"Малышка Лили "
| Название фильма: | Малышка Лили |
|
|
| Страна-производитель: | Франция | ||
| Английский: | La Petite Lili | ||
| Жанр: | мелодрама | ||
| Режиссер: | Клод Миллер | ||
| В ролях: | Николь Гарсиа, Бернар Жиродо, Жан-Пьер Марьель, Людивин Санье, Робинсон Стевенен, Жюли Депардье, Ив Жак, Марк Беттон, Мишель Пикколи | ||
| Год выпуска: | 2003 | ||
| Наша оценка: | 
|
||
| Купить | |||
|
|
||||||||
Сюжет и комментарий
Лили, начинающая актриса, покорила молодого и бескомпромиссного режиссера Жюльена. Но девушке трудно устоять перед обаянием Бриса, искушенного сердцееда и знаменитого кинематографиста. Мать Жюльена, кинозвезда Мадо мучается от ревности: ведь Брис — ее любовник! Жюльен тоже не находит себе места: кому отдаст свое сердце Лили — ему или Брису? Достойна ли она любви Жюльена? Сможет ли Жюльен вернуть свою девушку и нанести поражение такому опытному и самодовольному сопернику?..
И еще:
Знаменитая актриса Мадо (лауреат премии "Сезар" НИКОЛЬ ГАРСИА - "Похищение для Бетти Фишер") проводит лето в своем загородном доме вместе с сыном Жюльеном (лауреат премии "Сезар" Робинсон Стевенен - "Его брат"), мечтающим снимать кино, и любовником Брисом (Бернар Жиродо - "Капли дождя на раскаленных скалах"), режиссером нескольких последних фильмов Мадо. Жюльен до безумия любит Лили (Людивин Санье - "Бассейн"), местную девушку, мечтающую стать актрисой. Лили тоже нравится Жюльен, но она очарована Брисом - знаменитый режиссер кажется ей намного перспективнее. Лили уговаривает Бриса взять ее с собой в Париж. Пять лет спустя Лили уже сама становится знаменитостью. И она больше не живет с Брисом. Случайно Лили узнает, что Жюльен снимает свой первый фильм, и этот фильм - о ней.
Будем пить и веселиться
Текст: К.Тарханова
Практически все фильмы Четвертого фестиваля "Французское кино сегодня" скоро выйдут в прокат, и если время стерпит, тогда о них будет подробнее. Пока фестиваль только начинается 4 декабря, и желающим с пользой его посетить краткий отчет не помешает.
Из всех национальных жанров лучше всего французам в этом году удались все-таки комедии. Билеты на Открытие можно брать в любом возрасте, статусе и настроении — там будут "Невезучие" Франсиса Вебера. Это совсем не римейк давнишних "Невезучих", в оригинале вообще другое название, но сходство определенно есть. Роль искреннего придурка досталась Депардье вместо Ришара, а роль крутого бандюги — наоборот, Жану Рено вместо Депардье. Дуэт сам по себе гораздо точнее и плодотворнее, Рено — мачо по жизни, а Депардье, похудевший на двадцать килограмм, творит в сфере перевоплощения нечто невообразимое. Ришар когда-то предъявлял природный придурочный имидж, а этот именно играет идиота, хотя все знают, что он умный. Диалоги смешные, свита тоже блестящая — Дюссолье и Берри, психиатр и следователь, но главное в этом комическом боевике с побегами из тюрьмы, погонями по Парижу и местью за смерть возлюбленной — все-таки режиссура. Вебер натаскал в кино все возможные штампы, от обливаний горячим кофе до переодеваний в женские костюмы, но за счет своего огромного профессионального опыта обеспечил, что ни один штамп не провис и не выпер на первый план. Под ехидные реплики они только и успевают скорее сменять друг друга и сняты с изысканным лаконизмом, доступным лишь хорошо знающему человеку. Получается нечто искрометное, безупречно коммерческое, заставляющее заржать в голос самых тяжелых ипохондриков, хотя несколько недотянут финал.
Гораздо менее смешная, но тоже милая комедия — "18 лет спустя" Колина Серро, продолжение не менее хорошо известной давнишней "Трое мужчин и младенец в люльке". Младенец женского пола вырос, мужчины сильно постарели, но теперь столкнулись с проблемой сдачи экзаменов и первого сексуального опыта. Мать бывшего младенца замужем за богатым американцем, и вместе с двумя его взрослыми сыновьями все проводят отпуск на юге Франции. Ехидство по поводу вопросов пола и возраста, тупых американцев, глобализма и антиглобализма, старинные замки, бассейны, солнце, танцы, обеды, прелестная старая экономка-хулиганка. "18 лет спустя" по качеству и смыслу — разумеется, далеко не "Нашествие варваров", но чувства будит те же, ностальгические.
Третья из представленных комедий — наоборот, очень современная, с юмором немилосердным, жестким и актуальным. "Страх и трепет" Алена Корно, бенефис начинающей Сильви Тестюд ("Чти отца своего") иронизирует над любовью, при любой своей чистоте сулящей неизбежное разочарование. Разочарованные, как правило, становятся писателями. Это экранизация одноименного и, судя по всему, автобиографического дамского романа со всеми недостатками экранизаций. Благодаря закадровому голосу все слишком предсказуемо, но также имеется одно неоспоримое достоинство. Предмет любви — не двуногий, он называется страной Японией, где героиня провела детство и куда вернулась работать. Вознесенского не читала: "Не возвращайтесь к былым возлюбленным". За счет точного знания предмета похождения здравомыслящей европейской девчонки в недрах японской компании "Юмимото" с ее субординацией, бюрократией и вечной битвой бульдогов под ковром получились, во-первых, опять же смешными в голос. Во-вторых, они легко касаются каждого, потому что ирония фильма относится в принципе к любому социуму, японский лишь внешне наиболее выразителен. Социум — монстр как таковой, социальная встроенность опасна для здоровья, и не только психического, брызжущая из "Страха и трепета" асоциальность — последний оплот свободы поржать или не поржать.
Значительно хуже в этом году с другим национальным французским жанром под названием "мелодрама". "Счастливого пути" Жан-Поля Рапно ("Сирано") представлен на иностранный "Оскар", только чтобы его получил более достойный. Из всего богатого многофигурного псевдоисторико-романтического повествования запоминается одна прическа Изабель Аджани в роли кинодивы 30-х годов. Она носит идеально волнистую холодную укладку на своей отросшей черной гриве, и просто честно хотелось бы такую же. Все остальное — одураченная до предела современного идиотизма помесь "Сетей шпионажа" (1938) Федора Оцепа и "Иностранного корреспондента" (1940) Хичкока. Затянуто до очевидной фальши, не трогает ни минуты.
"Малышка Лили" Клода Миллера ("Аккомпаниаторша") немногим лучше. Офранцуженная осовремененная экранизация чеховской "Чайки" с роскошным букетом звезд — от восходящей Людивин Санье ("Бассейн") до Николь Гарсиа, Жан-Пьера Марьеля, Мишеля Пикколи — ничего не привносит ни в Чехова, ни в современную Францию. Когда первый час в Бретани с лендроверами и видешниками они честно повторяли текст Нины Заречной, Аркадиной, Треплева и Тригорина, поражала лишь пошлость: все началось с того, что "Нина" и "Треплев" супер-красиво трахаются на фоне красот природы. Когда на втором часу Чехов был "окантован" как бы съемками фильма, который незастрелившийся "Треплев" делает о том, как мог бы застрелиться, поражало убожество режиссерской фантазии. Видите ли, за сто лет от "Чайки" осталось все, кроме катастрофы. Отношения те же, люди такие же, только никто ничего никогда больше не меняет. Но, во-первых, стреляются люди, как миленькие, до сих пор. Во-вторых, чтобы чеховская катастрофа прозвучала сегодня, ее не размазывать надо, а, наоборот, обострять. Пусть бы Треплев по нынешним временам был маленький мальчик, школьник, Нина — группа "Тату", Аркадина — Пугачева. Все реалистичней, чем эта побрякушка...
Совсем не задались фестивальные боевики ("Максимальный экстрим"), но они и у аса Бессона получаются через раз, весьма под настроение сделаны лирическая "Бабочка" и саркастическая "Знакомьтесь, ваша вдова". Супер-недоумение вызвал самый шоковый фильм программы — "В моей коже" Марины де Ван. Это полнометражный дебют бывшей ассистентки Озона, исполнившей у себя также главную роль. Фильм, претендующий на психические глубины и даже социальный подтекст, показывает, тем не менее, одну только поверхность, и именно эту поверхность он показывает максимально натурально, чем становится, мягко говоря, только не для слабонервных.
Героиня, нормальная с виду, благополучная бизнесвумен с любовником и любимой работой, сильно поранила ногу на вечеринке в саду. Как в тот же момент ее вдруг ударило пыльным мешком по голове, не снято, но дальше весь фильм — именно про это. Зашитую рану она начала расковыривать и надрезать, а потом она начала резать себе руки, плечи, бедра, живот, между ног. В промежутках работала, разговаривала с друзьями и любовником, но на крупных планах ножом или рваной консервной банкой нам режут и режут человеческую плоть. Потом ее начинают жевать, кровушка капает, болячки гноятся и нарывают, подробненько так все — надрез, мясо, шрамик... Понять социальный и психический подтекст типа "под кожей статуи Свободы" или "от любви до ненависти нет шага, если она — к себе, к себе, к себе" в полном праве все, кто спокойно жует бутерброды в прозекторской. Но подробность сильнее любого подтекста, и лично я после четвертого захода почувствовала рвотные позывы, ничуть не менее реальные, чем экранное изображение. Отправилась в кинобуфет подальше от кинозала.
Резюмируя, французский фестиваль сделал в этом году самопознание маргинальным, а мейнстримом он сделал самоиронию. "Острый галльский смысл" в подполье у современности, прячется под коммерцией и провокацией, порой проигрывает явной тупости, но до конца еще не проиграл. Фестиваль хуже позапозапрошлогоднего, но лучше, чем предыдущий. Пару раз сходить сам бог велел.
С сайта Филм Ру
"Чайка" на Сене
Текст: Валерий Кичин
"Российская газета"
Как Нина Заречная стала французской кинозвездой
На экраны России вышел фильм "Малышка Лили", сюжет которого заимствован из чеховской "Чайки". Его автор — видный французский режиссер старшего поколения Клод Миллер, автор таких картин, как "Комната для волшебников", "Бетти Фишер и другие истории", "Под подозрением". "Малышка Лили" в Канне-2003 привлекла внимание публики и прессы: герои чеховской пьесы жили в современной Франции, снимали фильмы и спорили о кино. Из загородной усадьбы действие переносилось на парижскую киностудию, и там Треплев (его назвали Жюльеном) делал свой дебютный фильм о поруганной любви, герой которого в финале стрелялся.
Перед премьерой "Малышки Лили" мы беседуем с Клодом Миллером в московском отеле "Мариотт".
— В первой половине картины вы крайне бережно относитесь к стилю и тексту Чехова — видно, что знаете его и тонко чувствуете. Что вас привлекло в "Чайке"?
— Я прочел у Чехова все, что мог достать, для меня он один из любимых писателей. А идея "Чайки" появилась случайно. Как-то мне нужно было написать статью — уж не помню, о чем. И понадобилось процитировать чеховскую фразу — мне казалось, что она из "Чайки". Я перечитал пьесу, но фразы не нашел — потом выяснилось, что она из "Дяди Вани". Но перечитал не напрасно: меня поразило, что ее персонажи, люди театра и литературы, жившие в XIX столетии, по своим чувствам и тревогам так близки нам, кинематографистам XXI века. Там, в пьесе, словно отражалась и моя жизнь. И я почувствовал, что здесь есть материал для фильма — не прямой экранизации, а "по мотивам". Меня заинтересовало, что будет, если взять этих персонажей и поместить в наш мир? В тот мир, в котором я работаю и которым живу, — мир кино. Эти русские персонажи мне показались актуальными для любого времени и любой страны. Так Нина Заречная стала Лили, Треплев — Жюльеном, Аркадина — Мадо, Тригорин — Брисом, Сорин — Симоном, а Маша — Жан-Мари.
— В "первом акте", действие которого происходит на даче у озера, вы почти буквально следует за Чеховым, но потом от пьесы решительно отходите. Почему?
— Когда я закончил первую половину, и Нина Заречная — у нас Лили — уехала в город, я почувствовал, что если продолжать следовать букве пьесы, получится просто еще одна постановка "Чайки". А я совсем не этого хотел. Кроме того, когда Чехов написал роковую фразу "Треплев стреляется", он ведь продолжал заниматься своими будничными делами — пошел выпить чаю или лег спать. Он продолжал жить со своим счастьем или со своим горем — словно ничего не случилось. И я подумал о привилегии, которой обладают только художники, творцы собственных миров: они могут использовать собственные страдания, счастливые или трагические коллизии своей жизни в своих произведениях. Это характерно для многих людей искусства, в том числе и для меня. И я подумал, что если показать на экране, что наш Треплев снимет фильм о своем возможном самоубийстве, расцелует Лили, которая сыграла в этом фильме себя, и они отправятся пить шампанское по случаю окончания съемок — это не будет изменой Чехову. Жюльен стал режиссером и воплотил драму своей любви в свою картину. А застрелить себя доверил своему персонажу. Это более в духе нашего века.
— В фильме удивительно передана поэтика русской усадьбы ("Люди пьют чай, а в это время..."). Меня заинтересовала природа этого знания, и мне показалось, что этот источник — русское кино. В частности, мой любимый фильм Никиты Михалкова "Неоконченная пьеса для механического пианино". Это так?
— Да, мне тоже очень нравится эта картина Михалкова. Я видел ее давно и с той поры не пересматривал, но допускаю, что она засела в сознании и повлияла на мое видение материала. Я вообще очень чувствителен к атмосфере такой семьи на лоне природы, которая в своем прекрасном молчании совершенно безразлична к нашим маленьким проблемам. Эти мотивы есть и у Чехова — в "Чайке", в "Вишневом саде". Я не русский человек, но я это хорошо чувствую.
— Во Франции так же чувствуют близость русской культуры, как в России — родство культуры французской?
— Мне кажется, во Франции нет ни одного серьезного писателя, который не был бы влюблен в русскую литературу. Это целый континент, и он занимает в нашей жизни очень важное место.
— Поставлю вопрос конкретнее: ваш фильм по духу очень русский — в какой мере он французский?
— Мне приятно слышать от вас, что он русский. Но это почувствовали вы, русский, а француз этого не скажет. Для него фильм будет французским. Чехов писатель мирового звучания.
— В фильме, как и в пьесе, происходит конфликт поколений: молодой максималист Треплев-Жюльен восстает против старого искусства, для него воплощенном в Тригорине-Брисе. С кем вы ассоциируете себя — вы Жюльен или Брис?
— Я и тот и другой. Я старый новатор и молодой консерватор. Сегодня я, наверное, ближе к Брису. Но в молодости был Жюльеном, хоть и менее агрессивным.
— Но в фильме "вы-Жюльен" говорите "вам-Брису", что он ваш враг. Это жесткое обвинение. В чем его смысл?
— Да, жесткое. Вообще-то, их спор касается куда более важных вещей, чем кино. Это борьба за право каждого быть самим собой. Я не знаю, как говорят в таких случаях в России, но во Франции есть поговорка: сыновья приходят, чтобы убивать своих отцов. Но именно благодаря смене поколений развивается наш мир. Я в этом споре ни на той, ни на другой стороне — я просто констатирую ситуацию. Молодые всегда обречены хоронить стариков — в этом движение жизни.
— Мне здесь чудится также спор между поколениями кинематографистов. Он в России сейчас развивается очень драматично, и во Франции, по-моему, тоже. Вы это противостояние ощущаете на себе?
— Это спор вечный — всегда наступает момент, когда один художник выходит в моду, а другой из нее выходит. Это грустно, но неотвратимо.
- Разве дело в моде? Разве вышли из моды Шекспир, Мольер, тот же Чехов? Вам не кажется, что очень часто молодое кино не столько утверждает свои ценности, сколько пытается свергнуть ценности прежние, оставив нас в пустыне?
— Вы правы. Но эти попытки свергнуть старое — тоже естественны. Я не говорю, что они хороши. Особенно когда Шекспира свергают люди неталантливые. Но приходит талантливый — и сам становится новым Шекспиром.
— Как вы относитесь к молодому французскому кино?
— Как в любом поколении, в нем есть и таланты и бездарности. Но нам во Франции повезло: у молодых есть деньги для своих фильмов. И если подающий надежды режиссер хочет снять кино, ему помогут это сделать. В нашем молодом кино сейчас два главных течения. Одни хотят снимать, как в Америке, подражают компьютерному кино. Другие учились в наших киношколах и увлечены национальными традициями — в этом их активно поддерживает критика. В обоих течениях можно заметить свои изъяны. Подражающие Америке режиссеры приходят к механическому, формальному кино, которое становится ярким бездумным зрелищем. Режиссеры второго лагеря убеждены, что достаточно просто снять авторскую картину, а думать о том, чтобы ее захотел посмотреть зритель, считают ниже своего достоинства. Их фильмы надо расшифровывать. Иной расскажет свой замысел — в теории выходит очень увлекательно, а фильм смотреть невозможно. И это другая крайность. Фильмов "золотой середины" очень и очень мало.
— В России сейчас спорят о необходимости государственной поддержки кинематографа, и ее сторонники часто ссылаются на французский опыт.
— Это действительно исключительный опыт. Обычно считают, что кино существует благодаря налогам — но это неверно. У нас так поставили дело, что само кино дает деньги на кино. Какая-то часть денег, вырученных от продажи билетов на фильм, американский или французский — любой, идет в общий фонд. За этот счет и живет национальная кинопромышленность. Были приняты специальные законы о телевидении, которое обязано часть денег от рекламных вставок в кинофильмы передавать в тот же фонд развития национального кино. Система оказалась очень эффективной, и кино у нас сейчас бурно развивается.
— Расскажите о фильме, о котором вы сейчас думаете.
— Я пишу сценарий политической комедии. Американцы назвали бы ее политическим детективом. Главный герой — президент Французской республики — конечно, вымышленный. Больше пока не скажу ничего.
— Вы уже бывали в Москве?
— Это третий или четвертый визит. Хотя я не был здесь лет десять. Сейчас Москва стала похожа на Лас-Вегас...
— Кошмар!
— Сплошные казино.
— Боюсь, что их тут больше, чем в Лас-Вегасе.
— Впрочем, я только вчера приехал — может, увижу что-нибудь еще.
