Описание фильма

"Трасса "   

	сюжет и комментарии	интересно

Сюжет и комментарий

    У Дворцевого трасса — узкая дорожка в пустыне, глинобитная, с мелкими камешками, по которой изредка трусят запыленные, усталые, очень пожилые грузовики. Время от времени они останавливаются на отдых; когда машин собирается несколько, появляются бродячие актеры, уйгуры — семья Ташибаевых: муж, жена, шестеро сыновей всех возрастов, от взрослого до грудного, и их сопливая сестренка. Они тоже ездят по пустыне на развалюхе-автобусе, который заводится с трудом. Дети делают пирамиды, ложатся на битое стекло, держат в зубах увесистую гирю, а отец бьет по ней молотком. Таковы аттракционы для публики — дальнобойщиков и двух-трех чумазых ребятишек из ближайших убогих домиков. Идет шапка по кругу: «Заплатите, кто сколько сможет, а у кого денег нет — смотрите бесплатно». Нравы под стать нетронутой природе.

   Дворцевой из всех углов выбирает медвежий. То казахскую юрту (Счастье), то забытый богом и людьми русский поселок, где доживают свой век несколько стариков и старух (Хлебный день), то вот теперь — пустыни Казахстана, где светит безжалостное белое солнце, где много песка и тонкая кромка неба — желтая, а не голубая. И жара, жара. Мечта о светлом будущем: «Вот приедем, где будет тень и прохладно». Дворцевой выбирает жизнь, которая никак не может сдвинуться с места. В начале и конце “Трассы” старший сын пытается завести дом-автобус, и если в первый раз это у него получается, то потом — нет. Он сдается, говорит: «Все, больше не могу».

   Герои едут, но будто стоят на месте. Собирают от своих артистических трудов, надо полагать, гроши. Автобус — их дом на колесах, где внутри набросаны матрасы и все спят «покатом», в тесноте, духоте и часто в обиде. Дети дерутся, а мать то грозит («сейчас как врежу, это ужас, а не дети»), то затягивает колыбельную («солнышко мое»). Собственно, Трасса — фильм о детях, детях пустыни. Не только о человечьих. Как и в Хлебном дне, здесь пищат, ссорятся щенки, отталкивают друг друга от банки с пищей для орленка, на которую зарятся. Сам орленок, найденный детьми в редкой сухой траве, становится членом семьи: малыш, «слеток», он еще не умеет взлететь, но размах его крыльев огромен, вид благороден и торжествен, а глаз прикрывает крепкое перламутровое веко. Щенки поедают его пищу, а он бесстрастно и царственно смотрит вдаль.

   Дети, собаки, орлы — натура, которая не умеет быть неестественной, а значит, для документалиста она выгодна и выигрышна. Дворцевой чувствует поэтичность природного мира глубоко и сильно. Знаменитый афоризм «нет красоты в пустыне, красота в душе араба» он выворачивает: его красота — в самой пустыне, а араб (художник, режиссер) может только либо увидеть ее, либо нет.

   Дворцевой наблюдает за своими героями с близкого расстояния, проживая рядом с ними часть жизни и вместе с тем сохраняя дистанцию наблюдателя, а не соучастника. Не тревожа «объективность» живой жизни. Но есть в этом методе некоторое непреодолимое — в рамках Трассы, во всяком случае, — противоречие. Метод дает сбои, тем более ощутимые, что сам он в нашей сегодняшней документалистике — главенствует. Да, нет ничего важнее жизни, просто жизни — с утра до вечера, от рождения до смерти. Когда в реальности человеческая жизнь обесценилась, документальное искусство остро почувствовало ее прелесть и счастье. Кроме всего прочего, уставшие от идеологии документалисты ринулись в простую жизнь как в подлинную реальность, свободную от картонной патетики. Однако, изымая из нее, жизни, идеологию, документалистика попутно лишает ее вертикали, устремленности ввысь, осмысленности. А ведь такая вертикаль есть в жизни человека и самого простого. Документалистика превращает человека в плоскость, упраздняет его глубину и жизнь его души. При том, что даже щенок — существо с жизнью души, а не только с лохматым обаянием и милой возней около миски с едой.

Энциклопедия журнала "Сеанс"