представляю.
Кстати, насчёт свадьбы. Мы с Викторией Валентиновной поженились в первый день съёмок «Семнадцати мгновений весны». Не успели даже выпить шампанского, как подошла машина: «На съёмку!». Жена заплакала, а я говорю: «Не расстраивайся, это хорошая примета»...
Досье
Леонид Сергеевич Броневой родился 17 декабря 1928 года в Киеве. Учился в музыкальной десятилетке при Киевской консерватории по классу скрипки. Окончил Ташкентский институт театрального искусства имени А.Н. Островского (1950 г.), Школу-студию МХАТ (1955 г.). Играл в театрах Грозного, Иркутска, Воронежа (с 1958 по 1962 годы работал в нашем театре драмы им. Кольцова), Москвы. С успехом исполнял роли Ленина, Сталина. Дебютировал в кино в 1964 году (жандармский полковник в «Товарище Арсении»). Звёздная роль — Мюллер в «Семнадцати мгновениях весны» (1973 г.). В общей сложности сыграл в кино 50 ролей. Живёт в Москве. Работает в театре «Ленком» под руководством Марка Захарова.
Кстати
Броневой знает один нехитрый приём, с помощью которого можно определить, подходят влюблённые друг другу для дальнейшей жизни или нет. Леонид Сергеевич с улыбкой рекомендует взять два билета на поезд до Владивостока. Вдвоём в одном купе — туда и обратно. «И тут ничего не утаишь — как человек ест, как он одевается, насколько он аккуратен, заботлив. Каждая мелочь наружу выплывет. А когда вернётесь, уже ясно будет, жениться или нет».


Фильмография Леонид Броневой
/Leonid Bronevoy/
Актерские работы:

Товарищ Арсений [1964]
Лебедев против Лебедева [1965]
Твой современник [1967]
Повинную голову... Дело N4 [1971]
Шантаж. Дело N6 [1972]
Всего несколько слов в честь господина де Мольера [1973]
Семнадцать мгновений весны [1973]
17 мгновений весны [1973]
Врача вызывали? [1974]
Исполняющий обязанности [1974]
Таня [1974]
Агония [1974]
Маяковский смеется [1975]
Прошу слова [1975]
Вооружен и очень опасен. Время и герои Франсиса Брет Гарта [1977]
Тот самый Мюнхгаузен [1979]
Похищение "Савойи" [1979]
Какие наши годы! [1980]
Возвращение резидента [1982]
Покровские ворота [1982]
Если верить Лопотухину... [1983]
Формула любви [1984]
Конец операции 'Резидент' [1986]
Конец операции "Резидент" [1986]
Чичерин [1986]
Загадочный наследник [1987]
Большая игра [1988]
Физики [1988]
Небеса обетованные [1991]
Старые молодые люди [1992]
Итальянский контракт [1994]
Маленькая королева и другие [1996]
Корабль двойников [1997]
Шизофрения [1997]
Варвар и еретик [2005]
Простые вещи [2006]