Актеры

23.02.1944 года [Джезказган]- 20.05.2009 года [Москва]

Сайт: People's History
Олег Янковский (биография)

В свое время Евгения Глушенко, утвержденная на главную роль в фильме "Влюблен по собственному желанию", уговорила режиссера Сергея Микаэляна прекратить нескончаемые поиски героя и пригласить Янковского: "Кого вы все ищете? Ясно же, что только Олег сможет сыграть джентльмена, даже опустившегося. Он же настоящий аристократ!" А сейчас... Его коллеги утверждают, что Олег Иванович - чуть ли не единственный человек в России, которому не нужно учиться носить смокинг или фрак...
Сын сгинувшего в лагерях бывшего штабс-капитана лейб-гвардии Семеновского полка Ивана Павловича Янковского, он родился в 1944 году в казахском городке Джезказгане: рудник, специфический контингент - семьи ссыльных интеллигентов и уголовников. Олег гонял в футбол с оборванной дворовой шпаной и ужасно стеснялся своей аристократичной бабушки, ее элегантной прически, пенсне, броши на ветхой кофточке... Дворянские корни были тогда не в чести... Мать Олега, Марина Ивановна, опасаясь ареста, сожгла все архивы семьи, не уцелели ни дворянская грамота, ни отцовский Георгиевский крест. Жили впроголодь (Марина Ивановна выучилась на бухгалтера и одна кормила семью: троих сыновей и свою мать), ходили в обносках, впятером ютились в четырнадцатиметровой комнатушке, но при этом держали богатую библиотеку, говорили на иностранных языках, много читали, а по вечерам принимали гостей - такую же ссыльную интеллигенцию. Со временем Янковские перебрались в Саратов - город с богатыми культурными корнями, город театралов...
В юности Марина Ивановна просто бредила балетом, но родители запретили ей и думать о балетной карьере. Зато своим детям она сумела передать тягу к сцене.
Старший из братьев Олега - Ростислав - окончив саратовское театральное училище, уехал в Минск играть в Русском театре (там он служит до сих пор). 14-летнего Олега он забрал к себе, чтобы снять с родных (в семье остался один кормилец - средний брат Николай) хотя бы часть материальных забот. Там Янковский-младший дебютировал на сцене - нужно было заменить заболевшую исполнительницу эпизодической роли мальчика в спектакле "Барабанщица". Правда, Олег не сразу осознал всю ответственность - куда больше театра его волновал футбол, он спал и видел себя вратарем или нападающим. Однажды он просто проспал свой выход в спектакле. Рассерженный Ростислав категорически запретил брату на пушечный выстрел подходить к футбольному полю.
Марина Ивановна тосковала в разлуке со Славиком и Олежкой, и, как только появилась возможность, младшего вернули домой, в Саратов. Школьные годы подходили к концу, пора было решать, что делать дальше. Засобирался он в медицинский институт, чтобы выучиться на стоматолога и со временем хорошо зарабатывать, помогать матери. Олег всегда был маминым сыном, и похож он на нее - такой же спокойный, мягкий. Он с удовольствием помогал по хозяйству: стирал, гладил, готовил, ходил по магазинам. И вот в один из таких походов словно чья-то невидимая рука снова направила Олега на театральную дорогу.
Как-то летним днем покупая на рынке картошку, он увидел на столбе затертое объявление о приеме в театральное училище. Вспомнил свой минский опыт и решил: "Зайду-ка, посмотрю".
В училище произошла совершенно фантастическая и судьбоносная история. Узнав о том, что экзамены давно закончены, Олег осмелился зайти к директору - узнать об условиях приема. Тот, не дав юноше объяснить цель визита, спросил:
- Как ваша фамилия?
- Янковский.
Директор заглянул в какие-то списки у себя на столе:
- Хорошо. Вы приняты. В сентябре приходите учиться.
Олег вернулся домой ошарашенный: его судьба сама собой определилась. Почему его приняли без экзаменов - он не знает, наверное, в театральном недобор... А в медицинский, может, он еще и по конкурсу не пройдет...
Осенью он просто пришел на занятия. И только несколько месяцев спустя выяснилось, в чем дело. Оказывается, брат Николай втайне грезил театром. Он работал на заводе сталеваром, но мечта о сцене не давала ему покоя. Вот он и пошел поступать, никому ни о чем не сказав, - сдал все экзамены, прошел все туры... А когда узнал о том, что Олега в училище приняли за него, он просто промолчал. Мол, пусть учится младший, а ему нужно кормить семью - маму и бабушку. А в училище еще долго считали, что они просто перепутали имя абитуриента Янковского.
В училище Олег особенно не выделялся, а после попал в Саратовский драмтеатр, где ему не доверяли ролей сложнее, чем "кушать подано". И тут... Опять вмешалась судьба.
Театр гастролировал во Львове. Олег зашел в гостиничный ресторан, уселся обедать. А недалеко за столиком случилось сидеть Владимиру Басову с женой Валентиной Титовой и другими членами съемочной группы будущего фильма "Щит и меч". Обсуждали, где искать артиста на роль Генриха Шварцкопфа. Титова, кивнув на Олега, сказала мужу: "Посмотри, вон сидит типичный арийский юноша". Басов согласился, что этот человек подошел бы ему идеально, но... "Он, конечно, какой-нибудь физик или филолог. А поди ж ты найди артиста с таким умным лицом". Слава Богу, кто-то из ассистентов не поленился подойти к Янковскому...
Благодаря фильму "Щит и меч" и следующему - "Служили два товарища" - Олег стал суперзнаменитым. В театре пошли серьезные большие роли, в кино - масса предложений. На съемках одного из фильмов - "Гонщики" - он попал в аварию: машина с ним и операторами перевернулась, летела кувырком. Операторов выбросило на дорогу, на Янковском сгорела кожаная куртка, а сам он каким-то чудом остался без единой царапины.
Евгений Леонов, тоже снимавшийся в этом фильме, был так поражен, что, приехав в Москву, без конца рассказывал всем о "счастливчике Янковском". Так это имя услышал режиссер театра "Ленком" Марк Захаров... Вскоре Янковский вышел на сцену "Ленкома" - сцену, со временем ставшую ему ближе родного дома.
На сегодняшний день артист Олег Янковский - обладатель всех мыслимых и возможных регалий. Но особенно ему дорого... звание народного артиста СССР. Так звезды сошлись, что Янковский получил это звание за неделю до того, как перестала существовать страна СССР. Его фамилия стояла последней в последнем списке на эту награду. Тогда Олег Иванович даже возмущался: что это за звание такое, когда страна разваливается? А теперь с улыбкой говорит о том, что Константин Сергеевич Станиславский в 30-е годы стал первым народным артистом, а он сам - последним.
В тот момент Янковский работал в Париже. Пришел однажды с репетиции, уставший, хмурый, и с удивлением обнаружил на столе бутылку виски - его любимого горячительного напитка. Удивился: что за праздник? Тут-то жена и огорошила известием. Уж кто-кто, а она-то знает, как поздравить своего мужа... За тридцать пять лет супружеской жизни Людмила Зорина в мельчайших деталях изучила характер Янковского.
Когда-то мать учила сыновей: "Если решил жениться, то уж на всю жизнь. По-другому и начинать не надо". Все трое братьев Янковских женились до 21 года - и именно на всю жизнь. Олега его недремлющая судьба настигла на втором курсе училища (Людмила училась на курс старше). Она была очень заметной, красивой, рыжей и безумно талантливой. Однажды за хорошую учебу их обоих премировали поездкой в Москву. Олег Иванович с удовольствием вспоминает, как они вышли тогда из поезда, купили на Павелецком вокзале саечки по шесть копеек... Они сидели на скамейке, ели булочки и мечтали о будущем. Они и не думали тогда, что их будущее - здесь, в Москве!
После училища Зорину сразу пригласили в Саратовский драмтеатр, и она мгновенно выдвинулась в звезды. Смотреть на нее ходил весь Саратов, а про Олега тогда говорили: "Это - муж самой Зориной". Да только однажды Людмиле, как когда-то Николаю Янковскому, пришлось пожертвовать своей карьерой ради Олега. Бросив все, она последовала за мужем в Москву, с головой ушла в семью - развитию таланта такого ранга, как у Янковского, требовались "крепкие тылы". Олег Иванович - приверженец семейных ценностей - говорит о том, что, если бы ему пришлось выбирать между семьей и творчеством, он не задумываясь пожертвовал бы карьерой. Слава Богу, что выбирать ему не пришлось. Слава Богу, и спасибо Людмиле Зориной.
Кроме жены самые близкие люди для Янковского - сын Филипп, невестка Оксана Фандера и, конечно, внуки. Их у него двое - Ваня и Лизонька. Олег Иванович признается: "Вообще-то, я плохой воспитатель. Но я безумно люблю внуков. И то свободное время, которое у меня есть, пытаюсь отдать им. Мы уже весь детский театральный репертуар пересмотрели. Скоро потихонечку перейдем на балет и серьезные драматические спектакли. А еще нас с внуками можно встретить на роллердроме или в "Мире пиццы" на Садовом. И в компьютерные игры мы с Иваном любим поиграть. Сам я - сущий дикарь и не знаю, с какой стороны подойти к компьютеру. А внук в этом хорошо разбирается. И на английском Иван изъясняется ловко, не то что я сам".
Олег Иванович гордится тем, что построил для своей семьи дом, похожий на тот, о котором рассказывали ему когда-то бабушка и мама... Он, которому судьба улыбалась столько раз, по-прежнему считает, что семья - самая большая удача в его жизни.

Автор: Ильмира Степанова
Сайт: Аргументы И Факты
Статья: Олег Янковский: "Я не изменил своему ремеслу"

«Ничто бесследно не исчезает…»
— Олег Иванович, каким вы видите своего героя в фильме об эпохе Павла I?
— Я понимаю, почему Виталий Вячеславович завершает свой цикл исторических фильмов «Царская охота», «Царевич Алексей» историей Павла I. В этой эпохе есть внутренняя связь с предшествующим временем и, как писал Ключевский, «назидательный урок для преемников». Граф Пален, организовавший заговор против императора, — далеко не однозначный злодей, а личность в чем-то трагическая. Им двигали не карьерные интересы, а забота о благе России, но потом он очень мучился содеянным. И сделано все было нелепо, и само убийство ужасное, и результат в общем-то нулевой. Не случайно историки говорят, что он запил после этого. В этой кровавой истории, безусловно, кроется извечный вопрос о предательстве ради некой высокой идеи, волновавшей еще декабристов. Сыграть состояние человека, который скользит по лезвию бритвы, — это очень интересно.
— В фильме Карена Шахназарова «Цареубийца» вы играли последнего императора Николая Александровича, сейчас — графа Палена, организовавшего цареубийство:
— Во время съемок того фильма был один момент, врезавшийся в память. Вроде бы понимаешь, что это роль, а дом Ипатьевых — всего лишь построенный павильон. Но когда мы спускались в подвал по этим двадцати ступенькам вниз, нам всем стало как-то не по себе, буквально защемило сердце. Даже мальчик, который играл царевича, на несколько минут словно повзрослел:
Наверное, ничто бесследно не исчезает в этом мире, и когда очень активно выступает зло, в мире происходит выброс отрицательной энергии. Даже по нашей с вами жизни: начались распри в Армении и Азербайджане — и вдруг там случилось мощное землетрясение, в Грузии произошел переворот — там тоже потом землетрясение. Может, это Божье дело — некое предупреждение, предостережение свыше? Кто знает:
Герой неожиданно вернулся
— В начале 90-х катаклизмы, обрушившиеся на нашу страну, затронули и кинематограф. Как вы переживали эти трудные времена?
— Тогда речь шла не о творчестве, а об отмывании денег: в начале 90-х в России клепали фильмов больше, чем в Индии. Когда эти «новые кинематографисты» окончательно все оккупировали, отодвинув настоящих профессионалов в сторону, я принципиально перестал сниматься. Но не изменил своему ремеслу: не стал открывать рестораны, торговать нефтью — работал больше в Европе, участвовал в театральных постановках. Но того восторга и удовлетворения, которые приносили мне в свое время съемки в «Полетах во сне и наяву», в «Ностальгии», в фильмах «Влюблен по собственному желанию», «Крейцерова соната», «Мюнхгаузен» и «Обыкновенное чудо», уже не было. Тот герой ушел, как тогда казалось, навсегда. Редко ведь бывает, когда высказываешься. И вдруг, неожиданно для меня, он вернулся…
— Вы имеете в виду «Любовника» Валерия Тодоровского?
— Конечно! Вы уже видели эту картину?
— Да, два дня назад.
— Как принимают?
— Полный зал…
— Видите, на хорошие фильмы народ ходит. По-моему, «Любовник» — это возвращение психологического русского кино.
— В отличие от «Полетов во сне и наяву», которые заканчивались на многоточии, герой «Любовника» умирает. Вам не хотелось катарсиса?
— Финал в «Полетах» родился в результате мучений, но он искался. А тут с самого первого дня Тодоровский был убежден, что никакого катарсиса не нужно. Да и мне кажется, что в ситуации, в которой оказался мой герой, это невозможно. Перед ним встало слишком много неразрешимых вопросов, на которые он не мог ответить, хотя и занимался лингвистикой — наукой, которая объясняет все вещи и понятия.
Мы в «Любовнике» не отвечаем, а только ставим вопросы. Поэтому и полный зал: каждый ведь допускает, что может оказаться в ситуации жизненного краха…
Интересно играть не слова, а историю
— Есть ли у вас сегодня другие работы, подобные этой?
— Сергей Соловьев начал было снимать фильм «Иван Тургенев, или Метафизика любви», сделал его на четверть, а потом не хватило финансов. Я там играл Тургенева: грим прекрасный, история хорошая, очень близкая к «Любовнику». Но там другое: Тургенев — Виардо — ее муж, то есть любовь втроем. И это не сюжет из порнофильма, это интеллигентные нравственные люди, которые таким вот образом пытались найти выход из сложной ситуации. Тургенев в картине умирает в верхней комнате в тот момент, когда Полина Виардо играет мужу. Сидя в той комнатке, там такое можно было наиграть глазами! Потому что артисту не слова играть интересно, а историю. Но с Тургеневым пока не сложилось. А что будет дальше — не знаю.
— Как вы оцениваете картину Филиппа Янковского «В движении»?
— Если «Любовник» — о людях моего поколения, то Филипп снял, по-моему, талантливую картину о своем поколении, о том, что мучает его сверстников. Конечно, они другие. И в ситуации «Любовника» 30-летний человек, наверное, вел бы себя иначе.
— А вы понимаете своего сына?
— У сына свой круг, у меня — свой, однако духовно мы близки. Во всяком случае, надеюсь на это.


Автор: Виктор Матизен
Сайт: Новые Известия
Статья: Русскому человеку вредно успокаиваться

– Олег Иванович, на телеэкраны скоро выходит «Доктор Живаго», где вы снялись в большой отрицательной роли…
– Кто вам сказал, что она отрицательная?
– Я видел вашу фотографию с проб, которую мне показывал режиссер Александр Прошкин. Вы мне понравились, а ваш герой – нет. Нелегкого поведения человек.
– Не думаю, что моего Комаровского можно определить одним знаком «минус». Мне кажется, что Пастернак вложил в него часть своей души. И я старался показать его сложной фигурой, иначе это было бы неинтересно.
– В этом сериале вы второй раз после «Полетов во сне и наяву» сыграли с Олегом Меньшиковым. И снова ваши герои – соперники.
– Ну, тогда он был совсем мальчишкой…
– Однако там его герой «положил» вашего.
– Да, это была символическая сцена. Вот и посмотрим, кто кого положит теперь в этом тоже непростом любовном треугольнике. Если формально, то на этот раз мой персонаж увел женщину у его персонажа. А по игре – сами увидите.
– Помнится, раньше вы не соглашались играть в сериалах.
– Я и сейчас воздерживаюсь от появления в тянучках, где может быть и сорок, и восемьдесят, и сто двадцать серий. Другое дело – художественные телефильмы, поставленные по большим романам, которые не умещаются в две серии кинофильма. И если такие телероманы ставятся серьезными режиссерами и содержат интересные для меня роли, почему мне не согласиться? Думаю, что и зрители отличают телероманы от телесериалов. И вот еще что для меня важно: без телеэкранизаций современная молодежь вряд ли прочтет «Идиота», «Бесов», того же «Доктора Живаго» или «Анну Каренину». А их телепостановки дают толчок к чтению.
– Вы сыграли в кино, в театре и на телевидении множество героев. Все они хранятся где-то внутри вас. Можно ли говорить о тяжелом грузе сыгранных ролей?
– О грузе – точно нет. О багаже, об опыте – да. Хотя я не задумываюсь о том, что дал мне тот или иной персонаж.
– А вообще вы о них вспоминаете?
– Иногда даже пересматриваю, когда случайно натыкаюсь по телевизору на фильм со своим участием. Когда вижу «Служили два товарища» – душа кровью обливается. Вот уж воистину – «над вымыслом слезами обольюсь». Странно, что над своим же. Помните сцену, где меня Высоцкий убивает?
– Еще бы. «Вот пуля пролетела, и товарищ мой упал…» Сыграно на разрыв аорты.
– Сам не понимаю, кто меня надоумил так повернуться и так посмотреть, чтобы во взгляде не было боли, а было что-то вроде удивления перед смертью. Вы знаете, роли – это нечто вроде кирпичиков в здании, которое строит актер и оставляет после себя. Но вот увидеть это здание со стороны при жизни вряд ли удастся.
– В романах часто пишут о том, что актеры и в жизни продолжают играть свои роли. Иногда бессознательно. И редко бывают самими собой.
– Есть такой грех. К большому сожалению. Примерит человек какую-то удачную маску и оставит на себе. Это случается и с очень большими актерами. Иннокентий Михайлович Смоктуновский, царство ему небесное, так и не снял с себя маску князя Мышкина. Великая была роль, уникальная, вот он и заигрался.
– А вы любите воспроизводить какие-то моменты из жизни своих героев?
– Случается. Сидят во мне отдельные летучие aphorism.ru/" title="фразы, изречения, афоризмы">фразы. «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!»
– Узнаю самого правдивого человека на свете. В общем, не только актеры вкладывают что-то в персонажей, но и персонажи в актеров?
– Конечно. Особенно в кино. К нам в труппу приходят молодые ребята, потом уходят на съемки и через неделю возвращаются совсем другими артистами. В кино же все настоящее. Ветер, снег, машины – все реальное, и все входит в актера. Это очень помогает на сцене. Я сам после «Щита и меча» вернулся в театр иным.
– У меня была знакомая, которая влюбилась в вас после этого фильма. И гордилась тем, что когда «Советский экран» попросил своих читателей назвать лучшего актера года, под разными фамилиями послала несколько сот писем в вашу пользу. Она считала, что именно благодаря ей вам тогда досталось это звание.
– Я получал его несколько раз. Не знаю, как все это тогда делалось и не заметили ли в редакции, что все письма из одного места. Сейчас-то понятно – если появляется сериал в сто серий и в каждой некто играет «кушать подано», то при опросе аудитории у него хорошие шансы стать самым популярным артистом. Но ведь «самый популярный артист» и «самый лучший артист» – не всегда одно и то же.
– Вы с самого начала своей актерской карьеры пользовались необычайной благосклонностью женщин. Вам это досаждало или нравилось?
– И то, и другое. В первые годы я даже боялся. От любви до ненависти – сами знаете, один шаг. Плеснет что-нибудь в лицо с криком: «Не доставайся же ты никому!» – тут не убережешься. Был же случай, когда какой-то сумасшедший вообразил, будто Ирина Алферова – его жена, и встретил Абдулова с топориком. Хорошо, что Саша, человек не самый слабый, успел увернуться и как-то справился с этим маньяком, а ведь все могло закончиться гораздо хуже. Меня от таких эксцессов Бог уберег, хотя домой звонили, жене гадости говорили, в подъезде ночевали. Неприятно. Даже в милицию приходилось обращаться. А что касается приятной стороны, то в молодые годы работа в кино и в театре не позволяла нормально жить, а вот рассказы о том, как ты играл и снимался, – позволяли. Я имею в виду творческие встречи в разных городах и весях. Тут заработок прямо зависел от силы женских чувств. А силы были большие – выйти было невозможно, машину поднимали, не давали отъехать. Особенно после фильма «Мой ласковый и нежный зверь».
– Кружилась голова от такого успеха?
– Нормального артиста это не должно сбивать с толку. Надо себя держать. Потом, все это так быстро забывается.
– А искушение?
– Какое искушение?
– Когда любая за счастье считает, что кумир обратил на нее взор, и на все готова…
– А, вот вы о чем... Так ведь для этого не надо быть знаменитым. Сейчас тем более. Все заменяют деньги. У богатых мужчин нет проблем с молодыми девушками. И бог с ними со всеми.
– Как вы оцениваете успехи своего сына? Нравятся вам его фильмы?
– Нравятся. Вам, насколько я знаю, тоже, причем больше, чем мой опыт в режиссуре. Я вам откровенно скажу, что не рассчитывал на это поколение. На них столько всего обрушилось – свобода, заграница, смена строя и власти, реклама сладкой жизни и невозможность снимать то, что хочешь. Филипп с друзьями после ВГИКа кинулись в рекламу и в клипмейкерство, и я уже не верил, что они оттуда вырвутся, однако это произошло. Мой сын и Федя Бондарчук выстрелили полновесными режиссерским работами. И, по-моему, Филипп разумно к этому относится, пробует себя в разных направлениях. «В движении» – авторское кино, «Статский советник» – жанровое, а сейчас он делает фэнтези. Я на своем скромном опыте постановщика понял, как непроста эта профессия. Не знаю, как у него все сложится дальше, но меня радует, что он серьезно к ней относится.
– А сыграете в фильме своего сына, если он предложит вам роль?
– Обязательно. У нас уже есть план, нужен только сценарий. Дело в том, что после «Статского советника» Борис Акунин меня спросил, хочу ли я сыграть в экранизации его романа. Я сказал: «Ловлю вас на слове».
– О какой роли шла речь?
– О роли матерого Фандорина.
– Что, в третий раз с Меньшиковым потягаться хочется?
– Об этом я не подумал. Но выходит, что так.
– Хотелось бы увидеть вас с вашей трубкой в роли русского Шерлока Холмса…
– Русско-японского, учитывая увлечение Акунина Страной восходящего солнца. А вот мы с вами через вашу газету напомним Акунину про его неосторожное предложение – авось и увидите. Только пусть сперва сценарий напишет, а потом роман. А то время идет.
– И если Филипп возьмется снимать, вы будете слушаться собственного сына?
– Буду.
– И не будете, как все отцы, говорить: «Мал ты еще, чтобы отца учить»?
– Актер должен уметь подчиняться режиссеру. «Уметь принадлежать», – как я говорю. Мне понравился ответ Филиппа на вопрос, как он после «Советника» себя чувствует: «Будто поработал тренером мадридского «Реала»: столько звезд!» Это я к тому, что актеру, как и спортсмену, нужен тренер.
– А случалось вам не соглашаться с режиссерскими заданиями?
– Несогласие бывает очень часто, но из этого несогласия должно родиться что-то позитивное. Если ты просто отрицаешь режиссерский посыл, лучше уйти с фильма. У меня ведь много картин неполучившихся, за которые мне несколько неловко, но мои роли в них сами по себе вроде бы нестыдные, потому что я старался найти баланс. И, как мне кажется, находил.
– Актеры часто переиначивают и подгоняют под себя реплики, которые им надо произнести по роли. Вы тоже так делаете?
– Пытался, это ведь естественно. Но когда снимался у Михаила Швейцера в «Крейцеровой сонате», мне преподала хороший урок его жена Софья Милькина. Она стояла с томиком Толстого и следила за тем, чтобы произнесен был каждый слог и каждый предлог – не то что слово заменить. Меня, помню, это страшно бесило и мучило, но она была права – лучше Толстого ведь не скажешь. Хотя кажется, что у него ужасно громоздкие, непроизносимые aphorism.ru/" title="фразы, изречения, афоризмы">фразы. Такой матерый режиссер, как Владимир Наумов, вообще не верил, что их можно сыграть. А после фильма подошел и сказал, что я в этой роли его убедил.
– Роль и вправду мучительная, но драйв в ней есть.
– Наверно. Я, между прочим, пытался ею что-то доказать. Себе и другим. До этого по мне печатно прошлась Наталья Крымова за роль «Гамлета» в постановке Панфилова, и мне хотелось себя реабилитировать. Не скрою, что горжусь этой ролью.
– Вот она, польза от критики.
– Да, но случай-то мог и не представиться. Так что вы не очень-то. А то артиста всякий обидеть может. (Улыбается.)
– В этом году вы покинули пост президента «Кинотавра». Сделали это спокойно или с сожалением? Все-таки 15 лет…
– Нет, спокойно расстаться с этим нельзя. Хотя я помню ваш призыв: «Свободу Янковскому!»
– А заодно Ходорковскому. И как вам свобода?
– С привкусом. Не от хорошей жизни я получил эту свободу. Устали мы с Рудинштейном бороться за существование фестиваля. Это как родители вынуждены отдать ребенка в другие руки, потому что не могут его содержать. Надеюсь, что новые хозяева не дадут ему умереть. Хорошее ведь дитя получилось. Может, в будущем, с развитием кинорынка, даже станет приносить доход своим опекунам. Но без нас.
– Вы часто играете важных персон. То вы Николай II, то Петр I, то граф Пален, и даже роль Ленина как-то сподобились исполнить. А простых людей проще играть или сложнее?
– Никогда не задумывался. Играешь-то человека, а не его ступеньку на лестнице власти. Я бы даже сказал, что вес роли и вес человека – вещи несвязанные. Вот Гамлет для меня тяжеловат оказался. А гигант Петр I – вроде бы по плечу. Хотя что я играю в Петре? Вот это: «Господи, ну помоги ты нам. В последний раз помоги, господи…» Я ведь тоже в России живу, тоже мучаюсь, болею, тоже вижу, что многое не получается, и могу в роли это выразить.
– Об этом я и хотел спросить напоследок, перед тем, как вас позовут на сцену. Что вас волнует, что беспокоит в сегодняшней жизни?
– Если ничего не беспокоит и ничего не болит – значит, ты умер. К тому же российская интеллигенция, к которой я, кажется, могу себя причислить, без боли просто не может. Такова уж ее участь. А перечислять все причины для волнений – времени не хватит. Мы все еще не в начале пути, а на перепутье. Но какое-то предчувствие нормальной, спокойной жизни у меня есть. Хотя русскому человеку нельзя успокаиваться. Иначе он сразу на печку и давай мечтать о скатерти-самобранке, ковре-самолете и царевне Грезе. Это у них там даже гномы хлопочут, а у нас богатырь Илья Муромец на печи лежит.
– Вам бы ковер-самолет точно не помешал. При таких пробках ведь и на спектакль можно не поспеть.
– Э, нет. Актеру, который позволяет себе опаздывать на спектакли, не ковер нужен, а скатерть на дорогу из театра. Публика не должна ждать.


Автор: Валерия Христофорова
Сайт: Аргументы И Факты
Статья: Кому — власть, кому — таблетка молодости

— ОЛЕГ Иванович, сейчас в «Общественную палату» активно затаскивают деятелей культуры. Конкурс, как в театральный вуз, — 10–20 человек на место. Вы в эти игры играете?
— Меня часто соблазняли политикой, предлагали в свое время кресло министра культуры. Но я считаю, каждый должен заниматься своим делом. Хочу верить, что, играя в театре, я принесу больше пользы. Как показал опыт, от людей из культуры в политике толку мало. В свое время Юрий Соломин честно признался, что пошел в министры только для того, чтобы сделать ремонт Малого театра. Ну что же… у человека была пусть маленькая, но конкретная благородная цель. А остальные?.. Ушел, например, Николай Губенко во власть, и что? Политика в его лице ничего не приобрела, а культура потеряла талантливую личность.
А что касается конкретно «Общественной палаты», то ко мне из нее не обращались и я никакого повода для этого не давал. Честно говоря, я не очень понимаю, что это будет за структура. Соберутся люди из партий, из Думы, опять «поклянутся на крови», что будут решать все вопросы честно, а дальше начнется старая свистопляска? Думаю, даже если там кто-то начнет вести себя принципиально, отстаивать свои позиции, через пару дней его вызовут куда надо и скажут: «Чего бузишь? Сиди спокойно. Надо будет — тебя спросят».
«В театре депрессивная поздняя осень»
— ВОПРОС как гражданину и патриоту: почему получается так, что изобрести, что-то придумать мы можем, а качественно реализовать, продать никак не научимся? Чего не хватает нашей нации? Уж, наверное, мы не хуже китайцев, немцев, которые умеют ровно делать швы на рубашке и до конца закручивать гайки в моторе?..
— Мы не умеем созидать. Вместо того чтобы радоваться, например, новому красивому зданию, русский человек начинает скрежетать зубами: «Вот деньжищ-то угрохали, сволочи!» Черная зависть к богатым людям в нас заложена генетически. Конечно, к ним сегодня много претензий. Не всегда они правильно себя ведут, но принципиальное отношение к ним в стране всегда было одинаковым. Россия резко перешла от рабства к мнимым свободам. Мы гадим там же, где живем. В подъездах — грязь, в лифтах — моча. Наверное, такое отношение формирует наше крепостное мышление.
— Тем не менее сейчас власти много говорят о том, что в обществе наконец-то наступила стабильность. Вы чувствуете себя уверенным в завтрашнем дне или ощущение того, что мы живем на пороховой бочке, остается?
— Сегодняшнюю ситуацию для себя я определяю как конструктивный покой. Если на протяжении многих лет нас колотило каждую осень, мы с уже привычным ужасом ждали августа-сентября, то сейчас стало как-то поспокойнее. И такое конструктивное затишье дает замечательные плоды: резко встал на ноги кинематограф, зашевелился частный бизнес. В искусство стали вкладывать деньги, понимая, что их можно вернуть…
— Но это опять же больше касается кинематографа. А что с театром?
— Одна из важных проблем современного театра — отсутствие материала. Просто какая-то депрессивная поздняя осень. Но это естественный процесс. В любом виде искусства есть весна, лето, осень, зима. А потом наступает снова весна.
Другая серьезная проблема театра — отсутствие режиссеров. Посмотрите: Театр Вахтангова — без главного режиссера, БДТ в этом смысле «холост», Маяковка в непонятном состоянии… Ширвиндт взял на себя руководство Театром сатиры, но это не от хорошей жизни. Список можно продолжать и продолжать. Выпускник режиссерского факультета сегодня не идет работать в театр. Он лучше наберет звезд и поставит антрепризу — и сам таким образом заработает, и артистам карман пополнит. Это неправильный процесс.
Острый культурный голод провинции
— ЕЩЕ лет десять назад театр выступал в роли возмутителя спокойствия. От него ждали провокаций. А что хочет получить от театра современный зритель?
— Театр остается провокатором, но уже гораздо в меньшей степени. В период расцвета «Таганки», «Современника», во времена Эфроса театр формировал сознание зрителя. Люди стояли в очередях за билетами, рвались на спектакли, чтобы получить ответы на вопросы. Сегодня, конечно, все иначе — другие потребности, другая аудитория. Тех, кто заполнял зал раньше, заплатив за билет рубль пятьдесят, сейчас можно заметить разве что на галерке. Новая публика не ждет от театра свежих художественных идей, откровений. Она хочет качественного развлечения.
Я не могу однозначно сказать, плохо это или хорошо. Радует уже то, что в зале не видно хамов в малиновых пиджаках. Сегодня в театр ходят люди хорошо одетые, как правило, с хорошими манерами. Они учатся понимать и принимать театральную эстетику, хотя она гораздо сложнее для восприятия, чем эстетика кино.
— Но это у жителей крупных городов есть возможность выбора, условия, чтобы хоть как-то развиваться. А как быть людям в провинции? Кроме телевизора с бесконечными «Новыми русскими бабками» и Сердючками, у них ничего нет…
— Это действительно ужасно! Я сам с периферии, из Саратова, и знаю, сколько там проблем. В рамках театральных фестивалей мы выезжаем в том числе в провинцию, и я вижу — у людей острый культурный голод. Народ готов платить за билет приличные, по их меркам, деньги. Это для москвича 500–1000 рублей не сумма. А провинциалу, чтобы пойти за такие деньги, да еще вдвоем, да еще и позволить себе что-то съесть-выпить в буфете, надо полмесяца работать. Страна огромная, ярких, интересных театров, оркестров немного, гастроли проходят редко… Естественно, народ вынужден потреблять те чудовищные телевизионные продукты, о которых вы сказали.
Снимался в фильмах, за которые стыдно
— ВЫ РЕЖЕ стали появляться в кино. Мало интересных предложений?
— Раньше я до дури много снимался, чего не нужно было делать. Шесть картин в год — это ненормально. Но у артиста всегда есть страх: если он сейчас не снимется, завтра его просто забудут. Эта фобия привела к тому, что у меня есть ряд фильмов, за которые мне стыдно, которые не хочется вспоминать. Правильно говорила Раневская: «Деньги проешь, а стыд останется». Сейчас, к счастью, участие в картинах прилично оплачивается, так что можно позволить себе выбирать, делать паузы.
— Вас не видно ни в одном из многочисленных сериалов, идущих на ТВ. Считаете этот формат для себя недостойным?
— Когда-то я сказал, что никогда не буду сниматься в сериалах, и недавно мне эти слова припомнили. В этом году у меня было два больших телевизионных проекта — «Анна Каренина» (5 серий) и «Доктор Живаго» (11 серий). Но я не считаю эти картины сериалами. Во-первых, они сделаны по законам большого кино, а во-вторых — какой материал! В «Живаго» я сыграл Комаровского, а в «Карениной» Каренина. Кино по Пастернаку зрители увидят совсем скоро, а вот с экранизацией Толстого все гораздо сложнее. По ряду причин проект временно остановили.
— Актеры старшего поколения говорят, что их молодые коллеги относятся к себе более трепетно: распорядок дня строят разумнее, могут позволить себе играть «вполноги»…
— Да, сегодняшняя молодежь любит и ценит себя больше, чем мы в их возрасте. Многие молодые актеры, с которыми я общаюсь, увлекаются здоровым питанием, ходят в спортзал. Играть же, как вы говорите, «вполноги» хороший артист просто не сможет. Это не связано с возрастом. Актер обязательно должен излучать энергетику. Ты выходишь на сцену — и начинают по-другому работать селезенка, печень, нервная система. Это тяжело, но это того стоит. Вчера, например, отыграли спектакль, зал встал, аплодирует. И я вижу, как молодеет на глазах Инна Михайловна Чурикова, как скидывает пару десятков лет Александр Збруев. И сам чувствую, что как будто принял чудесную таблетку молодости.


Сайт: Международный Объединенный Биографический Центр

Родился 23 февраля 1944 года в городе Джезказгане Карагандинской области Казахской ССР. Отец - Янковский Иван Павлович, до октябрьской революции служил в армии, был штабс-капитаном лейб-гвардии Семеновского полка, в советское время репрессирован. Мать - Янковская Марина Ивановна, работала бухгалтером. Супруга - Зорина Людмила Александровна, Заслуженная артистка России, актриса Московского театра "Ленком". Сын - Янковский Филипп Олегович (1968 г. рожд.), актер, режиссер, продюсер. Внук - Иван, внучка - Елизавета.
Детство Олега Янковского прошло в Казахстане, куда была сослана семья. Опасаясь ареста, мать сожгла все архивы, свидетельствовавшие о дворянских корнях Янковских. Жили впроголодь (Марина Ивановна выучилась на бухгалтера, и одна кормила троих сыновей и свою мать), ходили в обносках, впятером ютились в 14-метровой комнатушке, но при этом хранили обширную библиотеку, учили иностранные языки, много читали.
Со временем Янковские перебрались в Саратов. Старший из братьев - Ростислав - начал играть еще в Джезказгане, потом уехал в Минск, в Русский театр. 14-летнего Олега он забрал к себе. Там Янковский-младший дебютировал на сцене.
Вернувшись в Саратов, Олег Янковский поступил в Саратовское театральное училище имени И.А. Слонова. После окончания учебы в 1965 году его зачислили в труппу Саратовского драматического театра, где на первых порах ему доводилось играть в основном эпизодические роли. Но в его судьбу вмешался случай.
Театр гастролировал во Львове. Артист зашел в гостиничный ресторан и уселся обедать. А недалеко за столиком случилось сидеть Владимиру Басову с женой Валентиной Титовой и другими членами съемочной группы будущего фильма "Щит и меч". Обсуждали, где искать артиста на роль Генриха Шварцкопфа. Титова, кивнув на Олега, сказала мужу: "Посмотри, вон сидит типичный арийский юноша". Басов согласился, что этот человек подошел бы ему идеально, но... "Он, конечно, какой-нибудь физик или филолог. А поди ж ты найди артиста с таким умным лицом". Слава богу, кто-то из ассистентов не поленился подойти к Янковскому...
Благодаря фильму "Щит и меч" и следующей картине - "Служили два товарища" - Янковский стал суперпопулярным. В театре пошли серьезные большие роли, в кино - масса предложений: фильмы "Зеркало" и "Ностальгия" А.Тарковского, "Полеты во сне и наяву" Р.Балаяна, "Крейцерова соната" М.Швейцера, "Мой ласковый и нежный зверь" Э.Лотяну, "Обыкновенное чудо" и "Тот самый Мюнхгаузен" М.Захарова.
Всего О.Янковский снялся более чем в 100 фильмах, в том числе: "Жди меня, Анна" (1969), "Я, Франциск Скорина" (1969), "О любви" (1970), "Расплата" (1970), "Операция "Хольцауге" (1971), "Гонщики" (1972), "Гнев" (1974), "Под каменным небом" (1974), "Премия" (1974), "Сержант милиции" (1974), "Мой дом - театр" (1975), "Полковник в отставке" (1975), "Чужие письма" (1975), "72 градуса ниже нуля" (1975), "Длинное, длинное тело" (1976), "Доверие" (1976), "Сентиментальный роман" (1976), "Сладкая женщина" (1976), "Слово для защиты" (1976), "Обратная связь" (1977), "Открытая книга" (1977-1979), "Поворот" (1978), "Мы, нижеподписавшиеся" (1981), "Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Собака Баскервилей" (1981), "Шляпа" (1981), "Влюблен по собственному желанию" (1982), "Дом, который построил Свифт" (1983), "Поцелуй" (1983), "Храни меня, мой талисман" (1986), "Филер" (1987), "Убить дракона" (1988), "Паспорт" (1990), "Цареубийца" (1991), "Сны о России" (1992), "Тьма" (1992), "Я - Иван, ты - Абрам" (1993), "Немой свидетель" (1994), "Первая любовь" (1995), "Роковые яйца" (1995), "Ревизор" (1996), "Райское яблочко" (1998), "Китайскiй сервiзъ" (1999), "Приходи на меня посмотреть..." (2001, режиссер, актер).
Как-то на съемках фильма "Гонщики" Олег Янковский попал в аварию: машина с ним и операторами перевернулась, летела кувырком. Операторов выбросило на дорогу, на Янковском сгорела кожаная куртка, а сам он каким-то чудом остался без единой царапины. Евгений Леонов, тоже снимавшийся в этом фильме, был так поражен, что, приехав в Москву, без конца рассказывал всем о "счастливчике Янковском". Так это имя услышал режиссер театра "Ленком" Марк Захаров... Вскоре Янковский вышел на сцену "Ленкома" - сцену, со временем ставшую ему ближе родного дома.
На сцене "Ленкома" наиболее значительными его работами стали роли в спектаклях "Автоград XXI", "В списках не значился" по Б. Васильеву, "Ясновидящий" по Л. Фейхтвангеру, "Синие кони на красной траве" и "Диктатура совести" М. Шатрова, "Оптимистическая трагедия" Вс. Вишневского, "Карманный театр" Ж. Кокто, "Гамлет" В. Шекспира, "Школа для эмигрантов" Д. Липскерова, "Чайка" А. Чехова, "Варвар и еретик" (по роману Ф.М. Достоевского "Игрок"), "Шут Балакирев" Гр. Горина.
Олег Янковский - один из самых загадочных отечественных артистов, вошедший в историю кино как выразитель своего поколения. Он стал избранником смутной, "застойной" эпохи, на которую приходится пик его творческой биографии. Именно тогда сформировался противоречивый образ Янковского: то ли рационального артиста, то ли эмоционального, то ли Интеллигента, то ли плейбоя.
Закрытость Янковского - это способ защиты от ненужных искушений, это редкая способность не расплескать свою натуру в суете, в навязанных извне поступках. Уникальность Янковского - в его знаменитых "зонах молчания", его магнетическом взгляде, виртуозной внутренней пластичности и, наконец, в изощренной интуиции, благодаря которой он удержал опасное равновесие. Не задохнулся в беге времени.
Любимые герои Янковского всегда тосковали по полету за пределами обыденной реальности. Веревочная лестница в небо, обыкновенный сумасшедший дом, дуэль - крайние точки их непредсказуемых маршрутов.
Крепкие профессионалы, они, равно как и сам артист, не боялись сойти с дистанции, потому что не хотели рисковать куда более важным - своей судьбой. Олег Янковский всегда был и до сих пор остается заложником времени. По его ролям можно составить коллективный портрет нашего современника 1970-1980-х годов, тех людей, кто умно, без ложного пафоса проявляли лояльность к системе ("Премия", "Обратная связь"); тех, кто выпадал на обочину жизни ("Влюблен по собственному желанию"); тех, кто плевал на все условности ("Полеты во сне и наяву"), но при этом никогда не врал, даже если, как Мюнхгаузен, любил присочинить, пофантазировать.
Играя раздрызганных, блуждающих и мятежных героев, Янковский как артист расцвел, реализовался в том искусстве, которое и по сей день остается достоверным и незабываемым свидетельством о нашей жизни, о "плохих-хороших" людях, зараженных массовым гамлетизмом, обреченных на боль и маету. "Я не знаю, - признавался он в начале 1980-х, - что это, но чувствую, по энергии, по воображению, по типу личности - сейчас спрос на меня". Этот спрос вытеснял стереотипы восприятия обыкновенного и в то же время неординарного "человека из толпы". Нас привлекал и тревожил двойной свет этого артиста, придававший его искусству миражную расплывчатость. А самоирония Янковского определяла все частные колебания оценок: от "холодного" до "обаятельного", от "бесстрастного" до "нервного". Этот спрос проявился еще в саратовском театре, где он проработал 12 лет и куда ходили "на Янковского". После дипломного Тузенбаха (1965) - хрупкого романтика с обрезанными крыльями - театральный дебют: Ненилло в "Рождестве в доме синьора Купьедло" Эдуардо де Филиппо. И вдруг - обворожительное обаяние, отчаянная наглость шалопая. Потом был недалекий, но с нетривиальным природным чутьем Мешем в "Стакане воды" Скриба; неискушенный, недотепистый Мелузов в "Талантах и поклонниках" и еще много проходных ролей, на которых обычно держится репертуар. Но судьба подарила и князя Мышкина. Его угловатый, утонченный Мышкин двигался по сцене осторожно, словно боясь споткнуться или кого-то потревожить, а его доверчивый, внимательный взгляд перекрывался вопросительной смущенной улыбкой... Художник спектакля Татьяна Сельвинская вспоминала, что "на репетициях в сценах с Настасьей Филипповной у Янковского проступали темные пятна под глазами. Им вдруг овладевала изнурительная отчаянная тревога..." Правда, Янковский говорит, что к этой роли он только "прикоснулся"...
С начала 1970-х до 1990-х - самые (на сегодняшний день) продуктивные годы Янковского, его "золотой запас", обеспечивший статус и репутацию артиста, сохранившего достоинство, недоверие к сиюминутному успеху и в бурные постреволюционные годы. Он не участвовал ни в вульгарных антрепризах, ни в откровенно халтурных фильмах. И себя сберег. Ведь мало кому - даже из успешных артистов, даже из звезд - выпал, как Янковскому, счастливый жребий сыграть рефлектирующих исповедальных современных героев и Ленина без грима в публицистическом спектакле "Синие кони на красной траве". Благородного безутешного Беринга в "Оптимистической трагедии" на сцене "Ленкома" и... обаятельного хама, циничного "философа" в фильме Лиозновой "Мы, нижеподписавшиеся", Волшебника из "Обыкновенного чуда", верящего в разумность сумасшедших идей, чарующую индивидуальность Мюнхгаузена, ранимого критика тоталитарного режима и решительного Гамлета в Ленкоме (режиссер Глеб Панфилов), который оказался самым неприятным героем спектакля. Лирическая драма современного Гамлета в "Полетах во сне и наяву" переродилась всего за три (1983-1986) года в жестокий трагифарс. В историческом для Янковского 1983 году его пригласил Андрей Тарковский в "Ностальгию". "Похудеть не сможешь? - Куда? - от неожиданности выпалил я, - вспоминал о первой встрече Янковский. - Хотя я понимал, что ему нужен человек, измученный духовной жизнью в прямом смысле слова. Что это состояние и будет сюжетом фильма. Мы сидели теплым вечером в маленьком кафе на безлюдной римской площади. Говорили о ностальгии. Как это играть? Что за этим стоит? Только ли березки? Но они есть и в Италии. А ностальгия? Наверное, тоже. Вдруг, как в плохом фильме, подошли два мальчика - один с кепкой, другой с аккордеоном - и заиграл "Амурские волны". "Это уж слишком, - сказал Андрей. - Никому об этом не говори. Не поверят".
Тарковский ставил фильм о человеке на изломе, о пути интеллигента-страстотерпца, едва ли не мессии, запомнившем слова некоего безумца о спасении, ждущем человечество, если кто-то пройдет с горящей свечой бассейн святой Екатерины. Актер, прикоснувшись к краю водоема, зажжет от зажигалки огарок и решится. Он пойдет медленно, сдерживая замирающее пламя и собственную сердечную боль. В середине бассейна свеча погаснет. Он вернется и пойдет снова. Дрожащей рукой оградит этот огонек надежды. На том же месте он погаснет. Сердечная боль нарастает, ноги не держат, душит участившийся пульс. Он зажигает в третий раз, собирает последние силы будто перед смертью, чтобы уберечь неверное пламя, и доходит. Его мы не видим. Всплеск. Звуки вердиевского реквиема.
В 1987 году Олег Янковский сыграл еще одну бенефисную - одну из важнейших в своей биографии - роль в фильме Михаила Швейцера "Крейцерова соната". Это был изможденный, изверившийся, несмирившийся человек с расхристанной душой. Горячечный монолог своего героя (то он вспыхивал, то сникал, то судорожно закуривал, то, ободренный наркотиком, заходился в путаных, сбивчивых признаниях) Янковский проживал с почти забытой на нашем экране силой страсти, с немыслимым, казалось, для его актерской природы трагизмом.
В начале 1990-х Янковский вернулся из Франции (где полгода играл в европейском театральном проекте) "в другую страну". Ее атмосфера, пейзаж, настроения стали неузнаваемы. Поток коммерческой продукции "кооперативного" кино хлынул на экраны, но участвовать в этом Янковский себе позволить не мог. Зато согласился в 1993 году стать президентом Открытого российского кинофестиваля в Сочи (МКФ "Кинотавр"), который стал для него в ту пору формой творческой самозащиты, компенсирующей отсутствие нестыдных или просто приличных ролей.
Тем временем жизнь в стране постепенно налаживалась. В это время, в 1996 году, М.Захаров ставит странную, непоэтическую "Чайку" (спектакль идет и сегодня), где Янковский беспощадно и вместе с тем неброско играет Тригорина. В 1999 году ему довелось замечательно сыграть небольшую роль местечкового еврея в мелодраме Салли Поттер "Человек, который плакал" вместе с такими звездами, как Джонни Депп и Джон Туртурро (фильм показывался в официальной программе Венецианского фестиваля). А в середине 1990-х у него были Ляпкин-Тяпкин в "Ревизоре", Персиков в "Роковых яйцах", не принесшие, увы, настоящего удовлетворения, но все же играть текст Гоголя, Булгакова было не стыдно.
И вдруг - в ожидании новой драматургии, неожиданных ролей - Янковский в 2000 году решается (вместе с оператором Михаилом Агроновичем) на режиссерский дебют и ставит "рождественскую сказку" "Приходи на меня посмотреть". Впервые за 10 лет играет современного героя, "нового русского", который по ошибке забрел к старым русским (великовозрастной дочке - старой деве, ухаживающей за умирающей матерью) и остался с ними. В отличие от "новых русских" хамов с золотыми перстями, крепкой шеей и квадратными мордами, заполонивших наше кино, у этого "аудитора с дачей на Канарах" все другое: и лицо, и одежда, и душа, и манеры. Янковский играет легко, подробно и разнообразно. Играет постаревшего Макарова из "Полетов...", который не скурвился, не спился, не стал бомжом. И не утратил вкуса к простодушным романтическим выходкам, Кроме того, Янковский подтвердил нехитрую мысль о том, что хороший артист и в незатейливом материале может выглядеть достойно, не бравируя своими штампами. Хотя мечтает он сейчас об острохарактерных ролях, о буффонаде, о резкой пластике...
Свои роли Янковский делит на декоративные, эксплуатирующие его редкую фактуру, породу, его умение держать спину, носить костюм (недаром он должен был сыграть Тургенева в фильме Сергея Соловьева), и на те, в которых удалось высказаться по сути, задеть болевые точки уникального универсального состояния, как это было в "Полетах во сне и наяву", "Крейцеровой сонате", "Ностальгии".
Сегодня он в отличной актерской форме, играет Петра I в спектакле Марка Захарова по пьесе Григория Горина "Шут Балакирев". У него по-прежнему самое интересное лицо в нашем кино. И оно, как говорит один из близких Янковскому режиссеров - Роман Балаян, "работает в любом возрасте, в любое время, в любой стране... В нем нет никакой однозначности. А его взгляд, я убежден, способен выразить немыслимую амплитуду: от мерзавца до святого".
О.И. Янковский - Народный артист СССР (1991), лауреат Государственной премии СССР (1987, за участие в фильме "Полеты во сне и наяву"), лауреат Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых (1989, за участие в фильме "Крейцерова соната"), лауреат Государственной премии РФ (1996, за театральные работы), лауреат премии Ленинского комсомола (1977), лауреат Всесоюзного кинофестиваля в номинации "Призы за лучшие актерские работы за 1983 год". В 1984 году он был признан лучшим актером года (за фильм "Влюблен по собственному желанию) по опросу журнала "Советский экран"; в 1988 году стал обладателем приза "За выдающийся вклад в профессию"; в 1991 году удостоен премии "Ника" в номинации "Актер года"; в 1993 году - премии имени А.А.Ханжонкова "Кинособытие года", в 2001 году - премии имени К.С. Станиславского. Артист награжден орденом "За заслуги перед Отечеством" IV степени.
Янковский, как и положено человеку, родившемуся под знаком Рыб, склонен воспринимать мир мистически. Он запоминает сны, верит в приметы: обходит черных кошек стороной, то и дело стучит по дереву...
Живет и работает в Москве.

Сайт: Актеры советского кино

Потомственный дворянин
Олег Янковский родился в дворянской семье. Его отец Иван Павлович, бывший штабс-капитан лейб-гвардии Семеновского полка, происходил из польских дворян. Он был близко знаком с Тухачевским, за это и поплатился. По сфабрикованному обвинению отца арестовали, и он сгинул в сталинских лагерях. Мать Олега, Марина Ивановна, опасаясь ареста, сожгла все архивы семьи. Не уцелела ни дворянская грамота, ни Георгиевский крест Ивана Павловича.
Детство Олега прошло в казахском городке Джезказгане. Он гонял в футбол с оборванной дворовой шпаной и ужасно стеснялся своей аристократичной бабушки, ее элегантной прически, пенсне, броши на ветхой кофточке...
Состоятельная в прошлом семья, жила очень бедно, впроголодь. Мама выучилась на бухгалтера и одна кормила семью: троих сыновей, Ростислава, Николая и Олега, и свою мать. Все вместе они ютились в четырнадцатиметровой комнатушке. Дети ходили в обносках…
Но при всем при этом Янковские держали богатую библиотеку, говорили на иностранных языках, много читали, а по вечерам принимали гостей - такую же ссыльную интеллигенцию. И вполне естественно, что в доме, хотя и очень осторожно, говорились некоторые "крамольные" вещи. Это не могло не запасть в душу маленького Олега.
Театральный дебют
Со временем Янковские перебрались в Саратов - город с богатыми культурными корнями, город театралов... В юности Марина Ивановна просто бредила балетом, но родители запретили ей и думать о балетной карьере. Зато своим детям она сумела передать тягу к сцене.
Старший из братьев Олега - Ростислав - окончив саратовское театральное училище, уехал в Минск играть в Русском театре (там он служит до сих пор). 14-летнего Олега он забрал к себе, чтобы снять с родных (в семье остался один кормилец - средний брат Николай) хотя бы часть материальных забот. Там Янковский-младший дебютировал на сцене - нужно было заменить заболевшую исполнительницу эпизодической роли мальчика в спектакле "Барабанщица". Правда, Олег не сразу осознал всю ответственность - куда больше театра его волновал футбол, он спал и видел себя вратарем или нападающим. Однажды он просто проспал свой выход в спектакле. Рассерженный Ростислав категорически запретил брату на пушечный выстрел подходить к футбольному полю.
Судьбоносная история
Марина Ивановна тосковала по уехавшим сыновьям, и, как только появилась возможность, Олег вернулся домой, в Саратов. Школьные годы подходили к концу, пора было решать, что делать дальше.
Олег решил поступать в медицинский институт. Надо было получить хорошую профессию, что бы со временем хорошо зарабатывать, помогать матери. Но тут вновь словно чья-то невидимая рука снова направила Олега на театральную дорогу.
Однажды он увидел объявление о приеме в театральное училище. Олег вспомнил свой минский опыт и решил попробовать. Как же он был разочарован, когда узнал, что экзамены давно закончены. Олег решил зайти к директору - узнать об условиях приема. Тот, не дав юноше объяснить цель визита, посмотрел какие то списки и сказал: "Вы приняты. В сентябре приходите учиться".
Олег вернулся домой ошарашенный: его судьба сама собой определилась. Осенью Олег просто пришел на занятия. И только несколько месяцев спустя выяснилось, в чем дело. Оказывается, брат Николай втайне грезил театром. Он работал на заводе сталеваром, но мечта о сцене не давала ему покоя. Вот он и пошел поступать, никому ни о чем не сказав, - сдал все экзамены, прошел все туры... А когда узнал о том, что Олега в училище приняли за него, он просто промолчал. Мол, пусть учится младший, а ему нужно кормить семью - маму и бабушку. А в училище еще долго считали, что они просто перепутали имя абитуриента Янковского.
Жениться один раз и на всю жизнь
Марина Ивановна учила своих сыновей: "Если решил жениться, то уж на всю жизнь. По-другому и начинать не надо". Все трое братьев Янковских женились до 21 года - и именно на всю жизнь.
На втором курсе училища Олег познакомился с Людмилой Зориной, она училась на курс старше. Людмила была очень заметной, красивой, рыжей и безумно талантливой. Однажды за хорошую учебу их обоих премировали поездкой в Москву. Олег Иванович с удовольствием вспоминает, как они вышли тогда из поезда, купили на Павелецком вокзале саечки по шесть копеек... Они сидели на скамейке, ели булочки и мечтали о будущем. Они и не думали тогда, что их будущее - здесь, в Москве!
После училища Людмилу Зорину сразу пригласили в Саратовский драматический театр. Благодаря ей, туда же в 1967 году был принят и Олег. Вскоре они поженились. Людмила мгновенно выдвинулась в звезды, смотреть на нее ходил весь Саратов, а про Олега тогда говорили: "Это - муж самой Зориной". Театральная судьба Янковского складывалась не столь удачно - актеру доставались лишь крошечные роли. И не известно, как повернулась бы его судьба, если бы не один случай…
Дебют в кино
Театр гастролировал во Львове. Олег зашел в гостиничный ресторан, уселся обедать. А недалеко за столиком случилось сидеть Владимиру Басову с женой Валентиной Титовой и другими членами съемочной группы будущего фильма "Щит и меч". Обсуждали, где искать артиста на роль Генриха Шварцкопфа. Титова, кивнув на Олега, сказала мужу: "Посмотри, вон сидит типичный арийский юноша". Басов согласился, что этот человек подошел бы ему идеально, но... "Он, конечно, какой-нибудь физик или филолог. А поди ж ты найди артиста с таким умным лицом". Слава Богу, кто-то из ассистентов не поленился подойти к Янковскому...
В том же году Янковский сыграл красноармейца Андрея Некрасова в драме Евгения Карелова "Служили два товарища". Между прочим, в этом фильме актеру должна была достаться роль белого офицера Бруснецова. Но режиссер, увидев на пробах Янковского, воскликнул: "Этого человека мы Врангелю не отдадим!" В итоге Бруснецовым стал Владимир Высоцкий.
Олег Иванович вспоминает о фильме "Служили два товарища": "Там вообще на съемках чудесная компания собралась. Но Быкова мне даже сложно с кем-то сравнить. В нем было заложено что-то такое наставническое. Он сразу меня опекать начал. Он был такой выпивающий и увлекающийся человек, водил меня в ресторан ВТО и все рассказывал, рассказывал. А я, как жадная губка, впитывал все, что он мне говорил. А с другой стороны - Высоцкий. У него как раз тогда было начало романа с Мариной Влади. Но она мне была не так интересна, как он сам. Хотя он тем Высоцким, какого мы сейчас знаем, еще не был. Вот это были настоящие университеты. Ни с какими учебными заведениями они не сравнятся".
Театр
После выхода фильмов "Щит и меч" и "Служили два товарища", Янковский мгновенно стал знаменитым. Благодаря этому изменилось и его положению в театре. На молодого актера обратили внимание. Ему стали доставаться большие серьезные роли как классического ("Таланты и поклонники", "Стакан воды"), так и современного ("Человек со стороны") репертуара. Наибольшего успеха Янковский добился в роли князя Мышкина (спектакль "Идиот").
В 1973 году Янковский перешел в Московский театр Ленинского комсомола. Людмила пожертвовала своей карьерой ради Олега. Бросив все, она последовала за мужем в Москву, с головой ушла в семью - развитию таланта такого ранга, как у Янковского, требовались "крепкие тылы".
В новом театре Янковский быстро стая ведущим актером. Среди его лучших спектаклей: "Автоград-XXI", "Парень из нашего города", "Революционный этюд", "Диктатура совести", "Оптимистическая трагедия", "Чайка", "Варвар и еретик", "Гамлет".
Кино. 70-е годы
Обратили внимание на талантливого актера и кинорежиссеры, посыпались предложения. На съемках одного из фильмов - "Гонщики" (1972) - он попал в аварию: машина с ним и операторами перевернулась, летела кувырком. Операторов выбросило на дорогу, на Янковском сгорела кожаная куртка, а сам он каким-то чудом остался без единой царапины.
Одной из самых заметных работ Олега Янковского середины 70-х стала роль Отца в фильме Андрея Тарковского "Зеркало". А попал Олег Иванович в картину случайно, благодаря своему сходству с отцом знаменитого режиссера:
"Моего творчества Андрей не знал. Просто Лариса Тарковская, тогда его ассистентка, а потом жена, увидела меня случайно в коридоре "Мосфильма". Иду, вдруг слышу сзади топот. Она довольно крупная женщина была. Тогда "Мосфильм" был замечателен тем, что, пройдя по коридору, можно было запросто роль схлопотать… И вот, значит, топот. - "Можно вас?" Фамилию даже толком не помнила. Завела меня к Андрею. Тот посмотрел и говорит - конечно, это он (в смысле, отец). А потом они еще и сына моего заполучили - Филиппа. Семейное кино получилось".
Позже, в 1983 году, Тарковский вновь пригласил Янковского в свою картину - актер сыграл писателя Горчакова в драме "Ностальгия".
В 70-е годы Олег Янковский много и разнообразно снимался. Актерская пластичность позволяла ему органично выглядеть в разных киноролях: партийного функционера ("Премия", 1974; "Обратная связь", 1978), декабриста Кондратия Рылеева ("Звезда пленительного счастья", 1975), неустроенного, колючего человека ("Чужие письма", 1976, "Сладкая женщина", 1977) или, напротив, бесхарактерного, слабовольного ("Слово для защиты", 1977, "Поворот", 1979).
Фильмы Марка Захарова
О ролях, сыгранных Олегом Янковским в фильмах Марка Захарова, стоит рассказать отдельно. Первой их совместной работой в кино стала картина "Обыкновенное чудо" (1978) по пьесе Шварца. Янковский очень тонко, искрометно сыграл там Волшебника. Фильм и по сей день пользуется огромной популярностью у зрителей.
Затем последовал фильм-притча "Тот самый Мюнхгаузен" (1979). Кстати этой роли Янковский чуть было не лишился. Сценарист Григорий Горин поначалу никак не видел в актере чудака-барона. "Он до этого играл прямых, жестких, волевых людей - характеры, выдающий его происхождение, - вспоминает Григорий Горин. - Я не верил в его барона. Началась работа, он влезал в характер, на наших глазах менялся. Врастал в роль, и явился Мюнхгаузен - умный, ироничный, тонкий. Какая была бы ошибка, возьми мы другого актера".
В 1983 году Олег Янковский снялся в роли Свифта в сатирической комедии "Дом, который построил Свифт". Эта картина получилась менее удачной, чем предыдущие работы Марка Захарова. Фильм был снят в духе "Обыкновенного чуда" и "Мюнхгаузена" с тем лишь отличием, что смотрелся гораздо с меньшим интересом. Что же касается Янковского, то его герой и вовсе вышел калькой с уже известных Волшебника и Мюнхгаузена.
Гораздо интереснее вышел следующий герой Янковского - Дракон в фильме-притче "Убить Дракона" (1989). Хотя филь получился откровенно конъюнктурным, это ничуть не умаляет замечательную игру актера.
Кирилл Разлогов: "Победителем этого своеобразного актерского "конкурса", безусловно, выходит Олег Янковский, который, пожалуй, второй раз после "Поцелуя" Романа Балаяна показывает, какие невиданные потенциальные возможности кроются в его даровании, как только он выходит за пределы привычного амплуа. Метаморфозы его Дракона, причудливые смеси интонаций, от сарказма до заискивания, внутренняя самоирония и неканоническое сочетание гения, злодейства и бессилия - все это передается актером с блеском самодовлеющего эффекта, своеобразного искусства для искусства".
80-е годы
80-е годы стали настоящим расцветом творчества Олега Янковского как киноактера. Помимо фильмов Марка Захарова, стоит отметить блестящие роли в фильмах Романа Балаяна "Полеты во сне и наяву" (1983, Государственная премия СССР за 1987 год), "Поцелуй" (1983), "Храни меня, мой талисман" (1987), "Филер" (1988), а также в социально-эксцентричной драме Татьяны Лиозновой "Мы, нижеподписавшиеся" (1981) и мелодраме Сергея Микаэляна "Влюблен по собственному желанию" (1982).
В последнюю картину Олег Янковский попал благодаря Евгении Глушенко, сыгравшая в том фильме другую главную роль - Веру. Именно она уговорила режиссера Сергея Микаэляна, посоветовав прекратить нескончаемые поиски героя и пригласить Янковского: "Кого вы все ищете? Ясно же, что только Олег сможет сыграть джентльмена, даже опустившегося. Он же настоящий аристократ!"
90-е годы
В начале 90-х Олег Янковский сыграл яркие и совершенно разные роли в трагикомедии Георгия Данелии "Паспорт" (1990) и историко-психологической драме Карена Шахназарова "Цареубийца". А затем…
Олег Иванович вспоминает: "За производство фильмов брались все, кто хотел. Поскольку думали не о творчестве, а об отмывании денег, то очень скоро количество выпускаемых картин выросло до четырехсот в год - в начале 90-х в России клепали фильмов больше, чем в Индии. Когда эти новые "кинематографисты" окончательно все оккупировали, отодвинув настоящих профессионалов в сторону, я принципиально перестал сниматься. Понимал: нельзя так распоряжаться своей судьбой. Декоративное присутствие на экране меня никогда не интересовало. Играть - так играть! Я отравлен хорошим кино, поэтому на барахло не мог согласиться.
По приглашению Клода Режи я на полгода уехал в Париж, участвовал в международном театральном проекте, очень напряженно работал. Кстати, последнее эхо обваливавшегося Советского Союза докатилось и до Франции. В Париже я узнал, что подписан указа о присвоении мне звания народного артиста СССР. Это случилось за неделю до того, как страна с таким названием приказала долго жить. Первым народным в 20-е годы стал Константин Сергеевич Станиславский, а я оказался последним... К слову, на вечере, посвященном столетнему юбилею МХАТа, я даже позволил себе шутку на эту тему: "С кого начинали товарищи и кем закончили!" Зал оценил юмор, смеялся долго".
В следующие годы Олег Янковский снимался в кино редко. Были интересные роли в фильмах "Роковые яйца" (1995), "Первая любовь" (1995), "Ревизор" (1996). Но сам Олег Иванович признается, что "удовлетворения нет ни от одной из последних работ".
С 1993 года Янковский - президент Открытого российского кинофестиваля в Сочи ("Кинотавр").
Последние работы
В 2000 году Олег Янковский снял свой первый фильм, в котором сыграл одну из главных ролей, - "Приходи на меня посмотреть". Несмотря на вполне предсказуемый сюжет, эта добрая рождественская сказка была неплохо принята зрителями, во многом благодаря игре актерского ансамбля: Екатерины Васильевой, Ирины Купченко и Олега Янковского.
Через два года Янковский снялся в фильме Валерия Тодоровского "Любовник". Это дна из лучших работ актера последних лет. Сам Олег Иванович признается, что эта картина ему дорога. "Любовник" - это возвращение психологического русского кино", - говорит он.
Семья
Олег Иванович - приверженец семейных ценностей. Он, которому судьба улыбалась столько раз, по-прежнему считает, что семья - самая большая удача в его жизни.
Самые близкие люди для Янковского - жена Людмила, сын Филипп, невестка Оксана Фандера и, конечно, внуки. Их у него двое - Ваня и Лизонька. Олег Иванович признается: "Вообще-то, я плохой воспитатель. Но я безумно люблю внуков. И то свободное время, которое у меня есть, пытаюсь отдать им. Мы уже весь детский театральный репертуар пересмотрели. Скоро потихонечку перейдем на балет и серьезные драматические спектакли. А еще нас с внуками можно встретить на роллердроме или в "Мире пиццы" на Садовом. И в компьютерные игры мы с Иваном любим поиграть. Сам я - сущий дикарь и не знаю, с какой стороны подойти к компьютеру. А внук в этом хорошо разбирается. И на английском Иван изъясняется ловко, не то, что я сам".
Как то Олег Иванович признался, что, если бы ему пришлось выбирать между семьей и творчеством, он не задумываясь пожертвовал бы карьерой. Слава Богу, что выбирать ему не пришлось…
"Мастер и Маргарита"
Осенью 2005 года на экраны выходит новый фильм Владимира Бортко "Мастер и Маргарита". Олегу Янковскому режиссер первоначально предложил сыграть в своей картине Воланда, но актер отказался. "Я не знаю, как ее (роль) играть. В каком костюме он должет быть? Хоть в книге его одеяние подробно описано, но это - литература. А когда на экране: почему он такой, а не другой? И, как ни странно, это слабая роль. Все происходит не с Воландом, а вокруг него, а просто пучить глаза, чтобы это убедительно получалось, я не хочу. А главная причина: я считаю, что дьявола, как и Господа Бога, играть нельзя. Иисуса Христа - можно, он был реальным человеком", - объясняет Олег Иванович.
А вот на роль Понтия Пилата Янковский согласился: "На мой взгляд, это интересно. Там есть судьба, история, нравственная и психологическая нагрузка. Уставший человек, у него много забот. Он просто отошел в сторону..."

Автор: Николай Зятьков
Сайт: Аргументы И Факты
Статья: Олег Янковский: «Я не буду играть Сталина»

— ОЛЕГ Иванович, вам на днях — шестьдесят, поздравляем! Вы в прекрасной форме. Боретесь за здоровье?
— Не могу сказать. Но если беру джинсы времен своей молодости — тот же размер и сейчас. Конституция такая. Это когда-то в «Ленкоме» у нас футбольная команда была. Татьяна Ивановна Пельтцер — наставник, а Евгений Павлович Леонов — главный тренер. Забавно было, все были молодые. Это потом наше поколение повзрослело, одышки начались… Вот все меня поздравляют с 60-летием. А с чем поздравлять-то? Чего ж хорошего? Нет, лукавлю! У меня есть семья! Дом! И любимая работа. А в этом и есть достоинство возраста.
Ильич без зазора
— ВЫ как-то специально выстраиваете свою жизнь или полагаетесь на интуицию? Ну, сыграл роль, потом еще одну, более интересную. Или планируете: вот дом дострою, сына на ноги поставлю.
— Я просто понял, что судьба меня ведет. Если что-то не складывалось — значит, и не надо было изначально. Никогда не мечтал ни о какой роли. Что толку мечтать-то? Нет, изначально нас ведут по жизни, и надо это чувствовать. А уж тем более в актерской профессии, она же… от господа Бога, наверно? Вот как в этой профессии происходит все? Кто знает? Евгений Павлович Леонов не сыграл ни Гамлета, ни Короля Лира, а парил над всеми ролями. Когда я стал матереть, стал задумываться: что такое моя профессия? Просто играть или что-то привносить в нее? Я ведь не только актер, я живу в обществе, знаю, чем оно больно, и вот делиться болью — это миссия в нашей профессии. Быть может, я это высокопарно сказал.
— Сыграв стольких людей — от шалопая до вождя, думаю, вы имеете право на такие слова. Кстати, не все, наверно, знают, что в 70-е вы играли в «Ленкоме» Ленина…
— Играл, да еще без грима! Вообще-то, когда Ленин был маленьким, он дружил с моей бабушкой. А ее отец в свое время ездил за рубеж и привез ей как-то куклу с закрывающимися глазками. И вот Володенька все хотел ей выковырять глазки, чтобы выяснить, почему они закрываются. Бабушка, уже будучи очень старой, осторожно так об этом рассказала.
— А в жизни — как вы «переболели» Лениным? Ведь есть люди, которые по сей день живут с образом вождя.
— Ну, я-то знал чуть больше, чем те, кто читал газету «Правда». Семья наша была репрессирована: отец был другом Тухачевского, за это и погорел. И в доме, правда, тактично, осторожно говорились некоторые «крамольные» вещи. Родители давали понять, что, дескать, подождите, не все так просто. Да и какие-то книги были прочитаны, что называется, под одеялом. Так что я приступал к роли Ленина вовсе не с комсомольским задором. Что же касается тех, кто до сих пор, несмотря на широкое обнародование неопровержимых фактов, продолжает жить Лениным, ну что ж, их можно понять. Это в основном очень пожилые люди, пусть уж и живут с убеждениями и верой, которая сильнее любого факта. А в партии я так и не был, как-то всегда лихо уходил от этого, хотя после роли Ленина мне предлагали: уж будьте любезны!
— Нет у вас ностальгии по тому времени — коллективизму, бесплатному образованию и медицине, когда и на небольшие деньги можно было прожить?
— Нет. Хотя бы потому, что я же понимаю, что то время никогда не вернется. Жаль лишь общей нашей советской культуры. Советский Союз — это была уникальная культура, такой общий «котел», переваривалось все самое лучшее из национальных культур, где все влияли на всех. И я думаю, мы еще будем очень страдать от того, что это утрачено.
Доверенное лицо
— МНОГИЕ из ваших коллег сегодня, если надо, охотно к партии какой-нибудь примкнут. Вы во всем этом незадействованы.
— Не делал этого и в дальнейшем не сделаю. Только поймите меня правильно: когда меня попросили в свое время стать доверенным лицом Ельцина, я это сделал не задумываясь. Если сегодня ко мне обратятся, чтобы я стал доверенным лицом Путина, тоже соглашусь. Но если бы я понимал, что такой президент нам не нужен, предложения бы не принял. Но вступать ни в какую партию не буду.
— У вас сын — режиссер (Филипп. — Авт.), жена и невестка — актрисы (Людмила Зорина, Оксана Фандера. — Авт.). Не секрет, что в такой семейственности, особенно среди артистов, певцов, многие видят прежде всего влияние фамилии, протекцию.
— Эта проблема была и будет. Но как иначе, если человек с детства существует в творческой среде, многие актерские дети просто «живут» в театре, некоторые с детства выходят на сцену? Но в нашей публичной профессии очень быстро все встает на свои места. А если человек действительно талантлив, при чем тут родство и протекция? Вот у замечательного артиста Бруно Фрейндлиха неплохая ведь дочка получилась, верно? А если человек таланта лишен — публику-то не обманешь!
— На эстраде это сделать ой как просто! Некоторые наши так называемые звезды и трех нот живьем не споют… Но я хотел спросить вас о российском кино. Вроде как оно сегодня «выруливает» из кризиса, а почитателей до обидного мало.
— Вот это особенно обидно. Мы, актеры старшего поколения, были в счастливом положении: от Владивостока до Калининграда в кинотеатрах с восьми утра шли отечественные фильмы. Миллионные аудитории! Но вопрос кинопроката сейчас — уже не кинематографический, а государственный. Его нужно решать на федеральном уровне. Во всех развитых странах есть политика поддержки национального кино.
— Скажите, учитывая вашу популярность, вас не оскорбляли термином «секс-символ»?
— Оскорбляли! (Смеется.) Теперь это, слава богу, перекинулось на других, помоложе — Машкова, Безрукова, Меньшикова… Я только одно знаю: артист и артистка должны быть сексуальными.
— Но ведь «секс-символизм» имеет и свои издержки. Вам, наверно, и письма пишут, и в номера в гостиницах ломятся…
— Ну, сейчас-то уже нет, а раньше, вы даже не представляете, что это было! Особенно, конечно, на гастролях. Девчонки просто поднимали мою машину и несли. Но шутить-то можно сколько угодно по этому поводу, а на самом деле на этом многие артисты «ломались». У меня как-то ума хватило устоять. Спас внутренний стержень, воспитание.
Неприкасаемые
— НУ ВОТ, а когда стукнет вам восемьдесят, будете лежать, пить кефир и жалеть, что не воспользовались славой…
— Почему вы думаете, что я не воспользовался? (Смеется.) Но опять же, без шуток, у всего этого есть и трагическая сторона. Немыслимо объяснить, что это такое — получить бешеную популярность, а потом в одночасье ее лишиться. Особенно для актрис. Это трагедия, которую не переживает ни один самый знаменитый ученый, журналист, писатель, режиссер. Так во всем мире. И вот актеру обязательно надо готовить себя к тому, что однажды все это закончится. Другое дело, начнешь готовить — и кураж пропадет, а у нас такая профессия, что глаз должен гореть.
— Олег Иванович, кого бы вы не сыграли никогда?
— Я уже отказался недавно — Сталина. Не стал бы играть Воланда. Потому что к этому нельзя прикасаться. Не ко всему роману Булгакова — к Воланду. Как и не согласен я с картинами, где разные актеры изображали Христа. Считаю, что трогать не надо — ни одной стороны, ни другой. Ни добро, что мы называем господом Богом, ни зло, что мы называем дьяволом. А Сталина я отказался играть, потому что нельзя артисту играть человека, не сострадая ему.
— А бандита, олигарха какого-нибудь тоже отказались бы играть?
— Дон Корлеоне в «Крестном отце», он кто — бандит? Нет, его просто так бандитом не назовешь. Вот если бы сыграть нечто подобное! Играешь же не абстрактного бандита, олигарха, играешь человека, всегда. Но почему-то конкретных олигархов, нынешних, мне играть неинтересно. И, кстати, не снято же на Западе картин о Рокфеллере, Моргане, Форде.
Вот Каренина, которого мне предстоит играть в четырехсерийной картине Сергея Соловьева, и великий Хмелев, и Гриценко играли, мягко говоря, неприятными для зрителя. Но тогда и проблемы нет, почему Анна изменила ему, ушла. А вот если сыграть его иным… Вот это мне интересно.
Вообще я иногда думаю: перед каждым спектаклем уснуть не могу, перед выходом на сцену холодею, ужас! И ведь все это я сам себе устроил! Мазохизм какой-то. Мне шестьдесят лет, зачем мне это надо? А потом на спектакле чувствую, как затих зал, и сидит известный ученый, который знает куда больше меня, и казалось бы, чем могу его удивить я, простой актер, лицедей? А почему-то он заплакал. Нет, это прекрасная профессия. Меня спрашивают: как это можно играть десятилетиями один спектакль, одну и ту же роль? Да, я-то один, а публика каждый спектакль другая! И каждый раз все по-новому. Каждый раз возникают новые токи. Каждый раз!

Автор: Марина Давыдова
Сайт: Известия
ОЛЕГ ЯНКОВСКИЙ: "СЕЙЧАС БЕЗВРЕМЕНЬЕ. ВОТ И ГЕРОЯ НЕТ"

Наша звезда все же поглавнее будет
- Меня всегда занимал такой простой вопрос: вот вы кинозвезда, но продолжаете играть в театре. А зачем? Голливудские звезды как исключение в нем играют, а наши - как правило. Это что, потребность такая?
- Да-а. Простенький вопрос. Тут много причин. Во-первых, у нас ситуации разные. В Америке система звезд была давно сформирована. А у нас другая история - у нас нужно было как растение через бетон прорастать. Вот мы и прорастали - кто выживет, тот выживет. Выживали в основном в театре. А потом если сейчас некоторых замечательных киноактеров - не буду их называть - выпустить на сцену и попросить сделать простейшие вещи, думаю, не каждый это сможет. Ведь в кино, особенно в американском, довольно легко существовать. Замечательный артист Джек Николсон, ничего не скажешь. Но я смотрю гениальную картину "Полет над гнездом кукушки" и вижу, как все продумано. Ему только отыграть историю нужно. Дали ему таблетку - помните эту сцену, - он идет парализованный якобы, а потом раз - подмигивает в камеру. Мол, со мной все в порядке. Отыграл. Я не умаляю достоинств Николсона, но как там все выверено - каждый кадр. Если уж оценивать артиста по гамбургскому счету, то наша звезда, прошедшая испытание театром, все же поглавнее будет.
- Хорошо. Театр нужен был, чтобы как-то состояться, но после того, как состоялся, зачем в него возвращаться?
- Это уже что-то генетическое. Где-то в подкорке сидит: без театра артист - не артист. Это ведь не просто слова, что выход на сцену подзаряжает. Зритель в театре обладает удивительной энергетикой. Люди сидят рядом - волнуются, заряжаются друг от друга, и все это переходит на сцену. Это любопытный механизм. Откуда что берется! Вчера был спектакль "Шут Балакирев". Сегодня утром руки поднять не хотелось. Роль Петра I довольно тяжелая. Она требует дополнительной какой-то - слово нехорошее - вздрюченности. Кроме психологической нагрузки, там ведь еще и физическая. А вот через час мне надо опять играть, и откуда силы возьмутся - черт его знает. Выходишь на сцену, и от зрительного зала тепло идет. Его ощущаешь прямо физически. Ну, если болезни проходят. Зубная боль проходит. Это какой-то выброс серьезный. Кинематограф - другое дело. Это просто использование твоей психофизики.
- И это говорит человек, который играл у Тарковского!
- Тарковский - особая статья. Ему вообще не нужен был высокохудожественный артист. Он мне как-то сказал про одного актера (кстати, замечательного): я его никогда не буду снимать, он меня все время про сверхзадачу спрашивает. Ему другое нужно было - человек, который чувствует и несет состояние. Его состояние. Сначала это был Солоницын. Потом Банионис. "Зеркало" вообще автобиографический фильм.
- Насколько я знаю, вы попали в "Зеркало", поскольку очень были похожи на Арсения Тарковского, его отца.
- Не то слово, как похож. Все произошло случайно. Моего творчества Андрей не знал. Просто Лариса Тарковская, тогда его ассистентка, а потом жена, увидела меня случайно в коридоре "Мосфильма". Иду, вдруг слышу сзади топот. Она довольно крупная женщина была. Тогда "Мосфильм" был замечателен тем, что, пройдя по коридору, можно было запросто роль схлопотать. Это, кстати, и в заокеанском комбинате грез Голливуде так же. Есть такая легенда о том, как Марлон Брандо попал на роль в "Крестного отца". Коппола же не хотел его сначала брать. А он внешность изменил. Что-то подложил - туда, сюда. Вошел в кабинет. Все - ой! ай! Утвердили, в общем. Не знаю, верить этому или нет. Но это очень возможно. В кино фактура едва ли не все решает. И вот, значит, топот. - "Можно вас?" Фамилию даже толком не помнила. Завела меня к Андрею. Тот посмотрел и говорит - конечно, это он (в смысле, отец). А потом они еще и сына моего заполучили - Филиппа. Семейное кино получилось.
- Мне всегда казалось, что ваша жизнь в кино и в театре - это параллельные прямые, тематически непересекающиеся. В кино понятно - там есть единая тема. Там вы выразитель целого поколения.
- Ну, это не моя заслуга. Просто так выпало. Не всякое время может сформировать героя. Бывает ведь и безвременье. Сейчас, по-моему, безвременье. Вот и героя нет. А мне посчастливилось жить тогда, когда время сформировало героя, и нужно было его воплотить. Просто выбор пал а меня. То, что я выразитель какого-то там поколения, я стал осознавать уже во второй половине жизни. Поначалу я вообще бессознательно все делал: приглашают, значит надо сниматься. Тем более что я поначалу в Саратове жил. Знаете, что такое судороги периферийного артиста - вдруг забудут? Это потом я вдруг почувствовал, что перст времени на меня указует. Нас несколько таких было, но Даль рано ушел. А я в каком-то смысле его эстафету подхватил. Есть хорошая книжка обо мне Зары Абдуллаевой. Не обо мне даже, а о герое и времени.
В Саратовском был князь Мышкин, а в "Ленкоме" - Ленина сыграл
- Я и говорю: в театре у вас этой темы нет. Скажем, у Миронова театральные и киноработы пересекались. Фигаро - Остап Бендер. Есть рифмовка. Или у Высоцкого, например. А у вас нет.
- Я думаю, что это даже хорошо. Я рад, что у меня в театре были самые разнообразные роли. В Саратовском был князь Мышкин. Какие-то попытки жанровых работ. В "Ленкоме" я вообще Ленина сыграл в пьесе Шатрова "Синие кони на красной траве". Можно, конечно, по-разному к этой работе относиться. Вы, наверное, этого и не помните уже, но в свое время это был шок. Люди уже знали, что есть такой артист Янковский, у меня было много ролей, и вдруг роль Ленина. Да еще без грима. Абракадабра какая-то. Мы всякий раз боролись со зрительным залом - убеждали, что и так можно. Потом Тригорин в "Чайке" - я очень люблю эту работу. Петр I в "Шуте Балакиреве" - совершенно другая роль. Я знаю, что у вас есть претензии к последнему нашему спектаклю "Все оплачено". А я вам так скажу: еще в советские годы, когда Захарова то и дело вызывали на ковер и призывали поставить что-то идеологически правильное, он, будучи мудрым человеком, предложил сыграть "Оптимистическую трагедию", что поначалу вызвало ужас у нас у всех. Марк тогда нас собрал и стал объяснять, что в этой действительно советской, тяжеловесной такой пьесе есть очень интересная тема - слабая женщина в жестокой враждебной среде. И вы знаете, это был один из самых замечательных спектаклей театра. Мы еще во "Все оплачено" не обрели нежной легкости. Спектакль в пути. Но возможности в этой вроде бы коммерческой пьесе - они огромны. Там все равно вопрос одиночества стоит, любви, их дефицита. Кончено, о любви лучше на материале "Анны Карениной" поговорить. Но в легкой форме коридоры для актерского существования как-то шире что ли.
- Когда я на вас смотрю на сцене, мне все время кажется, что вы были бы очень неплохим характерным артистом.
- Наверно. Я это дело люблю. Хотя в каждой работе возможность хорошего шутовства предполагается. Только плохой артист играет совсем всерьез. У хорошего всегда есть какое-то отстранение. И он в этом отстранении всегда позволяет себе немного подмигнуть зрителю.
- У вас необычная театральная биография. Редко кто не прыгает из театра в театр, а так и работает в одном и том же. У вас не возникало желания поработать на стороне - с Фоменко, Гинкасом, Додиным. Понятно, что это организовать сложно, но хотя бы помечтать.
- Знаете, у меня с Марком Захаровым отношения сложились как в хорошей семье. Много на свете красивых женщин, но разрушать семью все же не надо. Я как-то не очень верю в студийность. Это часто быстро разваливается. Это как первые годы брака. А у нас не студийность, а стабильность. Мы столько лет уже вместе, а не переругались. И это при том, что тут потрясающая команда. Думаю, ни в одном другом театре такого нет. И старшее поколение, и среднее, и молодежь. И все уживаемся как-то. Так что я не уходил из этических скорее соображений. Это была бы измена.
Помню, Захаров ко мне перепуганный пришел, когда узнал, что я у него на полгода прошусь в академический отпуск. Во Францию собирался. Есть такой режиссер Режи. Он хотел сделать сборную из представителей разных театральных школ. Меня он помнил по "Ностальгии" и был совершенно влюблен. Вот он и пригласил поучаствовать в этом проекте. Там артисты из Швейцарии были, негритянские артисты с французской театральной школой. Из Италии кто-то. Я ехал играть на французском языке, не зная его, и было немного страшно. Но, думаю, если судьба дает тебе такую возможность, нельзя ее упускать. Меня семья выталкивала, зная, что мужа и отца не будет полгода. Я текст учил где-то полгода: среди ночи разбуди, и я сразу выдавал что-нибудь по-французски. А это же был 90-й или 91-й год, когда все бежали. И Захаров пришел вот сюда в гримерку, сел и грустно так спрашивает: Олег, ты что насовсем, да? Но видите - поработал и вернулся. И сейчас предложений огромное количество. Но я стараюсь не размениваться.
- Вы очень порядочный человек.
- Вы думаете это порядочность. Нет, это вера, наверное, какая-то.
- Но бывают же ситуации, когда чувствуешь себя созревшим для того, чтобы сыграть - ну, не знаю, я не применительно к вам сейчас говорю - короля Лира, например. Талант Захарова не заточен ведь на постановку трагедий. У него иной талант…
- Вот ведь с языка у меня сейчас сняли ведь. Мне сейчас один художник-сценограф, сын очень известных родителей действительно предложил Лира сыграть.
- Кажется, я догадываюсь, о ком речь.
- Это Крымов Дмитрий, сын Анатолия Эфроса и Натальи Крымовой. Он собирается "Лира" у Анатолий Васильева в новом театре на Сретенке ставить. Есть там такой зал - "Глобус". А Валера Гаркалин будет шута играть. Вот сижу, мучаюсь, соглашаться или нет.
- Мучайтесь, мучайтесь.
Я играл фашиста, а мне очень белогвардейца сыграть хотелось
- В "Двух товарищах" вы сыграли, еще работая в Саратове?
- Да конечно. Все опять же в коридорах случилось. Я был тогда покрашен в белый цвет. Играл фашиста в "Щите и мече". А мне очень белогвардейца сыграть хотелось. Где-нибудь в "Беге", например. У меня отец - офицер, дворянин потомственный. Не то чтобы я ночами из-за этого не спал, но если бы был хороший материал - то с радостью. Но меня увидели и решили: эти чистые глаза и честный взгляд надо отдать нашим людям. Это вторая картина у меня была. Я был совершенно счастлив. Просто совершенно. Знаете, как я себя берег. Помню, получил телеграмму: вы, мол, утверждены на роль, шел с ней в театр, и боялся, чтобы меня машина, не дай Бог, не сбила. Я улицы переходил, пять раз оглядываясь. Так свою ценность осознал.
- Леонид Броневой говорил мне: все время играю каких-то негодяев, устал уже, у меня ведь душа нежная. А вы наоборот в основном играете героев, в которых все влюбляются. Вы от них не устали?
- Я перед собой такой задачи не ставил. Господь Бог подбрасывает мне какие-то возможности, я ими и пользуюсь. А потом я разные роли играю. Вот граф Пален, например, за которого я получил "Орла", - очень противоречивый герой. Участвовал в заговоре, но человек все равно благородный. Или была такая ювелирная у меня работа в фильме "Мы, нижеподписавшиеся". Я убедил Татьяну Лиознову в тяжелой борьбе дать мне сыграть этого далеко не положительного персонажа.
- С Роланом Быковым на "Двух товарищах" у вас сразу же сложились какие-то человеческие отношения?
- Там вообще на съемках чудесная компания собралась. Но Быкова мне даже сложно с кем-то сравнить. В нем было заложено что-то такое наставническое. Он сразу меня опекать начал. Он был такой выпивающий и увлекающийся человек, водил меня в ресторан ВТО и все рассказывал, рассказывал. А я, как жадная губка, впитывал все, что он мне говорил. А с другой стороны - Высоцкий. У него как раз тогда было начало романа с Мариной Влади. Но она мне была не так интересна, как он сам. Хотя он тем Высоцким, какого мы сейчас знаем, еще не был. Вот это были настоящие университеты. Ни с какими учебными заведениями они не сравнятся. Разве можно актерству научить. И я стараюсь то, что я получил, узнал от них тоже отдавать. А не так знаете: у меня что-то есть, но я никому не покажу. Надо щедро дарить то, что ты умеешь.
- А это можно подарить?
- Можно.
- То есть научить нельзя, а подарить можно.
- Вот мы с вами и сформулировали.
Андрей спросил: "Сможешь сыграть жизнь и смерть?"
-Два главных режиссера вашей жизни - Тарковский и Захаров - диаметрально противоположные люди. Один такой интраверт, другой экстраверт.
- Да, они абсолютно разные.
- И это вас не смущало?
- Нет, наоборот бодрило. Это, наверное, удача моя актерская, что я с такими разными людьми работал.
- Вы Тарковского считаете своим учителем?
- Я еще раз говорю: Тарковский - совершенно особая история. Он не был наставником. У него скорее так было: сам во всем разберись и почувствуй. Он из картины в картину переносил то, что его сегодня мучает. Он был весьма закрытый человек, и не всякого подпускал к себе, но у меня с ним идеальные отношения сложились на "Ностальгии". Мы вдвоем с ним там были. Его семью не пускали тогда, мою тоже не пускали. И мы проводили с ним целые дни. Вот это и есть репетиции. Потом он сказал мне: Олег, я хочу главные кадры своей жизни снять. Ты пока текст плохо знаешь. Мы сцену без слов снимем - проход со свечой. Сможешь сыграть жизнь и смерть? Я говорю (с лукавым легкомыслием): Андрей, ну, конечно, могу. Этой сценой со свечой я, наверное, больше всего в жизни горжусь. А до этого были посиделки в кафе и о жизни разговор. И там он впустил в себя немного, приоткрылся.
- То есть для того, чтобы играть в его фильмах, надо было его разгадывать. Кто лучше разгадал, тот и сыграл лучше.
- Примерно так.
- Когда вы играли в фильмах Тарковского, вы играли его или себя?
- Не знаю, как это объяснить За день человек бывает в разных состояниях. Сейчас вы одна, пришли другая, а через час еще какая-то будете.
- То есть это разные вещи - можно играть характер, а можно играть состояния.
- Все-таки главное в искусстве - состояния. И сказал мне об этом Тарковский. Я это на всю жизнь запомнил. В институте учили - характер, характер. Все же нет. Вы сами подумайте, как бы мы ни разнились, но, например, состояние абсолютного счастья или горя или зависти, все равно переживаются всеми примерно одинаково.
- Можно сказать и так: кино в гораздо большей степени требует от актера умение играть состояния, а театр - характеры.
- Можно и так.
Шестеренки трутся, трутся
- В артисте что важно - пропорция между энергетикой и опытом. Чем старше становишься, тем больше опыта и тем меньше энергетики. Вы это уже ощущаете?
- Вообще есть такое дело. Чем больше живешь, тем более потертым что ли становишься. Шестеренки трутся, трутся. И вдруг погасло что-то в тебе. Посерел артист. И с этим ничего не поделаешь. Невозможно сунуть пальцы в розетку и подзарядить себя.
- Наверное, можно подзарядиться от режиссера. Или от партнеров.
- В таком случае мы с вами о разных вещах говорим. Я о той энергетике, которая дается природой. Ее не позаимствуешь.
- Мне один человек, который занимался спортом - он был вратарем - рассказывал, что после какого-то возраста, причем там это очень рано происходит, резкость пропадает. То есть ты уже интуитивно чувствуешь, куда полетит мяч, но реактивность исчезает, и ее ничем не вернешь.
- Так у артиста все еще сложнее. В спорте речь идет о движении, о реакции. А настоящий артист должен в покое уметь заставить замолчать зрительный зал. Даже заставить плакать людей. Вот что это такое, а? И это уходит. Конечно, можно прикрыть отсутствие энергетики мастерством, но опытному глазу это видно сразу.
- Так у вас она ушла или нет. Я имею в виду самоощущение. Вы считаете, что тот возраст, в котором вы находитесь, - это уже закат или еще вершина?
- Вам виднее. Вроде не закат пока.
- Вы чувствуете обратную связь между тем, что вы играли, и собой. Обычно же героя из себя самого делаешь. Из чего-то внутри себя. Но после того, как он сделан, он возвращается? Меняет как-то жизнь?
- Меняет, конечно. Даже книга прочитанная меняет, а роль уж тем более.
- Женя Миронов говорил, что он понял в какой-то момент, что его роли - Гамлет, Иван Карамазов, Мышкин - буквально перепахали его. Что он другим человеком стал. Когда у вас последний раз была такая роль, которая бы вас перепахала?
- Вот это уже точнее сформулировано. Моя особенность в том, что у меня всегда была очень разнообразная жизнь. Если бы я играл в театре князя Мышкина и ничего больше не делал, это одно, но жизнь наутро всякий раз выбрасывала меня в какие-то другие сферы. Вечером "Мышкин", а наутро я в самолете летел сниматься в "Гонщиках" с Евгением Леоновым. Так что влияли роли, конечно, но все же не перепахивали.
- Вы со стороны кажетесь удивительно благополучным человеком. Вы себя таким ощущаете?
- Я действительно благополучен. И вообще я думаю, что актерство - это очень праздничная профессия. А что?
- Есть расхожее мнение, а может оно и соответствует действительности: для того, чтобы художник осуществил настоящий прорыв, нужны тяжелые испытания. Без них ничего не выйдет.
- Я думаю это определяют не обстоятельства жизни, а устройство организма - тонко (или не тонко) чувствующая твоя механика. Если у артиста есть вот этот подаренный господом Богом аппарат..
- Чувствилище.
- Как, как вы сказали?
- Чувствилище.
- Вот замечательно. Если это самое чувствилище есть, то все обязательно получится.


Автор: Николай Зятьков
Сайт: Аргументы И Факты
Олег Янковский: «Моя бабушка дружила с Лениным»

Всем известны его пристрастия — виски и трубки, которых у него целая коллекция, а их все дарят и дарят…
— Олег Иванович, откуда эта привязанность к трубке — свойство настоящих мужчин? Это действительно не то, что пошлое выкуривание сигареты?
— Да, как выяснилось, это целый ритуал — почистить, набить, раскурить. Трубка — она живая, теплая, бывают утренние, вечерние трубки. Они, как люди, имеют характер, начинают порой капризничать. А вреда меньше, чем от сигарет, — трубку же больше держишь во рту, чем куришь.
— ОЛЕГ ИВАНОВИЧ, вы в свои 60 в прекрасной форме. Боретесь за здоровье?
— Не могу сказать. А что касается веса, то если беру джинсы времен своей молодости — тот же размер и сейчас. Конституция такая. Это когда-то в Ленкоме футбольная команда была, Татьяна Ивановна Пельтцер была у нас наставником, а Евгений Павлович Леонов — главным тренером. Забавно было, все были молодые… Это потом наше поколение повзрослело, одышки начались, а тогда было замечательно.
— Не все, наверно, знают, что в 70-е вы играли в Ленкоме Ленина. Как вы сегодня об этом вспоминаете?
— Играл, да еще без грима! Вообще-то когда Ленин был маленьким, он дружил с моей бабушкой. А мой прадед, ее отец, ездил за рубеж и привез ей как-то куклу с закрывающимися глазками. И вот Володенька все хотел ей выковырять глазки, чтобы выяснить, почему они закрываются.
— А как вы «переболели» Лениным? Ведь есть еще люди, которые так и живут по сей день с образом Ленина.
— Ну я-то знал чуть больше, чем те, кто читал газету «Правда». Семья-то наша была репрессирована, отец был другом Тухачевского. За это и погорел. И в доме, правда, тактично, осторожно говорились некоторые «крамольные» вещи. Родители давали понять, что, дескать, подождите, не все так просто. Да и какие-то книги были прочитаны, что называется, под одеялом. Так что я приступал к роли Ленина вовсе не с комсомольским задором. Но, понимая, что это уже само по себе эксперимент — играть без грима, я расценил это как возможность поговорить с аудиторией «на подтексте». Что же касается тех, кто до сих пор, несмотря на широкое обнародование неопровержимых фактов, продолжает жить Лениным, ну что ж, их можно понять. Это в основном очень пожилые люди, пусть уж и живут с убеждениями и верой, которая сильнее любого факта. А в партии я так и не был, как-то всегда лихо уходил от этого, хотя после роли Ленина — уж будьте любезны!
— А ностальгии у вас нет по тому времени — коллективизма, бесплатного образования, медицины, когда на небольшие деньги можно было прожить?
— Нет. Хотя бы потому, что я же понимаю, что это невозможно. То время никогда не вернется. Жаль лишь общей нашей советской культуры. Советский Союз — это была уникальная культура, такой общий котел с варевом, где все влияли на всех, и мы еще будем очень страдать от того, что это утрачено.
— У вас есть в жизни нравственные ориентиры?
— Был и остается академик Лихачев, который, пройдя сквозь кромешный ад, сохранил светлый ум, ясный глаз, остался человеком.
— Вы человек небедный. Как вы относитесь к деньгам?
— Понимаете, я ведь изначально из очень богатой семьи. Это потом были наша ссылка, репрессии, нищета. А теперь как-то все вернулось на круги своя. Даже включая то, что я построил дом в Барвихе, как некое возвращение. Но и когда я был малообеспеченным начинающим артистом в Саратовском театре со ставкой аж 54 рубля, у меня никогда не возникало желания ничего отнять и поделить. Ведь эта идея отнять и разделить, столь удобная для политиков для манипулирования людским сознанием, родилась не в прошлом веке и не у нас.
— Многие из ваших коллег сегодня, если надо, охотно к партии какой-нибудь примкнут. Вы во всем этом не задействованы.
— Не делал этого и в дальнейшем не сделаю. Только поймите меня правильно: когда меня попросили в свое время стать доверенным лицом Ельцина, я это сделал не задумываясь. Если сегодня ко мне обратятся, чтобы я стал доверенным лицом Путина, тоже соглашусь. Но, если бы понимал, что такой президент нам не нужен, предложения бы не принял. А вступать ни в какую партию не буду.
— А вообще вы политизированный человек?
— Я слушаю новости, слежу за политическими дебатами, имея свою точку зрения, но это не политика, а нормальная позиция гражданина. Как человек дипломатичный по натуре, я умею скрывать многое. Скажу, что в различные политические ток-шоу меня звали не раз, но я в них не замечен и замечен не буду.
— На прошлых выборах ходил слух, что Никита Михалков будет баллотироваться в президенты…
— Да, было такое после «Сибирского цирюльника». Ну что же, Никита — человек с убеждениями, он монархист, он этого и не скрывает. Но при этом говорит, будучи человеком верующим, что, только если Бог укажет, он будет этим заниматься. Что это обсуждать? Либо принимать его — либо нет, соглашаться либо не соглашаться. Скажу одно: он личность, очень талантливый человек. И что касается художественной части его личности, то я человек его группы крови.
— Раз уж заговорили о Михалковых… Не секрет, что многие люди в таких творческих династиях видят прежде всего влияние фамилии известного родителя, а не талант, передающийся по наследству, как и все в человеке. У вас ведь тоже такая ситуация: сын — режиссер, жена и невестка — актрисы (Людмила Зорина, Оксана Фандера. — Авт.).
— Эта проблема, как бы сказать, отношения к отцам и детям в искусстве, была и будет. Но как иначе, если человек с детства существует в творческой среде, видит актеров, режиссеров, многие актерские дети просто «живут» в театре, некоторые с детства выходят на сцену? Конечно, бывает, когда человек выбирает иной путь. Но в нашей публичной профессии очень быстро все встает на свои места. И если человек действительно талантлив, при чем тут родство и протекция? Вот у замечательного артиста Бруно Фрейндлиха неплохая ведь дочка получилась, верно? А если человек таланта лишен — ну раз протекцию составил, два его «раскрутил», но публику-то не обманешь. А вот в шоу-бизнесе другое, конечно, при той технике, которая делает сегодня чудеса.
— Хочу спросить о нашем кино. Похоже, оно сегодня «выруливает» из кризиса?
— Конечно, особенно если вспомнить, что было восемь, десять лет назад. Один триумф «Возвращения» чего стоит. Но во всем мире кино — это индустрия, значит, в него надо вкладывать деньги. Поднимется престиж кино, и в него станет выгодно и престижно вкладывать деньги. Все вернется к здравому смыслу потихонечку. Уже возвращается. Даже в сериалах наших наметился явный качественный скачок. Смотрите, какой успех у «Идиота»! Сейчас Сергей Соловьев запускается с четырехсерийным фильмом «Анна Каренина».
Пишутся сценарии по «Доктору Живаго», по «Бесам»… Но пока, как и в театре, слаба драматургия — идеи, сюжеты, герои. Надо прежде всего научиться писать сценарии.
— Вы, говорят, будете Каренина играть?..
— От таких ролей не отказываются.
— А вы в сериалах не снимаетесь принципиально? Или даже не рискуют звать?
— Нет, приглашают. Но мне пока (стучу по дереву) удается сниматься в «большом кино». А вот начинающие, молодые актеры… Сериалы дают им сразу популярность, на улицах начинают узнавать. И деньги за них платят. Что там говорить, смотрят люди сериалы, фильмы">сериалы и смотреть будут. А что? Все герои в них с утра ухоженные, на каблуках, в макияже, сюжеты закручены: что там еще Хуан выкинет?
— Несмотря на оптимистические рассуждения, у «большого кино» сильно сократилось число почитателей.
— Вот это особенно обидно. Мы, актеры старшего поколения, были в счастливом положении. От Владивостока до Калининграда в кинотеатрах с восьми утра шли сеансы наших фильмов. Миллионные аудитории! Но вопрос кинопроката сейчас — уже не кинематографический, а государственный. Его нужно решать на федеральном уровне. Во всех развитых странах есть политика поддержки национального кино. А как обязать кинотеатры показывать Германа, Сокурова? Вот это уже вопрос к специалистам.
— Но есть и такое мнение: наше кино наши зрители смотреть не хотят.
— Это смотря какое. Вот ругали «Сибирского цирюльника», но ведь люди стояли в очередях! И режиссеру надо приучиться думать о том, чтобы его кино смотрели, это, кстати, позиция моего сына. Другой вопрос, что и Герман, и Сокуров как снимали вот такое, свое кино, так и будут. Но у них есть свой зритель, и у него должна быть возможность увидеть их фильмы.
— А как вы относитесь к тому, что происходит сегодня в Союзе кинематографистов с приходом Михалкова?
— Больной это вопрос. Мне трудно быть арбитром. Я сам в трех киносоюзах, в двух академиях…
— Не многовато?
— А что, это я стал инициатором всех этих ссор, конфликтов между союзами и академиями? Того, что кто-то чего-то не может никак поделить в них? Должна быть идея из самой кинематографической среды, которая бы нас объединила. А ее нет.
— Вот такой вопрос: вас не оскорбляли термином «секс-символ»?
— Оскорбляли. Теперь это, слава богу, перекинулось на Машкова, Безрукова, Меньшикова. Я только одно знаю: артист и артистка должны быть сексуальными. Артист должен нравиться женской аудитории, актриса — соответственно мужской.
— Но ведь «секс-символизм» имеет и свои издержки. Вот к вам, наверно, и в номера в гостиницах ломятся, и письма пишут…
— Ну, сейчас-то уже нет, а раньше вы даже не представляете, что это было! Особенно, конечно, на гастролях. Девчонки просто поднимали мою машину и несли. Шутить-то можно сколько угодно по этому поводу, а на самом деле на этом многие «ломались». У меня как-то ума хватило устоять. Спас внутренний стержень, воспитание.
— Ну вот, а когда стукнет вам восемьдесят, будете лежать, пить кефир и жалеть, что не воспользовались славой…
— А почему вы думаете, что я не воспользовался? Но, без шуток, у всего этого есть и трагическая сторона. Немыслимо объяснить, что это такое — получить бешеную популярность, а потом в одночасье ее лишиться. Особенно для актрис. Это трагедия, которую не переживает ни один самый знаменитый ученый, журналист, писатель, режиссер — именно актеры. Так во всем мире. И вот актеру обязательно надо готовить себя к тому, что однажды все это закончится. Другое дело, начнешь готовить — и кураж пропадет, а у нас такая профессия, что глаз должен гореть. Вот меня поздравляют с 60-летием, а с чем поздравлять-то? Чего ж хорошего? Нет, лукавлю! У меня есть семья! Дом! И любимая работа.
— Вы как-то выстраиваете свою жизнь или полагаетесь на интуицию? Ну, сыграл еще роль, дом построил, детей обеспечил, внуков…
— Я просто понял, что судьба меня ведет. Если что-то не складывалось — значит, и не надо было изначально. Никогда не мечтал ни о какой роли. Что толку мечтать-то? Нет, изначально нас ведут по жизни, и надо это чувствовать. А уж тем более в актерской профессии. Она же… от Господа Бога, наверно? Вот как в этой профессии происходит все? Кто знает? Евгений Павлович Леонов не сыграл ни Гамлета, ни короля Лира, а парил над всеми ролями. Когда я стал матереть, стал задумываться, что такое моя профессия? Просто играть или что-то привносить в нее? Я ведь не только актер, я живу в обществе, знаю, чем оно больно, и вот делиться болью — это миссия в нашей профессии. Быть может, я это высокопарно сказал.
— Кого бы вы не сыграли никогда?
— А я уже отказался недавно — Сталина. Не стал бы играть Воланда. Потому что к этому нельзя прикасаться. Не ко всему роману — к Воланду. Как и не согласен я с картинами, где разные актеры изображали Христа. Трогать не надо ни одной стороны, ни другой. Вы понимаете, о чем я говорю. Ни добро, что мы называем Господом Богом, ни зло, что мы называем дьяволом. А Сталина я отказался играть, потому что нельзя артисту играть человека, не сострадая ему.
— А бандита, олигарха какого-нибудь тоже отказались бы играть?
— А вот Дон Корлеоне в «Крестном отце», он кто — бандит? Нет, его просто так бандитом не назовешь. Вот если бы сыграть нечто подобное! Играешь же не абстрактного бандита, олигарха, играешь человека всегда. Но почему-то конкретных олигархов, нынешних, мне играть неинтересно. И, кстати, не снято же на Западе картин о Рокфеллере, Моргане, Форде. Вот Каренина и великий Хмелев, и Гриценко играли, мягко говоря, неприятным. Но тогда и проблемы нет, почему Анна изменила ему, ушла. А вот если сыграть его иным… Вот это мне интересно.
— Внук и внучка ваши в артисты не собираются?
— Внучка очень смешно сказала: «Я хочу быть артистом. И артисткой». Что она имела в виду? Вообще я иногда думаю: перед каждым спектаклем уснуть не могу, перед выходом на сцену холодею, ужас! И ведь все это я сам себе устроил! Мазохизм какой-то! Сидел бы себе, чертил что-нибудь.
— А интересно, кем бы вы никогда не смогли работать?
— В науке, наверно. А вот дипломатом мог бы быть. Но мне посчастливилось стать актером. Актерская школа в России — это особая школа, быть может, единственная такая, мы же все для роли буквально из себя «достаем». Поэтому я и позволил себе назвать актерство миссионерством, профессией, которая лечит души человеческие. И я думаю — мне шестьдесят лет, зачем мне это надо? А потом на спектакле чувствую, как затих зал, и сидит известный ученый, который знает куда больше меня, и чем я могу его удивить? А почему-то он заплакал. Нет, это прекрасная профессия. Меня спрашивают: как это можно играть десятилетиями один спектакль, одну и ту же роль? Да я-то один, а публика каждый спектакль другая! И каждый раз все по-новому. Каждый раз возникают новые токи. Каждый раз!

Актерские работы:

Щит и меч [1967]
Служили два товарища [1968]
Жди меня, Анна [1969]
Я, Франциск Скорина... [1969]
О любви [1970]
Операция "Хольцауге" [Белая земля] [1971]
Гнев [1974]
Под каменным небом [1974]
Премия [1974]
Сержант милиции [1974]
Зеркало [1975]
Мой дом - театр [1975]
Полковник в отставке [1975]
Чужие письма [1975]
72 градуса ниже нуля [Семьдесят два градуса ниже нуля] [1976]
Длинное, длинное дело [1976]
Доверие [1976]
Сентиментальный роман [1976]
Сладкая женщина [1976]
Слово для защиты [1976]
Обратная связь [1977]
Обыкновенное чудо [1977]
Мой ласковый и нежный зверь [1978]
Тот самый Мюнхгаузен [1979]
Мы, нижеподписавшиеся [1981]
Шляпа [1981]
Влюблен по собственному желанию [1982]
Ностальгия [1983]
Дом, который построил Свифт [1983]
Поцелуй [1983]
Два гусара [1984]
Храни меня, мой талисман [1986]
Филер [1987]
Полеты во сне и наяву [1988]
Убить дракона [1988]
Мой двадцатый век [1989]
Цареубийца [1991]
Сны о России [1992]
Тьма [1992]
Я - Иван, ты - Абрам [1993]
Mute Witness [Немой свидетель] [1994]
Роковые яйца [1995]
...Первая любовь [1995]
Терра инкогнита [1995]
Агнус Дей [Agnus Dei] [1996]
Ревизор [1996]
Алиса [1998]
Райское яблочко [1998]
Китайский Сервиз [1999]
Человек, который плакал [2000]
Приходи на меня посмотреть [2000]
Бременские музыканты и Co [2000]
Бременские музыканты [2001]
Любовник [2002]
Бедный, бедный Павел [2003]
Влюблен по собственному желанию 2 [2006]
Избранник [2007]
Буги на костях [2007]
Иван Грозный и митрополит Филипп [2008]
Анна Каренина [2008]
Стиляги [2009]