10.02.2006
Нелли Уварова недолго проходит в «некрасавицах»
По клонникам сериала «Не родись красивой», с нетерпением ожидающим обещанного грандиозного перевоплощения невзрачной Кати Пушкаревой (актриса Нелли Уварова) в неземную красавицу, недолго осталось мучаться догадками.
Поклонникам сериала «Не родись красивой», с нетерпением ожидающим обещанного грандиозного перевоплощения невзрачной Кати Пушкаревой (актриса Нелли Уварова) в неземную красавицу, недолго осталось мучаться догадками.
CINEMA.km.ru
10.02.2006
Выбор Тома Круза пал на Кэни Уэста
Том Круз (Tom Cruise), исполнитель главной роли в фильме «Миссия невыполнима 3», признался, что сам решил использовать в качестве саундтрека к картине музыка рэппера Кэни Уэста (Kanye West), в этом году получившего «Грэмми» в трех номинациях.
«Будучи большим поклонником Кэни, я очень хотел, чтобы этот талантливый музыкант внес свою лепту в работу над фильмом, - говорит актер. – Мы хотели поднять звуковое сопровождение картины на новый уровень, и творчество Уэста как нельзя лучше соответствует этой цели. Его музыкальная тема произведет грандиозное впечатление на зрителей».
Напомним, что музыку к двум первым фильмам писали группы U2 и Limp Bizkit.
CINEMA.km.r u
10.02.2006
Секс – это тоже политика
На Берлинале жюри будет выбирать между секс-философией Уэльбека, мусульманами в концлагере, добрыми дикарями и прочей политикой.
«Во всем мире наблюдается движение кино в сторону политического кинематографа, который ближе к реальности и изображает ее неустроенность», – это высказывание Дитера Косслика, директора Берлинского кинофестиваля, можно назвать справедливым лишь отчасти. Однако Берлинале оно касается целиком и полностью. С 2001 года, когда победил фильм Патриса Шеро «Интимность», призеры Берлинского фестиваля стали чрезвычайно актуальны политически, но крайне невнятны художественно. Говоря другими словами, «Кровавое воскресенье» про избиение ирландцев, одиссея афганского мальчика «В этом мире», иммигрантские страсти «Головой о стену» и африканская версия «Кармен», побеждавшие последние годы, особенно не прозвучали ни в прокате, ни в художественной жизни за пределами фестиваля.
Что будет в этом году – сказать трудно.
С одной стороны, Европа возбуждена скандалом с карикатурами на пророка, и градус политизации поднялся еще выше. С другой – все-таки жюри фестиваля не Политбюро.
Впрочем, набор конкурсных фильмов этого года предлагает множество компромиссов между активной гражданской позицией и художественным вкусом.
К примеру, прекрасным кандидатом может стать «Сириана» Стива Гэхэна о закулисе торговли углеводородами. Отличный претендент – «Дорога на Гуантанамо» Майкла Уинтерботтома, главной надежды британского кинематографа, ловкого парня, уже как-то отхватившего «Золотого медведя» за конъюнктурную «В этом мире», а потом снявшего музыкально-порнограф ические «9 песен», восстановив репутацию бунтаря. Тема более чем актуальная – злоключения трех британских мусульман в знаменитом концлагере. Да мало ли еще вариантов – имеется даже Клод Шаброль с лентой «Комедия власти», за одно название можно уже награждать. Или вот Теренс Малик, признанный гений, привез «Новый мир» – историю освоения Америки, историю любви, историю про добрых дикарей и зов природы. Тоже при желании можно выдать за политику.
В качестве другого очевидного решения могут быть избраны «Элементарные частицы» – экранизация бестселлера Мишеля Уэльбека. Во-первых, Уэльбек находится в расстрельном списке у аятоллы за похабную «Платформу», в которой исламские боевики убивают жирных европейских туристов. Уже за одно это Уэльбек заслуживает сегодня поощрения. Во-вторых, кино Оскара Рехлера обещает быть достойным: в главной роли Мориц Бляйбтрой, есть Франка Потенте, и в целом тема благодатная. Ведь, как нас убеждали европейские леваки, секс – это тоже политика.
Есть, правда, и тревожные симптомы.
Например, откроется мероприятие лентой «Снежный ком» с Сигурни Уивер и Аланом Рикманом. Более симпатичный кастинг трудно представить, но рассказывает лента об отношениях аутичной женщины и травмированного в автокатастрофе мужчины. А продолжит фестиваль «Свободная воля» о любви между сидящим в тюрьме насильником и молодой женщиной, которую затерроризировал отец.
Тем не менее из 26 фильмов конкурсной программы можно что-то выбрать – была бы свободная воля.
Впрочем, задачи, которые ставит Берлинале, кажется, отличаются от традиционно фестивальных. Чуждый пафосу Канна и Венеции, Берлинский фестиваль предлагает недорогие и доступные билеты всем желающим и совершенно необъятное море параллельных основному конкурсу программ. Одним из таких «гетто» станет Teddy Bear Award – конкурс картин, объединенных темой нетрадиционной сексуальной ориентацией героев. В этом году награде исполнится 25 лет – хорошая дата для юбилея. Тем более что фестиваль проходит в городе, не раз распетрушенном «Парадом любви» и управляемом мэром-геем. Другой параллельной программой является детская, в которой будет показан «Ловитор» – единственный российский фильм, попавший на фестиваль.
Ориент ация на зрителя, вывод из подполья этнических и художественных маргиналий, тусовка и большой кинорынок – похоже, что Берлинский фестиваль нашел свое место вне конкуренции с коллегами, желающими диктовать моду и тенденции.
Занятн о, но по общему рисунку Берлинале начинает все больше напоминать ММКФ – разросшийся, куда более престижный и «европейский», лучше оформленный идеологический. Что радует: значит, Московскому фестивалю есть куда двигаться.
Газета.Р у
09 ФЕВРАЛЯ 2006
10.02.2006
Потерялся Брежнев
На экраны выходит «Заяц над бездной» – история побега Л. И. Брежнева к цыганам накануне визита в Индию.
Когда-то Вознесенский прозорливо предлагал смыть Ленина с денег, и за постсоветские годы деятели отечественной культуры, а особенно кино, продвинулись в очеловечивании политических лидеров, скучных доселе, как рубленные одним топором березовые чушки, довольно далеко. Непосредственно из туалета вышел к людям со своими пищеварительными проблемами Иосиф Сталин («Черная роза – эмблема печали»), брызнул психиатрической слюной Ленин («Комедия особого режима»), но в последние два года необыкновенную экранную популярность набрал совсем иной Ильич – тот, который дорогой Леонид. Причем в отличие от первых двух правителей Брежнев с каждым фильмом становится все симпатичнее. Что, в общем, понятно.
Нетрудно в измывательских целях сотворить комика из кровожадного грузинского тирана и совсем другое дело – творчески поработать над образом человека, который был смешным при жизни.
В поздней советской реальности юмористический эффект достигался за счет публичного старческого маразма вождя. Но для того чтобы сегодня сколько-нибудь вдохновить зрителя полуторачасовым наблюдением за осторожными маневрами дряхлого полутрупа, иногда целующегося взасос с другими полутрупами, надо быть Сокуровым. Тигран Кеосаян – не Сокуров ни в коей мере, а потому выбрал в качестве времени 71-й год (золотой для Брежнева, как 67-й для The Beatles, период), а в качестве места – Молдавию, где герой натурально исчезает. Подустав от неусыпного контроля аппаратчиков, балерин, караваев и маневров молдавских футболистов, вынужденных изображать хоккеистов на гладком бетонном поле, потому что лед в Молдавии есть только в холодильниках, генсек убегает от свиты под предлогом отлить, садится в воздушный шар и улетает. Приземлившись неподалеку от цыганского табора, Брежнев составит личное счастье как нищего молодого скрипача Лаутара, женив его на дочке цыганского барона, так и собственное – криминальным путем выписав из-за границы объект своих давних романтических грез. Счастье будет длиться три дня – затем, уже за кадром, Леонид Ильич опять наденет обвешанный килограммом орденов парадный китель, причешет разметавшиеся на вольном ветру брови и отправится с официальным визитом в Индию.
Сходства у картины с подлинными историческими обстоятельствами не больше, чем у актера Ступки с сановным прототипом, но это в данном случае не особенно важно.
Производя до сего дня фильмы вполне пустяшные (пусть и милые по-своему: «Ландыш серебристый» некоторые любят вполне искренне), коммерческий режиссер Кеосаян попытался снять притчу о свободе. Не глубокомысленную, избави бог (ведь не Сокуров), но притчу. Если в жизни понятия о философском определении свободы довольно размыты, то в кино набросать ее основные жанровые ориентиры несложно, благо, про свободу всего снято достаточно. Любовь, например, это когда люди целуются под дождем в стогу. Свобода – это когда они, порвав с постылым бытом, бегут в быт повеселее (а таковой цыганский табор обеспечивает лирическим героям со времен пушкинского Алеко).
Самый эффектный для обозначения свободы визуальный образ – это когда человек медленно и красиво уходит в поле. В «Зайце над бездной» красиво ходят в поле раза три; есть, впрочем, и любовь в стогу.
Цыганского быта тоже предостаточно (жители табора клеят у костра кроссовки «Адидас», раскрашивают от руки пачки «Мальборо» и деловито стучат молотками, изготовляя автомобильные номера). Здесь Кеосаян совершенно сознательно лепит Кустурицу (заяц в фильме чисто метафорический, его нет, но других животных, как в любой картине балканского коллеги, много), а композитор Рыбников – Бреговича. У обоих получается плоховато, и в случае Рыбникова это вопрос не таланта (таланта у него больше, чем у Бреговича), но темперамента, состава крови. Табор надобно писать на большом холсте яростно маслом, а «Заяц над бездной» чем ближе к финалу, тем больше походит на блеклую акварель. Отправляя человека в поле, надо представлять себе, зачем – по уходящему Брежневу как-то сразу видно, что его поле доведет до запланированной Индии. Так себе история, но один респект Кеосаяну, увязшему в мелодрамах, как генсек в орденах, адресовать можно.
Он, как его лирический герой, хотя бы попробовал.
Брова стый беглец отправляется к цыганам с 9 февраля в основных кинотеатрах Москвы.
Газета.Ру
09 ФЕВРАЛЯ 2006
10.02.2006
Найдутся и те, кто придет за тобой
Стивен Спилберг исследовал ветхозаветный принцип “око за око”
“Мюнхен” (Munich) Стивена Спилберга выйдет в наш прокат на следующей неделе, практически на середине своего пути к оскаровской церемонии, где выяснится, какие из пяти номинаций (среди которых “лучший фильм” и “лучший режиссер”) обернутся золотыми статуэтками. Но что бы ни решили насчет “Мюнхена” киноакадемики, их вердикт неизбежно будут комментировать с точки зрения политики: как-никак Спилберг со свойственным ему размахом взялся за аранжировку самой болезненной темы современности — терроризма.
Речь идет об одной из поворотных точек новейшей истории — убийстве палестинскими экстремистами 11 израильских спортсменов на Олимпиаде в Мюнхене в 1972 г. Но сюжет фильма скроен из последующих, гораздо менее известных событий — акции “Моссада” под названием “Операция гнева Господня”, в ходе которой израильские агенты уничтожили девятерых из 11 организаторов мюнхенской бойни. Для справки добавим, что книга Джорджа Джонаса “Возмездие”, по которой написан сценарий, уже была экранизирована (правда, для телевидения) режиссером Майклом Андерсоном в 1986 г. — фильм назывался “Меч Гидеона”.
Общие вопросы, которые ставит в “Мюнхене” Спилберг, могут показаться очевидными, а выводы предсказуемыми (месть порождает паранойю и новую волну насилия). Но тем интереснее присмотреться к деталям.
Фильм снят по мотивам реальных событий, подробности которых, однако, засекречены так тщательно, что гадать о степени достоверности экранной истории бессмысленно. Перед нами не документальная реконструкция, а картина, сделанная по законам политического триллера — знакового жанра 1970-х: в этом смысле стилистическое чутье Стивена Спилберга безупречно.
Разумее тся, он добивался, чтобы фильм выглядел снятым именно в то время, о котором рассказывает, и уловки оператора Януша Камински заслуживают технологической поэмы. Характерная оптика, свет и цвет — все тщательно имитирует кинематографические приемы 30-летней давности, и этот ретро-стиль позволяет “Мюнхену” точно балансировать между вымыслом и документальной основой — психологический фокус в том, что стилизация жанровых канонов эпохи кажется едва ли не достовернее настоящей хроники.
С точки зрения кинограмматики “Мюнхен” любопытен и тем, как Спилберг соединяет пропагандистские и жанровые клише. Пример первого — классический монтажный прием: поочередный показ фотографий организаторов и жертв мюнхенского теракта — и тех и других поровну, 11 человек. Способы нагнетения саспенса не менее хрестоматийны. В одном из эпизодов израильские мстители упаковывают взрывчатку в домашний телефон живущего в Париже функционера Организации освобождения Палестины и ждут, когда из квартиры выйдут его жена и дочка, чтобы случайно не взорвать и их. В тот момент, когда телефон уже звонит и сидящие в машине агенты готовы нажать на кнопку, включающую взрыватель, подъезд и вид на нужное окно случайно перегораживает грузовик, за которым не видно, как дочка палестинца, что-то забывшая дома, возвращается в квартиру, говорит отцу, что сама поднимет трубку…
Типажи пятерки мстителей вообще подобраны отменно (от уже утвержденного на роль агента 007 Дэниела Крэйга до интеллектуала Ханнса Цихлера, начинавшего сниматься у Вима Вендерса, писавшего эссе о Кафке и Борхесе и переводившего Жака Дерриду). Но когда играющий лидера группы Эрик Бана начинает страдать, поморщиться все же приходится — без сентиментального пережима Спилберг не Спилберг.
Как, впрочем, и без мысли семейной, которая прошивает “Мюнхен” насквозь, рифмуя домашние эпизоды из жизни главного героя и, например, сцены с израильским премьер-министром Голдой Меир, которая выглядит не государственным деятелем, а скорее бабушкой большого семейства. Не случайно и то, что ровно посередине фильма возникает огромная семья-коммуна бывшего участника французского Сопротивления, разочаровавшегося во всех идеологиях и торгующего секретной информацией как налево, так и направо, однако способного распознать хорошего человека по уважению к отцу и умению вкусно готовить. Каковое умение играет в “Мюнхене” неожиданно значительную роль.
Сокращено
Ве домости.Ру (9 февраля 2006)
Олег Зинцов
cтраницы: Первая Предыдущая ... 2248 2249 2250 2251 2252 [2253] 2254 2255 2256 2257 ... Следующая Последняя
